Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Глуховским Дмитрием Алексеевичем либо касается деятельности иностранного агента Глуховского Дмитрия Алексеевича.
Дмитрий Глуховский. Текст
М.: АСТ, 2017
Звучит неожиданно, но автор серии «Метро» и нескольких других популярных антиутопий Дмитрий Глуховский написал отличный реалистический роман. Буквально грянул оземь и оборотился совершенно новым писателем.
Главный герой «Текста» выходит из тюрьмы и решает отомстить человеку, который ни за что упек его на семь лет за решетку. В результате у него в руках оказывается смартфон обидчика, в котором — чужая жизнь целиком: переписка с девушкой, родителями, коллегами, фото и видео, компромат, проливающий свет на многие загадки. А главное — возможность быть им, другим, а не потерянным в жизни собой. Мрачную послетюремную реальность временно заслоняет реальность виртуальная: с чужими неразрешенными конфликтами, кипучей любовью и манящими большими деньгами. Сквозь историю о жизненном кризисе молодого человека просвечивает технотриллер в духе сериала «Черное зеркало». Мир гаджетов таит в себе хтонические глубины и почти ничем не ограниченную свободу, дает человеку выбор: быть палачом или добрым волшебником. Крепко закрученная интрига затягивает так, что трудно оторваться.
Переход Глуховского на новое литературное поле оказывается закономерным: российская реальность в романе — уже сбывшаяся антиутопия. Превратиться в этих условиях из фантаста в реалиста — путь естественный. «Вроде все и правильно сделал, а все равно — в ад, — рассуждает главный герой „Текста”, пытаясь „дозвониться” до Бога в церкви. — На земле жизнь так организована, чтобы все люди непременно в ад попадали. Особенно в России». Да, вам не показалось, это довольно беспросветный по тональности роман. Но это беспросветность того отрезвляющего качества, которая при грамотном сюжете и психологически достоверных персонажах может стать и читательским удовольствием, и поводом подумать о жизни.
Роман Сенчин. Срыв
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017
«Срыв» не совсем новая книга, это сборник «прозы жизни», половину которого занимает самый известный и удачный роман Сенчина «Елтышевы», половину — десяток новых повестей и рассказов. Проза Сенчина в своем самом сильном проявлении — тот гротескный тип реализма, который оптимисты называют чернухой, а пессимисты — обычной жизнью. «Елтышевы» — квинтэссенция сенчинского мировидения: история о том, как семья, вынужденная уехать из города в деревню, неотвратимо гибнет по законам мира, в котором нет ни надежды, ни будущего, ни возможности что-нибудь изменить.
После «Елтышевых» остальные тексты воспринимаются куда легче. Это все тот же автор, но софт-версия. В деревнях воруют и спиваются, из малых городов уезжают или смиряются, что в большом мире нет места маленькому человеку, молодость проходит, оставляя на прощание кризис среднего возраста, но все это не трагедия, а просто жизнь, которую герои принимают — другой уже не будет. В значительной части текстов появляется сам писатель. Рассказывает о Сибири, в которую то и дело ездит к родителям, описывает встречи в поездах с персонажами, не пригодившимися для литературы, размышляет о своей работе. Наконец, совсем снимает маску перед читателем: «Хреновато, когда у писателя есть визитная карточка. Тем более если она уже потасканная, несвежая. Бывает, автора и восемьдесят лет воспринимают по книге, которую он написал лет в двадцать пять. А следующие сорок — довесок к той давней». Трудно добавить к этому что-то, кроме надежды, что жизнь еще подбросит писателю Сенчину сюжет для большого романа.
Евгений Бабушкин. Библия бедных
М.: Ангедония: проект Данишевского, 2017
Евгений Бабушкин — журналист, лауреат «Дебюта» и Премии Дмитрия Горчева, замглавреда журнала «Сноб» и на редкость талантливый рассказчик. Рассказывая свои истории, Бабушкин будто пританцовывает и размахивает цилиндром на фоне пламени, охватившего город. Так и хочется приписать ему вырыпаевское «правое легкое танцует, левое легкое танцует» и опасно веселое выражение лица артиста Филимонова, читающего эти строки в фильме «Кислород». Но все-таки Бабушкин — лицо самостоятельное, особенно выделяющееся на фоне ровного русского литературного ландшафта последних лет. «Библия Бедных» — дебютная книга, суммирующая опыт автора в разных ипостасях. Такие книги (если они выходят хорошими) пугают, что продолжения не будет или будет нескоро. Эта — хорошая.
Сборник состоит из трех частей: «Ветхий завет», «Новый завет» и «Апокрифы». В первой части — сказки и пьесы для ритмического чтения, остроумные, страшные и полные парадоксальной любви к человеку. Сочетающие обэриутскую эстетику с кабаре Брехта, Петрушевской и печально ернической иронией того же Горчева. В «Новом завете» собраны журналистские тексты Бабушкина: очерки из Сочи и Луганска, истории о сирийских беженцах и повседневной жизни цыган. В «Апокрифах» — очерки по мотивам российской и мировой истории, от возвращения новогодней елки до биографии Гитлера. Во второй и третьей частях исчезает абсурдизм как прием — в материале его хватает с лихвой. А вот язык — точный, лаконичный, немного озорной — остается.
Крышка люка, через который читатель покинет бабушкинский завораживающий в своей странности, страшности и гуманной жалости мир, — послесловие Алексея Цветкова-младшего о Бабушкине как истинно левом журналисте и литераторе, играючи препарирующем подгнившее тело системы. Это алаверды, в общем, излишне: Бабушкин проводит читателя из подземного кабаре через почти всю планету в исторический космос, нужно только не отвлекаться. Однако жанр библии бедных, biblia pauperum, обязывает быть доступным настолько, чтобы поняли даже те, кто не умеет читать. Поэтому же здесь — галерея авторских иллюстраций в духе доведенной до абсурдного комикса средневековой иконографии. И, кстати, в первую очередь из-за иллюстраций стоит посетовать: коллаборация «Сноба» и «Ангедонии» не обеспечила книге достойную бумагу. Не говоря уже о том, что зажимать заглавие и имя автора между двумя огромными логотипами на корешке — как-то не по-христиански.