Ноги вязнут в мясном болоте: книги недели

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Максим Жегалин. Бражники и блудницы. Как жили, любили и умирали поэты Серебряного века. М.: Individuum, Эксмо, 2025

В предисловии Татьяна Толстая характеризует книгу как «летучий очерк»; нарратив, который сочиняет актер и писатель Максим Жегалин, действительно производит ощущение высокой скорости. Он легко читается, автор бойко комбинирует яркие детали, а повествование стремительно несется от героя к герою, от сцены к сцены. Нетрудно даже заподозрить в «Бражниках и блудницах» беллетризированный набросок к сценарию сериала (тем более что Жегалин пишет в историческом настоящем).

«24-летний поэт Александр Блок курит папиросу за папиросой, то и дело вскакивает и подходит к окну: он слышал выстрелы и знает, что войска стреляли в мирных людей. Блок живет в Гренадерских казармах вместе с женой, мамой и отчимом-офицером. Из окна виден плац — солдаты строятся в шеренги и маршируют. В небе две радуги. И откуда зимой вдруг радуги? Дурное предзнаменование».

Или: «В 12 ночи двери были заперты, окна закрыты шторами. На белой скатерти лежали трехсвечники, соль, хлеб, нож, цветы и виноград. В соседней комнате грелось на спиртовке вино. Свечи были украшены лентами, как делается при венчании. Гиппиус, Мережковский и Философов просили друг у друга прощения, целовали друг другу руки, молились. Каждый пил вино из чаши, каждый читал из Ветхого Завета. После все целовались крестообразно: в лоб, в губы, в глаза. После — обменивались крестами. „Не аскетизм, а влюбленность спасут человека“, — так говорит Мережковский. Так заключается сакральный брак троих. Так все трое превращаются в единое. Так строится царство Третьего Завета».

Оборотной стороной нагромождения лихой фактологии оказывается отсутствие всякого анализа или попытки уяснить внутреннюю логику происходящего, от чего Серебряный век предстает калейдоскопическим карнавалом с привкусом провинциальной мелодрамы, что само по себе, наверное, неплохо, но является только частью истории.

Олег Будницкий. Евреи в Российской империи. 1772–1917. Краткий курс. М.: Новое литературное обозрение, 2025. Содержание

В обширном списке научных интересов историка Будницкого российское еврейство занимает почетное место среди белых эмигрантов, коллаборационистов и дореволюционных террористов. Можно заметить, что всех этих акторов объединяет невстроенность в существующий режим, а также проявленные в разной степени нежелание, неспособность — а иногда и невозможность — в него встроиться.

Как отмечает Олег Витальевич в другой своей работе, евреи «переехали» в Россию, не сходя с места. В результате раздела Польши, который начался в 1772-м, империя, в которой ранее евреям в принципе не дозволялось появляться, оказалась страной с самым большим еврейским населением в мире. Аннотация формулирует центральный вопрос книги следующим образом: как евреи интегрировались в российское общество и как общество на эту интеграцию реагировало? (Спойлер — чем дальше, тем дела шли хуже.)

Будницкий разбирает эти процессы на конкретных кейсах: от службы евреев до судьбы влиятельной династии Гинцбургов — откупщиков, банкиров и золотопромышленников, которые немало вложились как в развитие имперской экономики, так и в защиту прав единоверцев. Завершает повествование описание событий Первой мировой и тектонических перемен 1917-го, в которых герои повествования сыграли роль выдающуюся — впрочем, у автора про это есть отдельная книга.

«Трудно составить достоверное представление о боевых качествах военнослужащих-евреев в период Первой мировой войны. В основном приходится опираться на мнения, которые нередко зависели от субъективного отношения того или иного военачальника или мемуариста к Моисееву племени. Да и широкие обобщения здесь вряд ли уместны. Длинные списки евреев, награжденных орденами и медалями, публиковавшиеся на страницах еврейской печати, столь же мало проясняют вопрос, как и огульные обвинения солдат-евреев в трусости или дезертирстве».

Джошуа Рубинштейн. Троцкий. Жизнь революционера. М.: Альпина нон-фикшн, 2025. Перевод с английского Максима Коробова. Содержание

Идея описать жизнь Льва Троцкого через его еврейство может показаться неожиданной, учитывая, насколько идеолога перманентной вселенской революции вроде бы мало должны были волновать «мелкобуржуазные вопросы» собственной национальной идентичности. Однако это не первый подобный опыт Джошуа Рубинштейна — американского исследователя советского репрессивного государства, автора биографии Ильи Эренбурга, 500-страничной истории системного антисемитизма в послевоенном СССР Stalin’s Secret Pogrom, а также выходившего на русском очерка «Последние дни Сталина».

Как указывает Рубинштейн, радикальнейший и последовательнейший из большевиков пронес через всю жизнь парадокс: «Хотя он был далек от того, чтобы чувствовать себя евреем, он тем не менее тянулся к евреям везде, где бы ни оказался». В этой книге историк ретранслирует идею об особой роли еврейского меньшинства империи в свержении царизма — популярную, заметим, как среди черносотенцев, так и среди скорее сочувствующих социалистической революции. К первым Рубинштейн, разумеется, никак не относится, а от вторых, по собственному признанию, стремится дистанцироваться, чтобы не вставать в длинный строй тенденциозных биографов Троцкого.

Героя своей книги он причисляет к фигурам скорее трагическим, нежели откровенно злодейским, — к тому, увы, распространенному классу политиков, которые из самых лучших побуждений так увлекаются достижением всеобщего блага, что быстро перестают замечать, как в сапогах хлюпает кровь, а ноги вязнут в мясном болоте.

Наверное, эта книга, посвященная по большей части жизни Льва Давидовича в России, очень свежо читается на Западе, где Троцкий в массовом сознании как будто превратился в мультяшного персонажа — любителя богемы, Фриды Кало и психоанализа. Но и в наших краях она будет интересна тем, кто готов для разнообразия увидеть в вожде Четвертого интернационала живого человека, а не просто солярную (ну или лунарную) версию абстрактного Сталина, при которой уж точно был бы порядок.

А еще в книге есть немало поучительных примеров того, как политические обозреватели и сто лет назад ловко распутывали для читателей сложнейшие многоходовки владык нашего бренного мира:

«Лживые публикации в западной прессе сбивали с толку общественное мнение. В июле 1929 г., например, The New York Times вышла со статьей, в которой утверждалось, что высылка Троцкого в Турцию с самого начала была уловкой. „Вся история о вражде Сталина и Троцкого является лишь ширмой, имеющей целью расчистить Троцкому дорогу к тому, чтобы разыграть коммунистическую карту в европейских столицах“. Заметка заканчивалась утверждением, что Троцкий „непрерывно находится на связи со Сталиным“ и вскоре вернется в Москву, поскольку составленный им и Сталиным план — спровоцировать волнения в европейских странах — провалился».

Под ред. А. И. Миллера. Европейские войны Российской империи: сборник статей. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2025. Содержание

Сборник докладов, прочитанных в 2023–2024 годах в кампусе Европейского университета в Санкт-Петербурге в рамках семинара «152 мм» (название отсылает к калибру главного орудия «Авроры», направленного ровно на стены вуза). Его участники обратились к войнам, в которых участвовала Россия со времен Петра, и к тому, как эти самые войны вновь и вновь на символическом уровне то рушили «европейский путь» развития российской государственности, то обманчиво парадоксальным образом способствовали ее сближению с тем, что сейчас называют «коллективным Западом» («Это не единственный способ, но по тем временам такой же нормальный, как заключение династических браков, торговля, дипломатия, заимствование институтов и идей», — указывает ректор ЕУ Вадим Волков).

Речь в этом сборнике, соответственно, идет по большей части о символическом измерении того, что вершило отдельные человеческие судьбы «на земле» со времен Северной войны вплоть до Первой мировой. В книге представлены доклады историков самой разной направленности, стремящихся через условное «прошлое» не предсказать «будущее», а выявить общие закономерности в российско-европейских отношениях, имеющих свойство переходить в экстремальное насилие.

Отдельное и даже особое внимание уделено тому, как военные катаклизмы возводили образ России в политическом воображении европейцев. Тому, как, вопреки периодически теснейшим сближениям, империя легко и непринужденно из «партнера» первращалась в «варвара», через противопоставление которому неизменно производилась идентичность уже европейская.

Примечательно и такое напоминание ректора Волкова о том, что никакого «коллективного Запада» в действительности никогда не было (а «славянофильские» и «западнические» конструкты, заметим, были):

«Во всех европейских войнах Российская империя участвовала не сама по себе, а в составе временных союзов с одними европейскими странами против других временных союзов, и вопрос был не только участвовать или не участвовать в войне, но какую выбрать коалицию для достижения собственных стратегических целей. Англия, Франция, Пруссия, Турция, Швеция, Австрия побывали союзниками России в одних войнах и прямыми противниками в других. К тому же союзы предполагали индивидуализированные отношения. Единственной войной империи, в которой у нее не было союзников, была Крымская война 1853–1856 гг., болезненное поражение в которой запустило новый виток российской модернизации. Но даже и в этом эпизоде говорить о каком-то противостоянии России и консолидированной Европы нельзя, потому что крупные державы на европейском пространстве находились в подвижных военных альянсах и постоянной военной конкуренции друг с другом».

Около Юрия Погребничко. М.: Перо, 2024. Содержание

Всякий, кому доводилось интервьюировать Юрия Николаевича Погребничко, возглавляющего театр «Около дома Станиславского», знает, что дело это непростое и не очень благодарное: удовольствие от процесса получить можно, но узнать что-нибудь положительное о творческом методе режиссера и уж тем более передать это читателю сложновато. ЮН общения в таком формате избегает, поскольку не без оснований опасается быть непонятым, а если уж его так или иначе принудили к разговору, запросто может час или два рассуждать о пустоте и бесконечности, причем такое ему совершенно не надоедает. Тем удивительнее, что, по всей видимости, его актеры, в отличие от его публики, вполне способны воспринимать абстрактные рассуждения ЮН, иначе откуда бы взялись все те великолепные спектакли, которых он немало поставил за свою жизнь. Оценить, как это происходит, можно благодаря первому разделу книги «Около Юрия Погребничко», в котором опубликованы текстовые версии его мастер-классов:

«А я и говорю: „База — ощущения“. А вот теперь дальше. Этим человек не исчерпывается. Ну, практически он этим исчерпывается. Потенциально человек не раскрывается, сколько я ни наблюдал. Какие-то экстраординарные моменты, мгновения какие-то. Что-то летит на тебя, и тут включается еще что-то. Но это обсудить мы не можем. А вот само раскрытие потенции как восприятие окружающего не за счет реагирования, не за счет характера, то есть не за счет некоего наследственного, врожденного, к тебе не имеющего отношения, строго говоря».

И так далее. Соответственно, чтобы хотя бы что-то о театре Погребничко понять, надо туда в первую очередь ходить, а во вторую можно теперь ознакомиться со сборником материалов, часть из которых в большей степени передают дух и независимый характер главного героя; другие же, собранные по разным изданиям статьи и рецензии, предлагают также содержательный анализ, и даже если вы совсем не в теме, то про ватники, буддизм и т. п. кое-что узнаете, а уж поклонники режиссера точно будут довольны. Пренебрегать небольшими текстами не стоит, ценные замечания разбросаны по всей книге. Вот, например, цитата из отклика Григория Заславского на спектакль «Только тот холодный осенний вечер»:

«Погребничко не мастер рассказывать истории, вернее, конечно, он — мастер, большой, может, правильней сказать, что Погребничко — великий мастер не рассказывать истории, то есть увлекать не сюжетом, приключенческим или мелодраматическим, — он мастер погружать своих зрителей в состояние, в той или иной мере знакомое каждому. Поэтому сентиментальные рассказы зрелого мастера Бунина в спектакле зрелого мастера Погребничко мирно соседствуют со строчками Пастернака из „Поэмы о ближнем“ и рассказом о битве при Фермопилах в исполнении Александры Толстошевой, так естественно возникающем на фоне побережья, обозначенного колоннадой набережной и видео мирного морского прибоя».