Маркус Редикер. Корабль рабов. История человечества. М.: Проспект, 2021. Перевод с английского Г. Р. Амбарцумяна. Содержание
За четыре века трансатлантической работорговли, то есть с конца XV по конец XIX века, из Африки в Америку было переправлено около 12-13 миллионов негров. Из них примерно два миллиона умерло в море — от болезней, тягот пути или плохого обращения. Еще как минимум столько же погибло в Африке — на долгом пути к кораблям, в загонах факторий или прямо на месте поимки, будучи отбракованы и тут же убиты работорговцами (поскольку были истощены, стары или, наоборот, слишком молоды). Наконец, не меньше миллиона умерло в первый же год невольничьей жизни в Новом Свете — от подорванного здоровья, тоски по дому или в неудачных бунтах. «Иначе говоря, из 14 миллионов попавших в неволю людей» в результате насильственного перемещения погибло приблизительно 5 миллионов, что дает уровень смертности в 35% — недосягаемый не только для ГУЛАГа, но даже для лагеря смерти Бухенвальд, где в самый страшный 1942 год этот показатель не превышал 33%. От таких действительно ужасных цифр становится понятным, почему историки называют атлантическую работорговлю «Американским холокостом» и почему в Великобритании и Соединенных Штатах и по сей день проблемы расовой дискриминации и исторической памяти стоят так остро и воспринимаются так болезненно. Корни движения BLM нужно искать там, на невыносимо тесных нижних палубах невольничьих кораблей, тысячами курсировавших по «треугольному пути» между Ливерпулем, гвинейским побережьем и Вест-Индией. Им, этим кораблям, их командам и живому грузу, и посвящена книга Маркуса Редикера.
Редикер, профессор истории Питтсбургского университета, давно занимается историей Атлантики. Еще в 1987 году у него вышла книга «Между дьяволом и океаном: торговцы, пираты и англо-американский морской мир, 1700–1750». Впоследствии он посвятил отдельные исследования матросам («Многоголовая гидра»), пиратам («Злодеи всех наций») и, в 2007 году, рабам («Корабль рабов») — аккурат к 200-летней годовщине запрета работорговли в Британии и США. К настоящему времени «Корабль» переведен на девять языков; русский перевод, вышедший в этом году, дает повод вспомнить схожий отечественный юбилей — 160 лет отмены крепостного права, «белого рабства», как называл его Герцен. Но если крепостное право в России трудами нескольких поколений советских и российских историков описано с достаточной полнотой, то прочесть на русском языке что-либо серьезное об африканской работорговле — миссия, до настоящего момента бывшая почти невыполнимой. В то время как англоязычная библиография по этой теме «обширна и глубока, как Атлантика», нашему читателю были доступны разве что сухая научная монография Светланы Абрамовой «Африка: четыре столетия работорговли», издававшаяся скромными тиражами в 1978-м и 1992 году, да сумбурный сборник мемуаров «История работорговли», подготовленный американским краеведом Джорджем Фрэнсисом Доу еще в 1927 году и вышедший у нас в 2013-м. Так что пусть 500-страничная книга Редикера и не охватывает всех аспектов атлантической работорговли, она может послужить хорошим введением в тему — достаточно эмоциональным и в то же время во всем опирающимся на серьезные источники. В связи с этим вдвойне жаль, что в книге нет ни одной иллюстрации!
В центре исследования Редикера, как уже было сказано, — невольничий корабль и все, что с ним связано. Автор начинает с той роли, которую сыграли парусные суда в становлении европейского и, шире, глобального капитализма. Это были одновременно и «танки», и «поезда» доиндустриальной эры. «Благодаря им с конца XVI века была преобразована значительная часть мира». Показательно, что именно для работорговли требовались лучшие технологии. Такой корабль должен быть скоростным, маневренным (чтобы при случае уходить от каперов, а после введения запрета на торговлю «живым товаром» — от военных судов) и при этом достаточно вместительным (чем больше рабов можно загрузить, тем выгоднее рейс). В XVIII веке, когда перевозка рабов была поставлена на поток, с верфей Ливерпуля, ставшего мировым центром работорговли, начали сходить специально подготовленные транспортные средства, своего рода «столыпины» того времени. Их корпуса были обиты медью, чтобы предотвратить гниение древесины в тропических водах, борта обвешаны сетью для предотвращения случаев бегства, а поперек судна возводилась высокая перегородка, которая отделяла секцию рабов-мужчин на баке от юта, где жил капитан и хранилось оружие. Все это дополнялось укреплением нижней палубы, где в тесных, высотой не более полутора метров, и настолько душных помещениях, что не могли гореть свечи, несколько сотен пленников были обречены провести до 6–8 месяцев заточения (собственно плавание через Атлантику занимало 6–10 недель, но рабовладельческие суда подолгу курсировали вдоль берегов Африки, пополняя трюмы все новым «товаром»).
Конечно, основная часть книги Редикера посвящена не техническим подробностям «корабля рабов», а его вольным и невольным обитателям. Их было три группы: «бенефициары» работорговли — капитан и его помощники, получавшие долю от выручки; «морской пролетариат» — матросы; и собственно «живой товар». Удивительно, но «схождение в ад» работорговли начиналось уже с капитанов. Несмотря на то что дело сулило хорошую выгоду (до 100% прибыли), кораблями-«гвинейцами» командовали порой отъявленные мерзавцы. Редикер не скупится на кровожадные рассказы о казнях, пытках и издевательствах, которыми капитаны, чаще всего нетрезвые, устанавливали свой жестокий диктат. Перед плеткой-девятихвосткой были равны и рабы, и матросы. Все это было общей стратегией запугивания и внедрения дисциплины на корабле, под завязку набитом понукаемыми и голодными мужчинами, однако переходило все границы, когда даже косой взгляд или бранное слово могли стать для жертвы последними. «Дикий дух работорговли», по словам Редикера, объяснялся просто: не только «черная», но и любая «белая» жизнь висела над Атлантикой на волоске.
Приблизительно один из семи капитанов умирал во время рейса. Среди матросов смертность была еще выше — в среднем 22%. Случалось, что корабли вымирали целиком и скитались в океане «летучими голландцами». Причины смертей были разные: несчастные случаи, убийства, но в первую очередь болезни. Тропический климат не очень подходил даже просоленным европейцам. Малярия, желтая лихорадка, дизентерия, оспа, цинга, офтальмия (слепота), паразиты, в том числе «гвинейские черви» (ришта) длиной до 80 см, — вот неполный список заболеваний, которыми Африка защищалась от «белого врага». Редикер вспоминает красноречивые матросские строки:
Надо бояться залива Бенин;
Здесь сорок заходят, выходит один.
Неудивительно, что охотников за большими барышами было не так много, а приличные моряки обходили этот бизнес не только по этическим соображениям. Поэтому матросов приходилось буквально выкупать из долговых тюрем (предварительно хитростью их туда упрятав). Забегая вперед, скажем, что первых британских аболиционистов больше волновала несчастная судьба белых матросов, а не черных рабов. Когда в 1787 году Томас Кларксон, непримиримый борец с рабством, отправился в доки Бристоля и Ливерпуля, чтобы собрать хоть какую-то информацию о работорговле, — поскольку люди, не связанные с ней, не знали о ней ничего, — именно рассказы о судьбах слепых, больных, искалеченных и до смерти забитых матросов позволили ему выстроить первую атаку на работорговлю. Она, разумеется, защищалась.
Макет невольничьего корабля в разрезе
Целую главу Редикер посвящает капитану Джону Ньютону, работорговцу и благочестивому христианину, впоследствии автору знаменитого гимна Amazing Grace. Как могло сочетаться христианское равенство людей перед Богом с безусловным владением ими? До конца XVIII века подавляющее большинство людей считали, что рабский труд экономически необходим, без него никак. Вот как выразил эту точку зрения английский поэт Уильям Купер:
Я удручен торговлей рабов,
Боюсь, что те, кто покупает и продает их, негодяи;
То, что я слышу о страданиях, мучениях и стонах рабов,
Почти способно выжать слезы из камней.
Мне очень жалко их, но я должен молчать,
Ибо как можно обойтись без сахара и рома?
Ром, таким образом, брал верх над Библией. Но не только он, конечно. Еще больше защитники рабства апеллировали к войнам, которые якобы не прекращаются в Африке и приводят к огромному числу пленных, традиционно приносимых в жертву. Выкупая этих несчастных, работорговцы буквально спасают им жизнь! Действительно, некоторые капитаны, посещая племенных вождей, видели и эти массовые заклания, и горы отрубленных голов, источающих «невыносимый смрад», но правда состояла в том, что в конце концов побеждали не те племена, у которых были хорошие колдуны или воины, а те, у которых были... мушкеты, на рабов, естественно, и выменянные. Наряду со спиртным, тканями, посудой и украшениями мушкеты были важнейшим товаром в работорговле. Причем неверно думать, что негров покупали за пару стеклянных безделушек. За хорошего раба отдавали до пяти мушкетов. И это не считая богатых подарков вождям.
Два невольничьих корабля. Художник: Джордж Уэбстер.
Без всяких сантиментов Редикер рассказывает, как к XVIII веку на западном побережье Африки среди местного населения сложилась изощренная, многоступенчатая система работорговли. Не только племена, целые государства промышляли похищением людей. Снаряжались армии «профессиональных захватчиков» численностью более тысячи человек, прочесывавшие чуть ли не весь континент. На побережье их встречали торговцы-посредники — деловые партнеры тех или иных капитанов. Эти люди, будучи коренными африканцами, носили европейскую одежду, жили в похожих на европейские домах, носили звучные «европейские» имена: Лорд Йорк, Черный Том, Джентльмен Парламента, Виселица. Именно они научили европейцев брить рабам перед продажей седые волосы и смазывать тела пальмовым маслом, улучшая «товарный вид». Некоторые мулаты и негры из враждующих племен служили на кораблях надсмотрщиками и матросами, выполняя свои обязанности много лучше белого моряка. Впрочем, иногда выходило и наоборот.
Редикер подчеркивает немаловажный факт: в Африке расового единства среди черных не существовало — оно появилось именно на невольничьих кораблях. Капитаны, разумеется, старались брать пленников из разных регионов, чтобы затруднить сговор. Известен случай, когда на корабль попал негр, чьего языка никто не знал, — вскоре он просто умер от тоски. Но чаще рабы находили общий язык, что приводило к самым разнообразным способам сопротивления: от отказа принимать пищу (так что в ход шел speculum oris) до массовых самоубийств (в основном выпрыгивали в море, чтобы утонуть) и восстаний. Поэтому рабов-мужчин почти всегда держали в кандалах и закованными по двое. Относительной свободой передвижения по кораблю пользовались женщины и дети — они-то и передавали инструменты для снятия оков. Наказание за это могло быть очень суровым. Когда одного черного кока заподозрили в помощи бунтовщикам, его избили, привязали к верхней части мачты и оставили без воды на несколько дней, от чего он сошел с ума и умер. Убитым неграм непременно отрезали головы, дабы пресечь поверье, согласно которому африканцы после смерти вдали от дома сразу возрождаются на родине. Хотя, несомненно, далеко не все рабы думали так, это был один из тех мифов, что сплачивали их и делали сильнее.
Фрагмент гравюры с изображением плана судна «Брукс»
Редикер заканчивает книгу еще одним ярким примером того, как не апелляция к разуму или рациональной морали, но голос эмоций и чувств «сплачивает и делает сильнее». В 1788 году Плимутскому обществу за отмену работорговли стали наконец известны некоторые детали этого бизнеса, а именно: размеры работоргового судна «Брукс» — типичнейшего для тех лет — и количество рабов, которых оно перевозило. На составленной согласно этим цифрам гравюре нарисованы почти пятьсот невольников, закованных и плотно уложенных на нижней палубе. Это изображение произвело эффект взорвавшегося порохового погреба. Ничего подобного в европейском и американском обществе не видели и не предполагали. Гравюра мгновенно распространилась по обе стороны Атлантики в тысячах копий и вариантов: она висела в домах, общественных местах, печаталась в газетах — ее видели буквально все. Лорд Виндхем, выступая в парламенте, заявил, что «помещения невольничьего судна не оставляют ни слов, ни аргументов для спора». Епископ Шартрский воскликнул, что «нет ничего более дикого». От короля Людовика XVI скрыли рисунок «Брукса», полагая, что «на него он подействует слишком сильно». Зато гравюру показали Александру I, приплывшему в Кале, на что тот, страдая от морской болезни, ответил, что она, «еще более, чем море», сделала его «больным». Можно сказать, что изображение «Брукса» стало «вирусным» — но этот «вирус», как никакой другой, способствовал исцелению человечества от черной язвы рабства. Бесспорно, выздоровление еще не завершено — значит, «корабль рабов» до сих пор в пути.