Стивен Пинкер. Чистый лист. Природа человека. Кто и почему отказывается признавать ее сегодня. Перевод с английского Галины Бородиной. Альпина нон-фикшн, 2018
Человек не рождается «чистым листом», у мозга есть врожденная структура. Наше поведение формируется в основном не обществом, а генетически наследуется. Да, люди от рождения отличаются друг от друга. И нет, это не оправдывает дискриминацию. Стивен Пинкер, профессор Гарварда, специалист в области психолингвистики и экспериментальной психологии, объясняет, почему среда влияет на личность гораздо меньше, чем мы думаем, какие страхи испытывает общество перед природой человека и почему бояться ее не стоит.
Теория «чистого листа», согласно которой человек всему учится у общества, не имея никаких врожденных инстинктов и желаний, родилась в эпоху Просвещения как оружие против церковных догматов. С тех пор прошло больше двухсот лет, но человечество по-прежнему находится во власти этой идеи. За это время появилась когнитивистика, доказавшая, что люди ничему бы не научились, если бы не существовало врожденных механизмов обучения; когнитивная нейронаука, показавшая, что у мозга есть врожденные связи; поведенческая генетика, открывшая, что идентичные близнецы ведут себя одинаково, даже если их разлучили еще в детстве, и эволюционная психология, рассказавшая о том, что всесильная культура, на которую мы сваливаем свои грехи, тоже определена природой.
Тем не менее доктрина природы человека сегодня воспринимается почти как экстремистская: Пинкер объясняет, откуда берутся страхи и почему он считает их беспочвенными, попутно рассказывая, как биологический детерменизм меняет расстановку сил в вопросах политики, искусства, насилия, воспитания детей, феминизма. Наука говорит о том, что гендер — не социальный конструкт, мозг мужчины отличается от мозга женщины, но это не значит, что люди обоих полов не должны быть равны в своих возможностях. В свою очередь равенство не подразумевает того, что все группы людей легко взаимозаменяемы. Поэтому Пинкер, например, не поддерживает повсеместные кадровые квоты для женщин — возможно, большинство женщин просто не горит желанием становиться инженерами, с удовольствием выбирая социальные и гуманитарные сферы, и тащить их в инженерное дело силой совершенно необязательно.
В книге есть хорошая новость для родителей: усиленное развитие и воспитание детей мало на них влияют, многие поведенческие признаки уже заложены природой, а то, что не заложено, определяется влиянием не семьи, а сверстников. Поэтому занимать все время ребенка развивающими играми или же винить родителей в своих неудачах на приеме у психолога довольно бессмысленно. Ребенок не пластилин, из него не слепить другого человека, но это опять же не значит, что из-за этого он перестает нуждаться в любви и заботе.
Автор излагает свои идеи последовательно и довольно убедительно, постоянно ссылаясь на коллег-ученых, цитируя то Достоевского, то Борхеса, то Шекспира, при этом не забывая о едких шутках в сторону своих оппонентов. В «Чистом листе» много внимания уделено не только человеческой природе, но и внутреннему устройству научного мира, рассказам об академических предубеждениях и цензуре. Обращение к особенно болезненным темам, таким как раса и пол, напоминает Пинкеру хождение по минному полю — в ученого в любой момент может прилететь обвинение в расизме, сексизме и каких-нибудь чудовищных евгенических экспериментах. Спустя 15 лет после первой публикации книги сравнение с минным полем кажется даже чересчур деликатным.
Стив Фуллер. Социология интеллектуальной жизни: карьера ума внутри и вне академии. Перевод с английского С. Гавриленко, А. Морозова и П. Хановой. Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2018
Социолога Стива Фуллера, профессора британского университета Уорвика, интересует, что происходит с классическими академическими институциями в эпоху общества знания, когда образование становится непрерывным и превращается в главный социальный лифт. Краткий ответ — ничего хорошего.
В университете ученые одновременно занимаются исследованиями и преподают. Эти две разные функции хорошо регулируют друг друга: обучение сдерживает исследователей от ухода в научные дебри, а исследование вносит разнообразие в учебный процесс. Корень проблемы, по мнению Фуллера, в постепенном разъединении этих функций: исследования теперь переводят в научные парки, которые похожи на фабрику патентов, а обучение перетекает в дистанционные образовательные программы, напоминающие фабрику дипломов. Одно из следствий этого разъединения — академическая цензура. Университеты ограничивают преподавание и исследование определенных тем, потому что боятся оскорбить студентов-клиентов или отпугнуть потенциальных заказчиков исследований.
Фуллер с сожалением отмечает, что академии утратили свободу говорить и действовать от своего имени. Что же желать? Академикам пора взять ответственность за свои идеи и превратиться в публичных интеллектуалов. Фуллер недоволен академиками потому, что они сторонятся общественной жизни, предпочитая обмениваться с коллегами сложными, непонятными обывателю терминами.
Проблема в том, что «Социология интеллектуальной жизни» практически целиком написана с помощью этих терминов и адресована не обывателю, а тем же академикам, хорошо разбирающимся в тонкостях социологии знания и философии. Мысль автора свободно перемещается от темы к теме и уследить за ней местами практически невозможно. То есть ровно в том стиле, за который Фуллер критикует коллег.
Судхир Венкатеш. Главарь банды на день. Изгой-социолог выходит на улицы. Перевод с английского Марины Рейнолдс. РИПОЛ классик, 2017
История этой книги началась в 1989 году, когда молодой аспирант-социолог Чикагского университета решил сблизиться с торгующей наркотиками бандой. Венкатеш проведет рядом с этими людьми около десяти лет, пытаясь разобраться не только в устройстве мира гангстеров, но и в том, где и как научные интересы превращаются в личные.
Уникальный опыт Венкатеша уже лег в одну из глав «Фрикономики» Стивена Левитта и Стивена Дабнера под названием «Почему гангстеры живут с мамами». Теперь же на русский перевели полную версию исследования. Венкатеш показывает, что бедняки из гетто меньше всего похожи на незадачливых жертв судьбы. Неблагополучные районы — вселенная, со своими законами и правилами, которая нуждается в изучении, но понять ее с помощью социологических опросников в духе «каково вам быть черным и бедным» невозможно. Венкатеш сначала сближается с главарем банды, который считает ученого кем-то вроде личного биографа, потом с его семьей и партнерами.
Социолог замечает, что структура банды похожа на структуру типичного американского бизнеса. Он рассказывает, как гангстеры управляют жизнью гетто, гарантируя безопасность жителям и одновременно являясь для них источником главной опасности. Проливает свет на то, как члены городских советов помогают бандам отмывать деньги, принимая пожертвования на политические кампании. В качестве эксперимента Венкатеш на день даже становится криминальным лидером.
Отдельная интрига в книге — смятение ученого по поводу собственной роли: нужно ли нарушать ход исследования, чтобы помочь людям? Или, скажем, в какой момент верность науке превращается в соучастие преступлениям? И где вообще разница между профессиональным социологом и человеком, который просто весело проводит время с наркодилерами.
