Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Питер Вронский. Сыны Каина. История серийных убийц от каменного века до наших дней. М.: АСТ, 2022. Перевод с английского Валерии Либельт. Содержание. Фрагмент
Профессиональный историк-криминалист и доктор исторических наук Питер Вронский написал книгу о том, что он знает лучше всего — о деятельности серийных убийц. При этом автор анализирует не только непосредственно жизнь тех или иных маньяков (по удивительному совпадению в свое время Вронский чуть было не взял интервью у Чикатило, когда приезжал в Москву в качестве журналиста: тот специально пришел на Красную площадь, поскольку был возмущен постройкой общественных туалетов рядом с его домом и хотел рассказать об этом западной прессе, но журналисты не уделили ему внимания), но и само понятие «серийное убийство», закрепившееся только в восьмидесятые годы прошлого века. И хотя как таковой термин действительно был введен в оборот примерно в это время, феномен серийных убийств автор возводит буквально к доисторическим временам.
Вронский, помимо прочего, утверждает, что в каком-то смысле серийные убийцы не совершают ничего предосудительного — конечно, только если посмотреть на это с точки зрения равнодушной природы, а не социальных норм. За агрессию в человеческом организме отвечает так называемый рептильный мозг, который завязан на «четыре П»: пропитание, противостояние, побег и продолжение рода. Поэтому сбой в этой системе может подчинить себе все сознание человека, заставив его наслаждаться убийством. И в этом действительно есть некая логика, которая не снимает с убийцы ответственности, но помогает понять причины, которыми обусловлено его поведение.
С другой стороны, Вронский также отмечает, что люди стали людьми во многом потому, что находили способы сопротивляться первобытному желанию убивать без какой-либо рефлексии. В подтверждение этого тезиса автор цитирует историка и психолога Акопа Назаретяна: «Грузинский философ Мамардашвили (1990) писал, что род человеческий появился, когда один человек оплакал смерть другого. К сожалению, эмпирические данные археологии и этнографии вынуждают нас переформулировать этот элегантный афоризм. Теперь он уже не звучит так романтично: протолюди появились из-за страха перед мертвыми».
Здесь автор упоминает неандертальцев, которые, как считается, вымерли именно из-за отсутствия запрета на внутривидовое насилие. Вронский пишет, что они ни в чем себя не сдерживали и истребляли не только врагов, но и друг друга, причем серийно, используя каменное оружие. В конце концов остались только неандерталец и человек разумный. И тот, и другой обладал способностью создавать орудия (в том числе орудия убийства), но у неандертальцев был более крупный мозг и они были физически сильнее людей. Так почему мы уничтожили их, а не наоборот? — логично спрашивает автор. И сам отвечает на свой вопрос: где-то в середине или даже ближе к концу эпохи палеолита (40–100 тысяч лет назад) люди начали ощущать иррациональный страх перед мертвыми соплеменниками: конкретно этот страх выразился в опасении, в соответствии с которым мертвые могут восстать и начать мстить живым. Так мы стали некрофобами и начали бояться убивать друг друга, что в итоге и поспособствовало сохранению вида.
Но как нам удалось узнать о том, что думали и как относились к своим мертвецам наши доисторические предки? Согласно Вронскому, о некрофобии свидетельствуют археологические раскопки так называемых девиантных погребений. В СМИ такие могилы иногда называют «могилами вампиров», поскольку все они обладают особенностями, необходимыми для того, чтобы не дать трупам восстать из мертвых. Археологи составили список многочисленных первобытных (и более поздних, от античных до современных нам) девиантных захоронений по всему миру, отмечая свидетельства, доказывающие существование страха перед умершими. В подобные практики обычно входит придавливание тела крупными камнями, фиксация гвоздями, клиньями и кольями или же обезглавливание. Подобные захоронения, что характерно, встречаются по всему миру:
«В местности Чжоукоудянь в Китае (место обитания „пекинского человека“) расположение большеберцовых костей двух обнаруженных скелетов указывает на то, что после смерти им связывали ноги; в неолитическом поселении Хирокития на Кипре, начиная с 4500 года до н. э., трупам клали на голову или торс тяжелые жернова; египетские мумии связывали; австралийские аборигены протыкали шеи мертвых копьем, прибивая их к дну деревянного гроба; тасманийцы связывали телам руки и ноги, сверху помещали тяжелый камень, а в Италии обезглавливали; на Балканском полуострове и в Средиземноморье покойных заваливали тяжелыми камнями; в Испании труп приколачивали гвоздями к гробовым доскам. Уже в XIX веке наблюдатели пришли к выводу, что традиция ставить надгробные плиты является отголоском древнейшей некрофобии, когда на трупы сверху клали тяжелые камни или мельничные колеса. Некоторые ученые утверждают, что неандертальцы также практиковали ритуальные захоронения, но таких ученых мало, и их словам нет каких-либо убедительных подтверждений».
Вместе с тем автор отмечает, что среди большого количества девиантных захоронений археологи также стали находить много останков тех, кто умер в более преклонном возрасте и имел проблемы со здоровьем. Таким образом можно предположить, что вместе с некрофобией люди осознавали, что такое сострадание и сочувствие, научились строить крепкие семейные и племенные связи и начали организованно заботиться о стариках и больных, несмотря на то, что никакого вклада в охоту или размножение они внести уже не могли. Иными словами, люди стали жить дольше, потому что о них было кому позаботиться. Вронский пишет, что и страх перед умершими, и сострадание (эмпатия) к слабым и пожилым требовали определенной социальной организации и интеллекта. Он предполагает, что дело было так: сильные отправлялись охотиться, а слабые оставались дома, и в конечном итоге у них появился обычай изображать на стенах пещер коллективные фантазии и желания.
Все это приводит автора к следующему выводу: некрофобия и наскальное искусство стали двумя признаками зарождения цивилизации и перехода гоминидов от состояния психопатического выживания на уровне животных к эмпатическому эволюционному прогрессу. Вронский считает, что именно благодаря некрофобии человечество и его превосходящий интеллект восторжествовали. По его словам, именно это и определяет человека как вид: мы — единственные животные, у которых есть ритуалы погребения и траурные обряды; единственные, кто способен различными средствами транслировать собственные воспоминания — начиная с наскальных рисунков и заканчивая интернетом.
Ну а что до серийных убийц, то каждый раз при столкновении с преступниками такого рода человечество как бы соприкасается с далеким прошлым, с теми временами, когда люди еще не были людьми в полном смысле этого слова. «Мы встретили врага, и этот враг — мы сами», — констатирует автор. Но это только одна из магистральных линий его книги. Конечно же, одну из ключевых (и наиболее занимательных) ее частей составляют истории конкретных убийц и истории их поимки. Вряд ли стоит подробно останавливаться на этой части — обращение к конкретным историям никак не расширит ваше общее представление о книге. А что до частностей, то автору этих строк, например, особенно запомнилась история Робина Гехта — серийного маньяка и участника сатанинского культа в Чикаго, позже обвиненного в групповом изнасиловании, членовредительстве, каннибализме и убийстве семнадцати жертв женского пола, которого другой маньяк, Джон Гейси, нанял к себе рабочим. И ни один из них не догадывался о темных делах другого. Так что в следующий раз присмотритесь к своему работодателю повнимательнее, пока он будет присматриваться к вам. И еще неизвестно, что откроется вам обоим.