Первая русская биография Вудхауса, энергетическая карта мира, святыни Венеции, сборник статей о простых людях в сложных ситуациях, а также удивительная книга о звуках музыковеда Сергея Румянцева. Как обычно по пятницам, Иван Напреенко рассказывает о самых любопытных новинках недели.

Сергей Румянцев. Книга тишины. Звуковой образ города. М.: Бослен, 2021. Содержание

По собственному признанию, музыковед Сергей Юрьевич Румянцев (1951—2000) страдал гиперакузией — «повышенной чувствительностью к звуку вообще»; по счастливому для нас, читателей, обстоятельству он был так же чуток к словам и обходился с ними умело. Чудесно написанная и содержательно важная «Книга тишины» с трудом укладывается в жанровые определения. С одной стороны — это «слуховая автобиография», с другой — сборник очерков о городской экологии звука, с третьей — рефлексии об особенностях национального звукосозерцания, с четвертой — анализ акустических ландшафтов Москвы конца XIX — начала XX века; список можно продолжать.

Румянцев рассуждает о вещах предельно личных — что может быть интимнее звука? — перебирает воспоминания о тишине, которая «плескалась» за стенами молодых новостроек Теплого Стана в его юности (нельзя избавиться от мысли, что примерно в те же годы в тех же краях слушал мир другой человек повышенной чувствительности, Борис Усов). Эту гиперинтимность автор бесшовно связывает с крупными сюжетами культуры, размышляя об экспериментах Арсения Авраамова (Румянцев написал его лучшую биографию «Арс Новый»), философских идеях Павла Флоренского, воспоминаниях мирискусника Мстислава Добужинского. В итоге мы имеем одно из самых интересных и тонких высказываний о взаимоотношениях человека со звуком, которое перетягивает по важности иную переводную серию.

Новое издание (первое увидело свет в 2003 году) дополнил музыкант Петр Айду. Материал расширен за счет фрагментов авторских рукописей, манифеста Луиджи Руссоло, статьей о голосах птиц, фрагментов «Устава церковного звона» (колокольный благовест в акустической вселенной Сергея Юрьевича занимал особое место) и т. д. Впрочем, эти добавления создают какофонический эффект: румянцевские тексты, безусловно, самоценны без всяких бонусов.

«За щекотящим гальем следуют чирикающие воробьи, когда-то составлявшие подавляющее большинство птичьего населения Москвы. Возможно, и правы те, кто связывает резкое сокращение воробьиного поголовья с исчезновением овса и лошадей. Но лошадь перестала быть основным средством передвижения очень давно. А воробьев здесь, в Теплом Стане, и в 70-е годы было очень много».

Обычный человек в необычное время. К 60-летию со дня рождения С. В. Ярова. СПб: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2021. Содержание

Историк Сергей Викторович Яров (1959—2015) стал известен широкой публике своими последними книгами «Блокадная этика» и «Повседневная жизнь блокадного Ленинграда»; за эти замечательные исследования его упрекали в «непатриотичности» и даже «фальсификации истории». Общий сюжет работ Ярова — это простой человек (обычно, житель его родного Петербурга) в политически сложные годы. Показательны в этом отношении названия трилогии: «Горожанин как политик. Революция и военный коммунизм глазами петроградцев 1917–1921 гг.», «Крестьянин как политик. Крестьянство Северо-Запада России в 1918–1919 гг.: политическое мышление и массовый протест», «Пролетарий как политик. Политическая психология рабочих Петрограда в 1917–1923 гг.».

В этот пестрый сборник вошли неровные по качеству, но неизменно интересные по фактуре статьи, проблематика которых продиктована научными интересами покойного. Все публикации разбирают частные сюжеты, чьи детали обогащают понимание куда более широкой картины. Отсюда можно извлечь ответы, например, на такие вопросы: какую роль играли экскурсии в воспитательной перековке человека 1920-х? за что судили извозчиков в революционном Петрограде? как подобало вести себя в зале раннесоветского суда?

«Раннесоветское право отличалось от большинства привычных нам правовых систем в том отношении, что оно явно призывало судей руководствоваться своими эмоциями и отказывалось от традиционного примата рациональности при вынесении судебных решений. Так, например, народный комиссар просвещения Анатолий Луначарский сравнивал атмосферу новых революционных судов с „кипящим, бродящим“ молодым вином и противопоставлял их „судам-мумиям“ старого режима».

Дэниел Ергин. Новая карта мира. Энергетические ресурсы, меняющийся климат и столкновение наций. М.: Альпина-паблишер, 2021. Перевод с английского М. Витебского. Содержание

Допустим, вы пролежали двадцать лет в коме, пришли в себя и живо желаете узнать, как обстоят дела с геополитикой в сфере энергетики. В таком случае эта книга сослужит вам хорошую службу. Консультант Дэниел Ергин, специализирующийся на книгах-дайджестах по энергетическим вопросам, написал работу, которая с американской обстоятельностью — если не сказать пространностью — обобщает, как обстоят дела в главных энергетических державах, и намечает очертания возможного будущего.

На выходе мы получаем коллажную круговерть, где мелькают саудовские принцы, Севрский договор 1920 года, фонтаны сланцевой нефти, Путин, ИГИЛ (организация запрещена в России), беспилотные автомобили, технические характеристики кобальтовых батарей — и все в клубах дыма традиционных индийских печей чулха, которые топят коровьим навозом. Отдельные элементы картины (например, Трамп — при том, что книга вышла в прошлом году) по неясным причинам отсутствуют, да и вообще от чтения чувства ясности не возникает, но чувство причастности моменту — да, пожалуй.

«Если кто-то хочет знать точную дату начала первого энергетического поворота, когда каменный уголь стал промышленным топливом, опередив древесину, то это январь 1709 г. Квакер Абрахам Дарби, английский металлург и предприниматель, работая на своей доменной печи в деревушке Калбрукдэйл, понял, как очистить уголь от примесей. В результате получилась версия угля с повышенным содержанием углерода, известная как кокс. <...> Итогом стала промышленная революция».

Ренато де Антига. Венеция. Гавань святых. СПб: Алетейя, 2021. Перевод с итальянского О. Цырлиной

Для любителей ценностей, не подверженных времени и тлению: под одной обложкой вышли два сочинения профессора университета Падуи Ренато де Антига — «Венеция. Гавань святых» и «Путеводитель по византийской Венеции». Вместе они образуют самый исчерпывающий гид по византийским христианским святыням в городе.

Изобилие оных святынь объясняется тем, что история Венеции тесно сплетена с историей Восточной Римской империи: город пользовался особенным покровительством византийских самодержцев, особенно в эпоху Юстиниана, а титул местных правителей — дожей был пожалован напрямую из Константинополя. Ничуть не менее значительны церковные контакты Венеции с Православным Востоком вообще: в литургии венецианских храмов до недавнего времени сохранялись элементы православного богослужения. При этом культ восточных святых в Венеции и его материальные воплощения остаются малоизученной темой, что делает издание де Антиги особенно примечательным.

«Вмч. Георгий Победоносец
Мощи святого, хранящиеся в аббатстве Сан Джорджо Маджоре, прибыли в Венецию только в 1462 году при аббате Теофило Беакви. Реликвия святого, помещенная в реликварии вместе с другим святынями, представляет собой фрагмент черепа, скорее всего, лобную кость взрослого мужчины, не пожилого».

Александр Ливергант. Пэлем Гренвилл Вудхаус. О пользе оптимизма. М.: АСТ, 2021. Содержание

Литературовед, переводчик, главный редактор журнала «Иностранная литература» написал первую русскую биографию великого английского юмориста ХХ века, создателя культовой парочки Дживса и Вустера — «в литературном, театральном, общественном и политическом интерьере эпохи».

Вудхаус в интерпретации Ливерганта оказывается персонажем, который сошел со страниц собственных произведений. Это безукоризненный английский джентльмен, чуть не от мира сего. Он не расстается с любимым пекинесом и не менее обожаемой печатной машинкой. Любые испытания и невзгоды он способен обратить в абсурдистскую шутку — и благодаря этому навыку оказывается неуязвим перед любым ударом судьбы. Купить в 1940-м дом на севере Франции, выйти на прогулку с собачкой, встретить группу не говорящих по-французски солдат в незнакомой форме, тут же попасть в лагерь для интернированных, недоумевая, что происходит? Это про Вудхауса.

Житейские приключения самого популярного британского писателя своего времени описаны так легко и увлекательно, что читаются, признаться, легче многих его текстов.

«Кстати о санатории. Спустя несколько дней после приезда заключенные англичане пожаловались коменданту на грубое обращение французских надзирателей. И комендант, вместо того чтобы заключенных примерно наказать... устроил надзирателям разнос и смягчил режим. Разрешил англичанам свободно передвигаться по тюрьме. А когда пришло время Лоос покинуть, немецкий солдат подошел к Вудхаусу, крепко пожал ему руку и сказал: „Спасибо вам за Дживса“. Мы еще забыли сказать, что по дороге в Лилль немецкий сержант давал англичанам сигареты и позволял запастись на остановках красным вином. Вот они, оказывается, какие немецкие солдаты — отзывчивые, великодушные, начитанные! Нам бы таких на Восточном фронте!»