Достоинства книги Дитмара Дальмана, вышедшей на языке оригинала в 2009 году, подлинно академические, истинно германские — обстоятельность и пространность. Профессор истории Восточной Европы в Боннском университете прекрасно (сомнений тут быть не может!) знает предмет, о котором пишет. Однако описывая судьбу Сибири, Дальман настолько углубляется в исторический контекст «сибирских» событий, что зачастую начинает вязнуть в подробностях.
В первых частях книги, когда автор ведет читателя через времена давно прошедшие, когда повествует, например, о Камчатских экспедициях Витуса Беринга, это вполне оправдано. Но ближе к нашим дням, при всей важности влияния контекста на происходившее, подробности уже представляются избыточными. Описания, скажем, Кровавого воскресенья 9 января 1905 года или борьбы Хрущева с антипартийной группой Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова интересны и познавательны. Эти и другие события «на материке» (так говорят жители отдаленных сибирских мест про остальную Россию) оказали несомненное воздействие на жизнь Сибири. Вот только их подробное описание в общем корпусе книги ведет к рассеиванию внимания.
Впрочем, следует учитывать, что западный читатель скорее всего не знает контекста сибирской истории. То, что он слышал о ней до книги Дальмана, наиболее вероятно вписывается в триаду «мороз-водка-ГУЛАГ». О том, что книга изначально была предназначена именно такому читателю, свидетельствует глоссарий, в котором объясняется и кто такие комсомольцы, и какое именно явление скрывалось под словом «оттепель». С другой стороны, современный отечественный читатель уже мог и позабыть значения слова «номенклатура» или аббревиатуры «РСДРП», а его представления об истории зачастую настолько мифологизированы, что лишний раз напомнить о фактических причинах начала Гражданской войны или о том, что такое «самиздат», не будет лишним.
Обстоятельность и пространность автора лучше принять стоически. Тем же, кто владеет — или тем, кому кажется, что они владеют, — контекстом и терминологией, можно посоветовать пролистнуть несколько страниц и вновь погрузиться в ведущие темы очень интересной и познавательной книги Дитмара Дальмана. Этими темами являются коренное население Сибири, и то, что произошло с сибирской природой, ее природными ресурсами и богатствами после того, как Сибирь начала осваиваться Московским царством, позже — Российской империей, наконец — Союзом ССР.
Автор придерживается мнения, что со времен первого продвижения Московского государства в сибирские регионы (Сибири до русских завоеваний посвящена первая глава книги), продвижения, начавшегося во времена правления Ивана IV, «цивилизаторское притязание, превосходство, утверждавшееся в самых разных формах, входили в число причин, оправдывающих завоевание». Анализируя огромный массив источников, Дальман склоняется к тому, что в работах советских и дореволюционных историков «колониальное и полуколониальное прошлое, особый статус, который Сибирь имела долгое время, а отчасти пользуется им еще и сегодня», проникновение на огромные сибирские территории и их присоединение «свидетельствовали о превосходстве русских, которые считали себя вестниками и представителями европейской культуры».
Снисходительность по отношению к коренным народам, оценка их как «нелюдимых», «легкомысленных», неспособных жить в чистоте, попросту диких, соседствовала с убежденностью в том, что природные богатства (в начале освоения Сибири — мягкое золото, пушнина) принадлежат коренным народам по недоразумению, и долг колонизаторов подчинить дикарей, а несметные богатства перераспределить. Точнее — присвоить.
Цивилизаторские миссии, по мнению Дальмана и тех авторов, которых он привлекает для обоснования этого положения, сводятся к тесно связанным между собой понятиям «атаман, аманат (т.е. заложник), ясак (т.е. налог или дань) и острог». Такой подход вовсе не является проявлением «западного» взгляда на российскую действительность, проявлением цивилизационного превосходства, — на этот раз со стороны западного исследователя по отношению к Московскому царству и более поздней России. Крупнейшие и, можно сказать, официозные историки государства Российского придерживались такой же точки зрения. Другое дело, что их взгляды на освоение Сибири на протяжении многих и многих лет или замалчивались, или трактовались с точностью до наоборот. Так, по мнению Николая Карамзина, Россия завоевала Сибирь как колонию подобно тому, как Испания — Мексику и Перу. И, добавим, схожими методами.
В книге подробно описывается дело Строгановых, обосновавшихся в Соли-Вычегодской потомков разбогатевших поморских крестьян, которые наняли на службу опытного «военного человека» Ермака и получили от московского государя карт бланш на первые военные экспедиции в Сибирь. Ермаку Дальман посвящает немало страниц, показывая этого незаурядного человека с разных сторон: и как разбойника, и как святого, и как исполнителя воли Строгановых, и как военачальника, действовавшего по своей инициативе. Последнюю версию развивал и поддерживал Герхард Фридрих Миллер (Михаил Ломоносов ненавидел его как создателя «норманской» теории), сам участвовавший в одной из Камчатских экспедиций. Во всяком случае, Ермак, по утверждению автора, для покорения Сибири был так же важен, как Кортес и Писсаро для завоеваний в Центральной и Южной Америке. Ссылаясь на авторитет Карамзина, Дальман подчеркивает характеристики, которые Карамзин давал Ермаку, — «русский Писсаро», «движимый и грубою алчностью к корысти и благородною любовию ко славе». Несомненный интерес представляет и то место книги, где описывается история с челобитной к Ивану IV от пострадавших от казаков Ермака инородных подданных царя: Грозный пришел в ужас (!) от их бесчинств и был потрясен настолько, что вызвал Строгановых в Москву, где тем пришлось объясняться и клясться, что бесчинства более повторяться не будут.
Впрочем, царь хоть и ужасался, но скорее — Дальман эту возможность не рассматривает — проигрывал одну из хитроумных ролей: Грозный был готов простить Строгановым и Ермаку все что угодно, кроме «крамолы и измены», а вот этого от покорителей Сибири (точнее — Сибирского ханства) ожидать не приходилось. Ведь царь был в первую очередь рад тому, что Строгановы, как самостоятельная сила, выступили в качестве противодействия пытавшимся проникнуть в Сибирь англичанам, против которых сам Грозный предпринимать — по дипломатическим соображениям — что-либо не хотел и не мог.
Если в XVII веке открытия в Сибири и следовавшая за ними колонизация совершались казаками, авантюристами и смельчаками (Дежневым, который первым обошел под парусом Чукотский полуостров, Атласовым, который открыл Камчатку, и др.), то в XVIII веке на сцену выходят переехавшие в Россию немцы, чья роль в освоении Сибири огромна. Немецкие ученые Готлиб Мессершмидт, уже упоминавшийся Герхард Миллер, Иоганн Гмелин, Георг Стеллер работали не за страх, а за совесть. Они отправлялись в неизведанный край, руководимые принципами эпохи Просвещения, чувством долга перед страной, ставшей для них второй родиной, и долга перед наукой. Конечно, среди этих исследователей были отнюдь не одни немцы. Стоит только вспомнить выдающегося, самоотверженного исследователя Степана Крашенинникова, сына солдата лейб-гвардейца, ставшего автором знаменитой книги «Описание земли Камчатки» (при жизни Крашенинникова так и не напечатанной), участвовавшего во Второй камчатской экспедиции под руководством датчанина Витуса Беринга.
Все эти люди работали, как сказали бы сейчас, на износ, практически все ушли из жизни сравнительно молодыми, могилы многих из них давно затеряны. Особую симпатию Дальмана вызывает Стеллер, тот самый, который дал название «стеллеровой корове», водному млекопитающему, уже полностью истребленному в конце XVIII века. Умерший по дороге с Камчатки в Санкт-Петербург в 1746 году в возрасте 37 лет, Стеллер вызвал противодействие не только русских властей, но и многих своих товарищей-немцев тем, что практически первым выступил против существовавшей политики по отношению к коренным народам. Приверженец пиетизма — направления в лютеранстве, ставившего во главу угла личное благочестие и ощущение того, что все находятся под неусыпным, строгим надзором Божьего ока, — Стеллер чрезвычайно резко критиковал власти, солдат и своих коллег, из-за чего против него были выдвинуты обвинения в том, что он препятствует проведению экспедиции.
Дальман подробно останавливается на пушном промысле, описывая становление первого русского заполярного города Мангазеи, борьбу за пушную торговлю, которая из-за высокого качества соболиного и бобрового меха и высокого спроса на меха в Западной Европе стала основой бюджета Московского великого княжества, позднее — Русского централизованного государства. Только одна Мангазея поставляла в год из Западной Сибири почти сто тысяч шкурок высококачественного соболя. Бесконтрольный промысел осуществлялся с такой интенсивностью, что уже к середине XVII века соболь был выбит.
Примерно в это время Сибирь начинает становиться ареной столкновения интересов московских властей и пытавшихся проникнуть туда английских купцов, за которыми могла прийти английская администрация. Борьба за влияние в Сибири, по мысли Дальмана, привела в конечном итоге к тому, что началась так называемая «Great Game» между Британской и Российской империями за власть и гегемонию во всей Азии, с особой интенсивностью развернувшаяся в XIX веке.
Проследив изменения политики центральных властей по отношению к коренному населению на протяжении почти 350 лет, Дитмар Дальман видит и изменения политики по отношению к природным ресурсам Сибири. Он подробно описывает становление транспорта — в первую очередь, в конце XIX – начале XX века, железнодорожного; появление первых золотых приисков, начало эпохи «нефти и газа».
Выводы автора неутешительны: несмотря на наличие в настоящее время высокотехнологичных промыслов и производств, логика освоения природных богатств в Сибири во многом остается прежней, «первопроходческой». Экологический ущерб, нанесенный природе, скорее всего необратим, индустриальные сибирские центры относятся к числу наиболее загрязненных территорий Земли.
Книга профессора Дальмана скорее ставит вопросы, чем отвечает на них. По мысли автора, история Сибири сделала своеобразный, во многом драматический виток. Об этом писали в XIX веке сибирские «областники», сторонники сибирской автономии; объединяющая, колонизирующая «культурная сила» русских поселенцев заставляет себя ждать и по сей день. Сибирь, как с печалью констатирует автор, используя слова одного из выдающихся «областников» Николая Ядринцева, исследователя и первооткрывателя столицы Чингисхана Каракорума, так и не превратилась «в населенную и цветущую землю, полную жизненной силы».