Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Человек с бриллиантовой рукой. К 100-летию Леонида Гайдая. М.: Новое литературное обозрение, 2023. Содержание
Крайне полезная книжка, выпущенная к столетнему юбилею всенародно любимого режиссера. Разные авторы под разными углами анализируют разные аспекты творчества Леонида Гайдая: триумфальное восшествие на киноолимп в 1960-х — начале 1970-х, последующее печальное угасание его комедийного гения и блестящую посмертную судьбу картин «золотого периода». Каким образом гайдаевской эксцентрике удалось пробить себе дорогу, если ее судьба напрямую зависела от тех, кого она высмеивала, то есть всевозможных Буншей и Сааховых? Почему именно она оказалась одним из немногих способов осмысления и демонстрации советской теневой экономики — всевозможных самогонщиков, браконьеров, контрабандистов? Таскал ли режиссер в карманах штанов две огромные антисоветские фиги или же искренне выступал на стороне советского обывателя, нисколько от него не дистанцируясь? Наконец, как героям Гайдая удалось пережить породившую их эпоху и органично влиться в наше (теперь уже черт его знает какое) настоящее?
Конечно, не все йогурты одинаково полезны и переводная статья с подробным пересказом сюжета «Ивана Васильевича» в книге тоже имеется, но зато, например, в текстах Марка Липовецкого про гайдаевских трикстеров, Ильи Кукулина — про работу с национальными стереотипами в «Кавказской пленнице» и т. д. читателя ждет немало любопытных подробностей и неожиданных выводов. Отдельного внимания заслуживают беседа редактора-составителя книги Яна Левченко с выдающимся киноведом Евгением Марголитом и биографический очерк Евгения Цымбала, снявшего про Леонида Иовича в 2001 году четырехсерийный документальный фильм.
Также хочу поделиться небольшим собственным наблюдением. В разных статьях книги неоднократно обсуждается один примечательный момент: в «Иване Васильевиче» легко разглядеть цитаты из второй серии «Ивана Грозного» Эйзенштейна, свидетельствующие то ли о попытке режиссера завуалированным образом высказаться насчет сталинизма, то ли о чем-то еще. Я же, в свою очередь, обратил внимание на другую деталь — в гайдаевских «Двенадцати стульях» театр Колумба радует зрителей авангардной постановкой не «Женитьбы», но «Ревизора», по поводу которой с балкона высказывается критик в исполнении Эраста Гарина, отсутствующий в книге и совершенно ненужный для сюжета. Объяснить это довольно просто: именно Гарин, совсем еще юный, играл в свое время Хлестакова в легендарном «Ревизоре» Мейерхольда, а Гайдай, по всей видимости, решил таким образом почтить память своего великого предшественника — и не исключено, что пляска эйзенштейновских опричников была процитирована в упомянутом выше фильме по той же самой причине.
«Где и каким образом могли встретиться и сплотиться в коллектив эти три персонажа? „Блатная“ песня „Постой, паровоз“, которую поет Балбес в „Операции „Ы“, обращение „придурок“ к Трусу в „Кавказской пленнице“ и другие детали, как отмечалось критиками, вводят в обрисовку этих персонажей тюремный колорит. С известной долей условности — вполне, впрочем, совместимой с мерой условности, принятой в комедиях Гайдая, — можно предположить, что они встретились и познакомились в тюрьме или лагере. Более того, за каждым из них угадывается соответствующая статья — „бытовая“ (то есть экономическая) у Бывалого, мелкий криминал у Балбеса и политическая у интеллигента Труса. Разнобой в их костюмах также соотносим с временем посадки — начало 1930-х у Бывалого, вторая половина того же десятилетия у Труса, 1950-е у Балбеса. Иными словами, в этом гибридном персонаже можно увидеть сидельца, выходца из ГУЛАГа».
Борис Житков. Виктор Вавич. М.: Вече, 2023
Роман Бориса Житкова «Виктор Вавич» тезка автора Пастернак считал лучшей вещью о революции 1905 года. А вот Александр Фадеев, получив в 1941 году сигнальный экземпляр книги, написал в рецензии для внутреннего пользования:
«Эта книга, написанная очень талантливым человеком, <...> страдает двумя крупнейшими недостатками, которые мешают ей увидеть свет, особенно в наши дни:
1. Ее основной персонаж, Виктор Вавич, жизнеописание которого сильно окрашивает всю книгу, — глупый карьерист и жалкая и страшная душонка, а это, в соединении с описанием полицейских управлений, охранки, предательства, делает всю книгу очень не импонирующей переживаемым нами событиям. Такая книга просто не полезна в наши дни.
2. У автора нет ясной позиции в отношении к партиям дореволюционного подполья. Социал-демократии он не понимает, эсерствующих и анархиствующих — идеализирует».
Речь идет о полном тексте романа, который Житков, более известный как автор «для детей и юношества», вполне обоснованно считал вершиной своего творчества. В том или ином виде «Виктор Вавич» выходил и на закате нэпа, и накануне первой волны сталинских репрессий, однако именно в первый год Великой Отечественной войны литературные функционеры вдруг обнаружили подрывной потенциал этого произведения.
К счастью, уже «в наши дни» никто не зарежет эту книгу, как это случилось в 1941-м. И это практически чудо — согласно весьма правдоподобной легенде, когда авторскую редакцию «Виктора Вавича» уничтожали в типографии, удалось спасти два экземпляра: один отправили в спецхран Ленинки, а другой вынесла Лидия Корнеевна, как вы уже догадались, Чуковская.
«Солнечный день валил через город. В полдень разомлели пустые улицы.
У Вавичей во дворе шевельнет ветер солому и бросит — лень поднять. Щенок положил морду в лапы и скулит от скуки. Дрыгнет ногой, поднимет пыль. Лень ей лететь, лень садиться, и висит она в воздухе сонным золотом, жмурится на солнце.
И так тихо было у Вавичей, что слышно было в доме, как жуют в конюшне лошади — как машина: „храм-храм“».
И так далее.
Яна Летт. Пустая. М.: Альпина Паблишер, 2023
Яна Летт — молодая, но чрезвычайно плодотворная и, соответственно, перспективная авторка молодежной фантастики с, так сказать, «завихрением». В ее новом романе жгут книги, ведут светские беседы с Никем (благодушной итерацией Полифема), тянут глинтвейн, укутавшись в плед, и «ковыряют салаты».
Выходит одновременно лампово, кринжово и по-хорошему смешно — если, конечно, относиться с должной иронией к тексту и самому себе его читающему.
А сюжет строится вокруг прекрасной девушки, которая очнулась на берегу неведомого острова, чтобы, стряхнув песок с кудрей, осознать, что она не помнит, кто она такая, но ей зачем-то нужно это вспомнить. На этом нелегком пути ей встретятся Мафальда, Лестер Твел, Питтер Хоур и Прют Уилби.
«— Не читай эту чушь, — бормотал он, опасливо косясь на меня каждый раз, когда видел с книгой. — Надо было сжечь все это давным-давно, да-да-да...
Думаю, несмотря на презрение к служителям культа, сжечь книги Никто попросту побоялся».
Софья Куприянова. Убаюкивание как культурная практика, или О волчке на краю. СПб.: Пропповский центр, 2022. Содержание
Что происходит, когда родители баюкают детей? Фольклорист и антрополог Софья Куприянова дает развернутый ответ на этот, казалось бы, прозрачный вопрос, подкрепляя теоретические размышления богатым этнографическим и историческим материалом.
Основных смыслов в убаюкивании два: во-первых, это базовый опыт близости и заботы, производные которого размечают всю человеческую жизнь. Во-вторых, это создание и воспроизводство семантической границы между двумя мирами — «здесь» и «там», порядком и хаосом, безопасностью и угрозой, уютом и неприкаянностью.
Текст можно воспринимать в cугубо практическом ключе: перед нами сборник аутентичных колыбельных текстов, добытых на Русском Севере, пересыпанных не самыми очевидными открытиями, например: «Среди колыбельных, пользующихся особой популярностью у современных родителей, оказалась „Песня о Щорсе“. Это подтверждают и данные опроса студентов одного из московских вузов, проведенного И. Н. Райковой».
Баю-баю-баю-бай,
Хоть сегодня помирай.
Баю-баю-баю-бай,
Да про похороны:
Бабка с работы гробок принесет,
Баю-баю-баю-бай;
Мама у печки блинков напекет,
Баю-баю-баю-бай;
Бабка у зыбки саванок сошьет,
Баю-бай.