Александр Григоренко изобрел новый северный эпос. Его «таежную» дилогию, «Мэбэт (история человека тайги)» и «Ильгет. Три имени судьбы», называли то вестерном, то Маркесом, хвалили и ругали за богатый этнический колорит, номинировали на все крупные российские премии, но дальше шорт-листа романы автора из Дивногорска до сих пор не добирались. И вот 2 ноября объявила своих лауреатов литературная премия «Ясная Поляна». Одним из победителей в номинации «XXI век» стала повесть Григоренко «Потерял слепой дуду» (приз — один миллион рублей).
«Потерял слепой дуду» — на первый взгляд, неожиданный поворот. Вместо остросюжетных ненецких приключений, где под завывания вьюги ницшеанская идея сверхчеловека трансформировалась в христианское счастье смирения, — история хиреющей деревни и глухонемого мальчика с печальной судьбой. Впрочем, когда повесть вышла под одной обложкой с автобиографическими текстами Григоренко, многое прояснилось: и любовь к деревне, и ностальгия по дружному, но все равно развалившемуся Союзу, и восхищение главным писателем Красноярского края (а Дивногорск находится именно там) Виктором Астафьевым.
Хорошая новость заключается в том, что при таких исходных данных Григоренко нельзя причислить к «новым деревенщикам», во всяком случае в том виде, в каком мы к ним привыкли за последние годы. В отличие от книг Романа Сенчина вроде «Елтышевых» и «Зоны затопления», новая история Григоренко не просто деревенский нуар, где ничего хорошего уже не может произойти в принципе, а рефлексивная социальная драма, которой не чужды проблески надежды.
В центре сюжета — Шурик, родившийся с иконописным лицом и почти полным отсутствием слуха. Шурика любит вся деревня, а особенно «баушка» Валентина и дядька, бывший моряк. В детстве Шурик знает, что «весь мир за него», играет с самой красивой девочкой, помогает деду забивать бычков, а потом учится в интернате, возвращаясь в деревенский дом каждые выходные, работает на заводе и даже женится. Тем временем советская страна перестает существовать, деревенские мужики спиваются и мрут, а Шурику перестает везти по жизни. Баушка стареет, всем становится недосуг возиться с непростым младшим родственником, а тем более вникать в его проблемы. Каждая досадная оплошность, которую допускает Шурик, кажется окружающим закономерностью. Как рассуждает о своей фатальной заброшенности он сам, беда в том, что «все хорошие люди, только заняты и болеют».
Для Григоренко Шурик, вероятно, одновременно символизирует одиночество всякого постсоветского человека и встает перед этим человеком молчаливым упреком, зеркалом, в котором отражается суетливость, невнимательная деловитость и убийственная зацикленность на себе. Правда, идея эта дана так прямо, что вынуждает читателя или противиться ей, или солидаризоваться, но в любом случае реагировать буквальнее, чем хотелось бы. А когда в финале возникает прозрачный намек на события 1861 года, становится и вовсе не по себе. Но еще одна хорошая новость в том, что этот пафос уютно укутан в самобытную, точную, в меру — именно в меру — народную и поэтичную речь Григоренко.
Те, кто с усилием отплевывался от ненецкой ономастики предыдущих книг автора, должны оценить новый творческий поворот. Очевидно, что к этому лагерю принадлежит и нынешнее жюри «Ясной Поляны». Номинация «XXI век», согласно положению о премии, призвана «отмечать произведения современных авторов, которые несут в себе идеалы человеколюбия и нравственности, определяя круг тенденций настоящего времени». С человеколюбием и нравственностью у Григоренко всегда было все в порядке, но едва ли можно считать «таежного Маркеса» выразителем новейших тенденций. Немного жаль терять оригинального литератора, который мог предложить публике что-то совершенно новое, зато теперь этой публики точно станет больше.