По окончании 7000 года по «византийскому» летоисчислению, то есть — в 1492 году от Рождества Христова, в средневековой Руси ожидалось Светопреставление. Апокалипсис. Второе пришествие Иисуса Христа.
Византийское летоисчисление в V веке предложил монах из Александрии Египетской Панодор. Монах рассчитал по Библии дату Сотворения мира, и у него получился 5508/09 год до нашей эры. Летоисчисление по Панодору стало одним из аргументов к свершившемуся позже разделению церквей и окончательному выходу Восточной церкви из-под власти Римского папы: католики не признавали и не признают точных дат Сотворения мира, так как такие даты должны предполагать и определенную дату его конца (знать которую доброму католику не пристало). Другое дело – восточное православие. Для пришедшей на Русь из Византии церкви круглая дата в семь тысяч лет подходила вполне. Вот только явных признаков приближения конца света не наблюдалось. Ходили лишь слухи…
…Николай Борисов выбрал 1 сентября 1492 года (наступление нового года в средневековой Руси отмечали именно в этот день) отправной точкой повествования. Да, признает Борисов, явных признаков не было: ни эпидемий, ни опустошительных пожаров, войн. Но все же эсхатологические ожидания отразились на всех аспектах жизни тогдашней Руси. Используя материалы летописей, мемуары путешественников, труды других историков, сочинения писателей и поэтов, он создал объемную, живописную и детальную картину повседневности в преддверии Страшного суда. Историк отступает от основной даты на годы, даже столетия, рассказывая о событиях времен Василия Темного и Ивана Калиты, и уходит от нее вперед, описывая времена Ивана IV и вплоть до императора Петра. Благодаря этому контексту картина становится более полной.
Для придания ей большей убедительности Борисов выбрал своеобразный жанр исторической публицистики. Его книга не сухой научный труд, она наполнена наблюдениями зачастую не исторического толка, впечатлениями путешественника и размышлениями о философской и художественной литературе.
Автор задается вполне естественным для публициста вопросом – кому нужна история? Убежденный, что история и знания о ней нужны всем, Николай Борисов выделяет типологию «потребителей» истории. Так он, в третьей части книги, «Человек и его дело», описав жизнь и быт в XV веке крестьянина, воина, воеводы, государя, инока, делится соображениями о предназначении историка, и выстраивает «пирамиду» осведомленности в отечественной истории, которая, с его точки зрения, включает в себя все типы «интересантов»: несведущие, приобщенные, увлеченные и, на вершине пирамиды, посвященные. От несведущих до посвященных возрастает «экзистенциальное значение истории», ее внутренний смысл. При этом автор признает, что «…в истории, как в провинциальном ресторане, приносят не то, что значится в меню, а то, что есть на кухне. «Съедобные» источники разбросаны по периодам крайне неравномерно».
Очерки повседневной жизни на фоне ожидания конца света Борисов начинает с описания «последнего года» — с событий, непосредственно предшествующих ожидаемому концу. Здесь и набег татар на окрестности города Алексин под предводительством Тениша, и стычки на границах с Литвой. Современному читателю, привыкшему, что границы далеко и под надежной охраной, будет удивительно узнать, что шестьсот лет назад границы Московского государства были неподалеку от Можайска, а после одной из стычек среди захваченных литовских пленных оказался и литовский воевода, Борис Семенов сын Александров. Автор, правда, не упоминает, что очень недолгое время форпост Литвы был еще ближе, в районе нынешнего Наро-Фоминска, но зато красочно описывает взятие Новгорода Великого войсками Ивана III. Почти как психолог, он описывает менталитет жителя средневековой Руси, его отличие от менталитета турок-османов, захвативших под предводительством султана Мехмеда II Константинополь. Государь Иван переселил новгородцев-перебежчиков, помогших взять город, в Москву, дав им земли и подъемные. Мехмед, пообещав жизнь, свободу и сохранение богатства, сварил открывших ворота ромеев в кипятке.
Немало места в книге уделено личности, политике, семье Ивана III, что неудивительно – Борисов написал великолепную книгу «Иван III» для серии «ЖЗЛ». Московский государь, по Борисову, оказывается одним из немногих, кто относится к предсказанию о Конце света со скепсисом. Он продолжает руководить страной, в которой, выражаясь современным языком, снизилась деловая активность, допуская, что апокалипсис пройдет стороной или его последствия не будут столь сокрушительными. Не оставляют своего дела и купцы: бизнес должен продолжаться, и Иван III выдает братьям Григорию, Михаилу и Николаю Рычковым грамоту на разработку «соляного ключа» на впадающей в Двинскую губу Белого моря реке Куй. Сам текст грамоты «…не давати великого князя оброку и иных никоторых пошлин семь лет…», данной «лета 7000», свидетельствует, что приближение Страшного суда в расчет людьми предприимчивыми и самим государем не принималось.
Книга завершается описанием «круга жизни» жителя Руси последних лет XV века. Заключительная глава «Мужчина и женщина» посвящена любви, свадьбе, семейной жизни того времени. Автор в очередной раз пользуется случаем, чтобы продемонстрировать разницу менталитетов, цитируя посла императора Священной римской империи при Иване III Сигизмунда фон Герберштейна: русская жена иноземного кузнеца, проживавшего в Москве, считала, муж ее недостаточно любит, потому что не поколачивает.
Жанр «исторической публицистики», предоставляющий автору простор в описаниях и домысливаниях, дает сбой в тех деталях, где требуется абсолютная точность. В «Повседневной жизни средневековой Руси», представляющей дополненное переиздание работы 2004 года, присутствует ошибка, которая если и не меняет взгляд на книгу, то сеет сомнение в обоснованности выбранного жанра.
Отмечая, что «основным рассадником эсхатологических настроений» был Великий Новгород, Борисов пишет, что «в Новгороде было широко распространено мнение, что у разных народов конец света и Страшный суд будут происходить в разное время, в соответствии с тем, когда по их календарю истекает седьмая тысяча лет». Поэтому в конце XV века началось распространение ереси «жидовствующих»: «массовое отречение от христианства происходило на фоне оживления религиозного энтузиазма еврейских общин на Руси» (но примеров «оживления» Борисов не дает). Популярность «жидовствующих» объясняется тем, что «согласно иудейскому летоисчислению, до истечения седьмой тысячи лет от Сотворения мира оставалось еще около трехсот лет». Иными словами, впадение в ересь «жидовствующих» имело объяснение чисто прагматическое: если до Страшного суда еще много времени, то переход вполне оправдан.
Однако, в XV веке еврейские общины Европы, в том числе – Восточной, а также примыкавшие к иудаизму секты, вели летоисчисление или по летоисчислению Селевкидов (от 7 декабря 312 года до н.э.) или по летоисчислению, утвержденному в III веке рабби Гиллелем II и основанному на сочинении Седер Олам (буквально – «Порядок мира»). В последней системе летоисчисления, существующей и по сей день, Сотворение мира приходится – по юлианскому календарю — на октябрь 3761 года до н.э., если быть совсем точным – на 17 часов 11 минут 20 секунд. То есть, ни по одному иудейскому летоисчислению не получается выгадать вожделенные 300 лет, на которые откладывается Апокалипсис.
Поиском других причин, приведших к распространению ереси жидовствующих, автор (заведующий кафедрой истории России до начала XIX века исторического факультета МГУ), не озаботился ни в первом издании книги, ни в расширенном и дополненном. Очень жаль — ведь эта ересь оказала влияние не только на эсхатологические ожидания веривших в конец времен, но и на повседневную жизнь тех жителей Московского государства, кто даже и не задумывался об Апокалипсисе.