Недавно вышедшая в русском переводе книга Вернера Херцога посвящена офицеру японской армии, который отказался признать окончание Второй мировой и до 1974 года продолжал партизанить на маленьком острове в Южно-Китайском море. Сочувственный отзыв на это произведение мы уже публиковали, а теперь предлагаем вам ознакомиться с критической рецензией Александра Филиппова-Чехова.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Вернер Херцог. Сумерки мира. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023. Перевод с немецкого Егора Зайцева. Содержание

Роль Вернера Херцога в современном кинематографе представляется мне примерно следующей: ушедший в глубокую тень собственных знаменитых картин мэтр снимает документалки и озвучивает эпизодических персонажей в левацких мультсериалах. Иногда ему перепадает эпизод и в кино, правда, второго ряда. Оперу Херцог тоже давно не ставит. В 2013 году он сыграл Александра фон Хумбольдта — персонажа, во многом похожего на него самого. Достигнув заметного карьерного роста, фон Хумбольдт так и не открыл ничего великого, всю жизнь пребывая в тени своего великого юношеского путешествия в Южную Америку. Герой фильма «Другая родина» («Die andere Heimat», реж. Эдгар Райтц), который всю жизнь мечтал перекинуться хотя бы словом с легендарным натуралистом, встретив его, убегает, поскольку совершенно не понимает, о чем с ним говорить, зачем и, главное, как. Выход на русском языке одной из трех книг Херцога, переведенной силами Егора Зайцева (два других претенциозных опуса режиссера зачем-то готовятся к выходу в издательстве Individuum), вызывает лишь один из трех этих вопросов. Пагубная привычка кинорежиссеров писать книги, впрочем, на руку издателям. Кринж-пособие Дэвида Линча по медитации и, простите, осознанности «Поймать большую рыбу» показало уверенные продажи.

Кинематографичность книги «Сумерки мира», которую отметил в своей заметке коллега Лукоянов, бросается в глаза сразу, однако кинематографическая ее структура стара и банальна: скачущее линейное повествование обрамлено отстоящими на 29 лет эпизодами обнаружения и эвакуации главного героя, которые, в свою очередь, обрамлены пред- и послесловием Херцога, повествующими о его встрече с японцем Онодой. Даже немецкий кинематограф в плане композиции ушел далеко вперед, поэтому очень хочется эту псевдосложную нелинейную структуру разрушить, расположить главы в хронологическом порядке и посмотреть, что выйдет. Спойлер: станет еще скучнее.

История Хироо Оноды, провоевавшего до 1974 года на полях и в джунглях Второй мировой, а точнее — на филиппинском фронте, хорошо известна и тщательно задокументирована. Никакой новой информации книжечка Херцога не предлагает (статья в русской википедии едва ли не более подробна), но вполне живо пересказывает этот сюжет читателям, которые никогда об Оноде не слышали. Смущает наивный восторг неофита, с которым Херцог спустя полвека разворачивает перед нами это, с позволения сказать, масштабное литературное полотно. Обнаруживая ресентимент типичного европейского интеллектуала в отношении Японии, смакуя всяческие колоритные подробности вроде протирания самопальным пальмовым маслом фамильного меча или добывания огня из бамбука, Херцог, кажется, не понимает, что и его визит в Японию, где он ставит классическую историю про 47 ронинов на театре, чем без ложной скромности спешит поделиться, и его приглашение на прием к императору (разумеется, отклоненное, поскольку о чем вообще говорить с императором, лучше уж поболтать с партизаном) суть проявления типичного японского ресентимента в отношении Запада. Еще более наивные и неуклюжие пассажи в «Сумерках мира» относятся к реалиям войны. Херцог, например, любовно обсасывает эпизод, из которого следует, что некоторые бомбы весят как целый буйвол. Вот это да! Но есть, господин литератор, снаряды и потяжелее, есть и потяжелее.

Завороженность героикой войны в наши дни может разве что удивлять, но именно ей проникнута книжка. Отсюда и использование набившего оскомину настоящего времени вместо прошедшего (так напряженнее!), и все эти «die erste Kolonne marschiert», эсминцы, вертолеты, эполеты и фамильные мечи в кустах. Причем под военный колорит подверстывается абсолютно все: Херцог валит в одну кучу и мимикрию мотыльков и рыб — это, видите ли, партизанская маскировка, и охотничьи причиндалы гремучей змеи и глубоководного удильщика — что это, если не оружие, ведь в природе «эта тактика подчинена только целям войны»? Кстати, о животных — вернее, о животных, в наибольшей степени связанных с военной символикой, то есть о лошадях. В едва ли не самом кинематографичном (непонятно, реальном или все-таки фантазийном) эпизоде книги Онода с боевым товарищем слушает радиотрансляцию скачек и ставит на Белого призрака, который внезапно вырывается «из стартового коридора, сбросив наездника. С пустым седлом он выбегает за ворота и галопом несется к автостоянке. Конюхи пустились в погоню, но как они найдут лошадь среди двадцати тысяч припаркованных машин?» Наверное, это действительно не так просто, ведь лошади и машины очень похожи, но нас все-таки мучает другой вопрос: как режиссер с мировым именем мог впустить в свою книгу такой избитый, такой пошлый образ, как вырвавшаяся на свободу белая лошадь? Впрочем, без лошади в этом суши-вестерне, сценарий которого господин режиссер пытается подать читателю как дзен-откровение, обойтись и не могло.

Но это не единственный и даже не самый поверхностный и унылый прием в «Сумерках мира». Под конец небольшой книги Херцог и вовсе выдает пассаж: «[Онода] часто задавался вопросом, не были ли годы на Лубанге всего лишь сном <...> Где граница между реальным, осязаемым предметом и памятью о нем? <...> Был ли он лунатиком тогда, или он спит сейчас и это сейчас ему снится?» Вот уж действительно. Складывается ощущение (иль это только снится мне?), что Вернер Херцог не прочитал за свою жизнь ни одной книги, а также не снял ни одного фильма, и теперь щедро делится с нами словно только что изобретенными им формальными и композиционными приемами.

Херцога завораживает неотступность следования отданному некогда приказу, абсолют долженствования, и он неслучайно упоминает историю о 47 ронинах — этот образец преданности, европейскому человеку, кажется, недоступный. Но несмотря на весь херцоговский пафос, больше всего «Сумерки мира» напоминают комедию 2016 года Army of One (в достойном русском переводе — «Миссия: Неадекватна»), снятую Ларри Чарлзом и посвященную судьбе и служению простого плотника из Колорадо Гэри Фолкнера (в исполнении блистательного Ника Кейджа), которому Господь поручил ликвидировать бен Ладена путем усекновения главы последнего. Весьма по-японски, кстати. Миссия Фолкнера, как и миссия Оноды, как и попытка Херцога представить этот курьез в виде истории о чести и долге, масштабировать его до универсальности высокой трагедии, оказалась невыполнимой.

Херцог в очередной раз искренне решил тряхнуть стариной и сработать по уже опробованной («Агирре», «Зеленая кобра», «Фицкарральдо») схеме: нанести на художественное полотно точку сгущения истории и рассмотреть ее под микроскопом. Но литературного таланта режиссера хватило только на сомнительные обобщения вроде «Время за пределами нашей жизни состоит из резких рывков, не способных встряхнуть безразличную Вселенную» или «не существует и настоящего, ибо каждое сделанное движение руки — уже в прошлом, а каждое последующее — в будущем». О чем это все? Зачем? Так ли это? Черт побери, Херцог-сан, есть мнение, что все несколько сложнее.