Андрей Амальрик. Норманны и Киевская Русь. М.: Новое литературное обозрение, 2018
В аннотации к книге указано, что за работу «Норманны и Киевская Русь» (курсовую за второй курс) Андрей Амальрик был в 1963 году исключен из МГУ, «поскольку он отказался в ней что-либо исправлять». Правда, далее, в предваряющей основной корпус книги статье Олега Губарева «Как я достал труд А. А. Амальрика „Норманны и Киевская Русь”», дается совершенно иное объяснение того, почему автора не только исключили из МГУ, но также всячески — причем весьма успешно — пытались сломать его научную жизнь, устроили Амальрику целую цепь преследований, ссылок, тюремного заключения, приведших его в конечном итоге к эмиграции из СССР.
Преследования Амальрика начались после того, как он попытался передать свою работу датскому слависту профессору Стендер-Петерсену через датское посольство в Москве. Сам Амальрик описывал это так: «До сих пор я не знаю, почему посольство, взявшись сначала переслать рукопись, стало действовать таким странным образом и выдало меня КГБ, вместо того чтобы просто вернуть мне рукопись назад, если она его почему-либо не устраивала. КГБ переслал рукопись на рецензию; убедившись, что ничего антисоветского там нет, а есть лишь разбор славянско-скандинавских отношений в IX веке, через несколько месяцев рукопись мне вернули, порекомендовав не делать больше попыток переслать ее за границу…» Историю с попыткой передать свою работу датскому ученому Амальрику припомнили через семь лет. Тогда Амальрик был уже известен как диссидент, автор другой, имевший значительный резонанс работы «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?».
Содержательным же историческим — если можно так выразиться — «грехом» Амальрика стал вовсе не отказ что-либо исправлять в курсовой: он писал свою работу во времена официального, одобренного сверху советского антинорманизма. То есть концепции, строящейся не на научных данных (таковой могла бы стать концепция подлинного, научного антинорманизма, если бы для нее имелись достаточные научные основания), но проистекающей из политических и идеологических предпосылок. Причем сказать, что Амальрик был норманистом «в чистом виде», никак нельзя. Он был научно выше таких идеологизированных дихотомий, как «норманнизм — антинорманизм» — при этом, правда, отмечал, что уровень аргументации, подготовки и работы антинорманистов с источниками таков, что содержательная полемика с ними невозможна. В качестве одного из примеров подобных изысканий Амальрик выбирает статью Серафима Юшкова, юриста и правоведа, с точки зрения профессиональных историков совершенно несостоятельную, однако принятую многими из них как ориентир из-за ее идеологических выверенных положений.
Фрагмент гобелена из БайёОлег Губарев, публикатор и автор предисловия, в своих подробнейших комментариях (они превышают по объему текст Амальрика) убедительно показывает, что Андрей Амальрик «совершил научный подвиг, подготовив и представив во время господства официального воинствующего антинорманизма работу, целью которой было объективное исследование истории, основанное на анализе источников и доступной историографии». Следует добавить — Амальрик совершил и подвиг человеческий: ведь в начале 1960-х (да и значительно позже!) открыто заявить о своем принципиальном несогласии с официальной точкой зрения, тем более заявить аргументированно, с привлечением огромного числа источников и критически переработав труды принципиальных оппонентов, было чревато самыми серьезными последствиями. Обвинения автора со стороны официально одобряемых историков в том, что Амальрик-де «льет воду на мельницу тех, кто пытается протащить представление о неполноценности русского народа, о его неспособности самостоятельно создать свое государство и свою культуру», ложились в общее русло типовых обвинений в «попытке провести идеологическую диверсию». В конечном итоге это привело к тому, что Амальрик был вычеркнут из отечественной исторической науки, в которой он должен был в будущем занять место одного из ведущих историков-медиевистов.
Следует признать, что и сама работа Андрея Амальрика, и комментарий Олега Губарева требуют от читателя немалого внимания и подготовки. Без этого трудно понять аргументацию автора и принять справедливость его критики как работ официальных советских антинорманистов вообще, так и отдельных антинорманских теорий — например, «полянской теории» происхождения Руси. Амальрик же исследует «русь» как дружину, в профессиональном аспекте, что составляет основу его работы. Для него — как историка — нет никакого «унижения национального достоинства» в том, что культура, общество и государство великой страны складывались под самыми разными влияниями на протяжении веков.
Видимо, основным достоинством работы Амальрика является принципиальная научная беспристрастность и честность. Осознавая идеологическую наполненность аргументации антинорманистов, Амальрик тем не менее не дает однозначного ответа на вопрос, «действительно ли первенствующая роль в образовании древнерусского государства принадлежит норманнам». Он считает, что «хотя все имеющиеся в нашем распоряжении сведения складываются в довольно убедительное целое, ни одно из них не может считаться безусловным и доказанным». В заключении Амальрик сравнивает исторические факты с детскими кубиками, пишет, что картина прошлого зависит от того, как будут разложены эти кубики, какую картину из них сложит непредвзятый историк. Автор готов принять любую, но не может принять только одного — того, что из «исторических кубиков», из которых сложена «вавилонская башня антинорманизма», которая неминуемо разваливается от первого же толчка, вызванного непредвзятой критикой, в руках идеологически правильных историков оказывается камень, годный «только на то, чтобы дробить им черепа инакомыслящих».
Алексей Виноградов. В поисках начальной Руси. Латинский след в русском этногенезе. М.: Ломоносовъ, 2018
Русист, кандидат исторических наук Алексей Виноградов в своей книге не просто ищет «латинский след» — его работа выводит на качественно иной уровень, то есть обосновывает латинские корни как самой русской государственности, так и тех народов, которые, ассимилируясь и ассимилируя, составили основу русского этноса. Задавшись извечным вопросом «Откуда есть пошла Русская земля?», Виноградов на основе греческих, латинских, арабских, славянских и других источников, используя последние данные исследований археологов, антропологов и лингвистов, показывает, что определение «Москва — Третий Рим» (строго говоря, автором ни разу не приводимое) имеет не только религиозно-историософские и политические основы. Даже использование этого словосочетания для легитимации притязаний на преемственность по отношению к Византии не исчерпывает до конца его смысл. Автор показывает (сам он скромно пишет — «все вышеизложенное лишь намечает путь к отгадке»), что русь, русские являлись потомками, наследниками Рима и латинской культуры, отмечая при этом, что «конечно Рюрик с братьями не происходили от „кесаря Августа” и не были „родом из Римской империи”. Скорее всего, это были потомки разноязыких варваров — победителей Рима. <…> Эти варвары заимствовали у побежденного титана его язык. И этот романский язык — с искажениями ли, с отголосками ли других наречий, — получается, звучал и на берегах Волхова, Днепра и Дона. Кому-то это может показаться сказкой…»
Сказка это или не сказка, прояснится, быть может, когда-нибудь, но главное в том, что Алексей Виноградов не согласен ни с норманистами, ни с их противниками. Он утверждает, что русь — «большой, многочисленный, весьма известный в раннем Средневековье народ». При этом Виноградов убежден, что народ этот был «разбросан по западной части Евразийского материка». У истоков руси, считает автор, «оказалось германское племя ругов».
Руги, пребывая в водовороте Великого переселения народов, попав в жестокие миграции и жестокие войны, по мнению Виноградова, «мало-помалу смешивались с другими этносами, как германцами <…> аланами, тюрками и, наконец, балтами и славянами». На основе анализа топонимики, имен собственных и географических названий, Виноградов делает вывод, что «главным этно-культурным импульсом, определившим превращение ругов в рутенов, русов, было изначальное мощное воздействие латинского, постримского языка и культуры». Русы «для преодоления негативной конотации своего этнонима в латинском прочтении» свое имя сменили на латинские Ruteni, Russi, «также означавшие оттенок красного или рыжего цвета». Вот смена имени — подобный ход довольно любопытен — и служит точкой отсчета этногенеза русов.
Автор предлагает читателю карту расселения новоназванных русов из Придунавья по двум основным направлениям. Первое — на восток, на Северный Кавказ, в Причерноморье и на берега Дона, где возникло государство каганат Рус. Второе — на север, «к балтийской прародине», где «вместе с разноплеменными союзными группировками руги стали основой этнокультурного объединения варягов». Так, по мнению Алексея Виноградова, в Восточной Европе сложилось «протогосударство» Русь, в котором — автор дает подробный разбор памятников письменности, приводит в доказательство выдвинутой гипотезы примеры из гидро- и топонимики, — государственным языком была латынь.
Это протогосударство, считает Виноградов, по мере развития хозяйства и борьбы с внешними врагами, в ходе естественных процессов ассимиляции русов «подчиненными им, но более многочисленными племенами, прежде всего финнами и славянами, превратилось в полноценную державу Русь».
Автор задается закономерным вопросом — «велика ли получается разница с основными постулатами других теорий происхождения Руси, прежде всего норманнской?» Его ответ — разница, безусловно, есть. Она в первую очередь в том, что норманны были известны преимущественно набегами и грабежами (не только на востоке Европы, но и на большей части Западной Европы), а противопоставляемые норманнам руги и их межплеменное объединение играли созидательную, объединяющую, государственную роль.
Отдав дань модному ныне государственническому тренду, далее автор пишет, что разница также в том, что на Западе растворение германского начала шло столетиями, в то время как на Востоке мы видим очень быстрое вымывание германского начала: «к IX веку оно проявлялось у варягов-русов разве что в личных именах и в некоторых культурных традициях. <…> Сами немцы (Адам Бременский) уже в XI веке не видели в Киевской Руси ничего германского».
Алексей Виноградов считает, что загадка происхождения Руси «оказалась состоящей из многих других». Он удивлен тем, что прежде ученые «обошли стороной многочисленные латиноязычные этносы и наречия Средневековья». Автор высказывает надежду, что продолжение изысканий в намеченном им «латинском направлении» позволит подтвердить гипотезу о гораздо большей близости Руси изначальной европейской цивилизации, основу которой заложил Рим.