Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Филипп Сэндс. Крысиная тропа: любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста. М.: Книжники, 2023. Перевод с английского Аркадия Кабалкина. Содержание
В мае 2013 года в Financial Times вышла статья с, пожалуй, излишне желтым для фирменных розовых страниц FT заголовком My father, the good Nazi («Мой отец, хороший нацист»). Ее центральным героем стал Хорст Вехтер, родившийся в 1939 году в Третьем рейхе и названный в честь понятно какого Хорста. Отец его, «хороший нацист», был Отто Густав Вехтер — группенфюрер СС.
Имя Отто Вехтера легко может затеряться в перечне высокопоставленных нацистских преступников, действовавших на Восточном фронте, однако его хорошо помнят как минимум в Польше и Украине: во время войны он был гражданским главой оккупационного дистрикта Галиция, до этого отвечал за создание еврейского гетто в Кракове. По самым сдержанным оценкам, если бы он предстал перед судом, его бы судили за причастность к уничтожению более ста тысяч человек.
Однако до суда он не доехал: после войны ему удалось укрыться в Италии. Умер он в достаточно молодом возрасте — в 1949 году 48-летний Отто Вехтер попал в римскую больницу, где и скончался от внезапной болезни печени, перед смертью успев сообщить священнику, что его якобы отравили.
Автором той статьи в Financial Times выступил Филипп Сэндс — юрист-международник, специализирующийся в основном на преступлениях против человечества. Как адвокат он, например, представлял Грузию в суде против России, а как общественный деятель прославился тем, что активно продвигал нарратив о преступности вторжения коалиции в Ирак. Ему же принадлежат несколько книг о нарушениях прав человека на Ближнем Востоке и «расширенных методах допроса» (проще говоря, пытках) в тюрьме Гуантанамо. В последние годы Сэндс также пристально изучает законность поставок оружия в Саудовскую Аравию, за которые ответственна его родная Великобритания.
Неудивительно, что эти его книги были переведены на арабский и фарси, став бестселлерами в мусульманском мире. Но в Европе юрист также известен как специалист в области истории геноцидов: его книга «Восточно-западная улица», посвященная происхождению терминов «геноцид» и «преступления против человечества», была переведена в том числе на русский.
Все эти сферы деятельности и интересов Сэндса необходимо держать в уме, чтобы сразу понять его логику: он не ищет ни скандалов , ни абстрактной «справедливости». Он — эталонный законник, которого волнует лишь один базовый принцип: все, что совершается в мире, должно совершаться согласно закону и праву, каждое преступление должно быть раскрыто, а каждому обвиняемому должно быть обеспечено право на защиту или хотя бы на возможность объяснить свои деяния.
Знакомство с сыном Отто Вехтера стало настоящим подарком для Филиппа Сэндса, который, как нетрудно заметить за чтением «Крысиной тропы», стал одержим этим человеком и желанием понять, что происходит в его седой голове. Дело в том, что Хорст Вехтер, прекрасная зная, чем занимался его отец до 1945 года, отказывается признавать его преступником. И, более того, по мере сил пытается защитить имя старшего Вехтера, которого он толком и не помнил: отец и сын практически не общались, а после войны Отто и вовсе исчез из жизни своей семьи. Аргументация Хорста Вехтера, сына «хорошего нациста», знакома до зубовного скрежета:
Отто Вехтер с сыном Хорстом, ок. 1942
«Его отец, уверял Хорст, не нес ответственности ни за какие преступления, а был скорее „подвергавшимся опасностям еретиком“ в системе национал-социализма, противником расистских и дискриминационных акций на оккупированных Германией территориях Польши и Украины». И: «[Отто Вехтер] был лишь малой частью обширной преступной группы, шестеренкой могущественной системы. Хорст не отрицал ужасов Холокоста, миллионов жертв. Это произошло, это было неправильно, точка. „Знаю, система была преступной, мой отец был ее частью, но его я преступником не считаю“».
При всей банальности этих оправданий, позицию Хорста Вехтера нельзя назвать типичной для немца его и последующих поколений. Здесь вспоминается недавняя, не очень глубокая, но все же характерная книга Норы Круг «Родина», посвященная психологической и социальной травме, которую несет ее автор от осознания того, что ее дядя служил в СС, а дедушка состоял в НСДАП. Подобно Хорсту Вехтеру, она ожидаемо цепляется за иллюзию того, что рядовые соучастники нацистских преступлений несут минимальную ответственность за злодеяния идеологов и командиров Третьего рейха — точно так же всякий раз оправдывались служащие лагерей смерти. Но для Норы Круг эта попытка оправдать людей, с которыми ее связывает разве что генеалогическое древо, является способом принять не столько их, сколько себя и свою национальную идентичность. Чем же руководствуется Хорст Вехтер, который как будто и не чувствует особого разлада с собой и биографией своего отца?
И для читателя, и для автора книги Филиппа Сэндса это останется загадкой не меньшей, а то и большей, чем обстоятельства смерти Отто Вехтера (Сэндс, к слову, не находит убедительных доказательств теории об отравлении). В поисках ответа на этот вопрос Сэндс обнаруживает, что при всей аномальности, маргинальности позиции Вехтера схожие аномалии на самом деле так и рассыпаны по всему миру — нужно просто уметь их увидеть.
Так в «Крысиной тропе» появляется побочная сюжетная линия, связанная с участием католической церкви в деяниях Третьего рейха. Особенности «католического» опыта интербеллума и Второй мировой в принципе хорошо изучены и описаны. С одной стороны, католическое духовенство и простые прихожане при нацистах сами регулярно становились жертвами преследований — тотальность гитлеровской власти не терпела даже символических альтернатив режиму. С другой стороны, никто вроде бы не забывает о том, какую роль верхушка католической церкви сыграла, например, в случаях геноцида на Балканах или в послевоенном укрытии нацистских преступников.
Тут Филипп Сэндс обнаруживает удивительное: он встречается с итальянским ученым, занимающимся архивами католической церкви. Для него история этой религиозной институции вроде бы должна быть лишь объектом беспристрастного исследования. Но вскоре обнаруживается: даже квалифицированный специалист, носитель академического знания и соответствующего взгляда на мир, воспроизводит ту же апологетическую риторику, что и потомок нацистского преступника Отто Вехтера. Когда речь заходит о деятельности епископа Алоиза Худала, ответственного за организацию «крысиных троп», по которым бежали нацистские преступники, доктор исторических наук вдруг заявляет: «[Епископ Худал сотрудничал с нацистами] только до 1938 года, когда его позиция изменилась. Он перешел на другую сторону и повел организационную работу против идеологии национал-социализма». При этом ему не может не быть известно, что Худал в том же 1938 году был одним из наиболее активных сторонников участия католичества в референдуме об аншлюсе Австрии.
Когда Сэндс указывает историку на это обстоятельство, как и на многие другие непреложные факты, итальянский доктор дает, опять же, крайне банальный, но неизменно обезоруживающий ответ: «Жизнь — непростая штука, она не бывает только белой или только черной».
Отто Вехтер сопровождает Генриха Гиммлера, осматривающего добровольческий отряд СС, 1943
Да, шестисотстраничная книга Филиппа Сэндса, если читать ее как массивный репортаж, которым она отчасти является, едва ли прибавляет что-то качественно новое к стандартному набору знаний о ревизии вины за военные преступления. (Сугубо биографическая часть, посвященная Отто Вехтеру, напротив, чрезвычайно дотошна и претендует на роль максимально полного жизнеописания этого, скажем так, деятеля.) Но главная, вероятно, ценность «Крысиной тропы», если читать ее как массивный репортаж, заключается в том, что Сэндс нарушает якобы незыблемое репортерское правило — исключать себя как фигуру из материала во имя абстрактной «объективности». Самые интересные персонажи этой книги вовсе не Отто Вехтер и не его сын Хорст, не его принявшая ислам внучка Магдалена и даже не епископ Худал. Самый интересный персонаж книги Филиппа Сэндса — сам Филипп Сэндс, законник, с совершенно религиозным неистовством убежденный в том, что всякое деяние имеет свои последствия, которые должны быть юридически зафиксированы и скреплены соответствующими печатями. Так адвокаты серийных убийц берутся за защиту маниакальных душегубов, говоря, что их неблагодарными трудами будет тщательно задокументировано каждое следственное нарушение, дабы реальные убийцы не избежали наказания, когда их трупы повесят на очередного товарища Чикатило. Если будете читать полный текст этой книги, обязательно обратите внимание на этот не самый очевидный автобиографический сюжет, почти подсознательно прописанный Филиппом Сэндсом.
Юридически-позитивисткий пафос Сэндса чисто по-человечески понятен: он знает, кто и как должен быть наказан или оправдан за то или иное деяние. Но все же (здесь позволю себе перейти в область личного, интимного восприятия книги, благо ее тон к этому располагает) интуиция подсказывает: подавляющее большинство злодеяний оставалось, остается и останется безнаказанным. Опыт нацистских преступников это лишь подтверждает.
Бельгийский коллаборант Леон Дегрель избежал наказания и до конца своей долгой жизни писал и издавал книги о том, что Гитлер был прав во всем, но имели место перегибы на местах. Это ему удавалось и под покровом франкистского режима, и после перехода приютившей его Испании на условные демократические рельсы. Мясник Ласло Чатари прожил 98 лет, из которых лишь последний год провел под арестом. Анте Павелич мирно скончался в окружении любящей семьи. Даже доктор Менгеле, если не изменяет память, обрел покой, беззаботно купаясь в холодных волнах Тихого океана.
Повторюсь и уточню. Оглядываясь на прошлое из нашего национального исторического нарратива страны-победительницы, можно подумать, будто большой победой и последовавшим Нюрнбергом с новым мировым правовым порядком была утверждена некая высшая справедливость. Но это не так.
Если бы судебная наука была настолько прикладной, у евреев не было бы надобности в Симоне Визентале, у армян — в проведении операции «Немезис», а у всех людей вообще — в морально-этических спорах о том, зачем очередного 99-летнего старичка или старушку мучают за службу в лагере смерти.
Поэтому будьте бдительны.