Воздуха всё меньше
Булат Ханов. Непостоянные величины. М.: Эксмо, 2019
В 2018 году писатель из Казани Булат Ханов удостоился премии «Лицей» за повесть «Дистимия», а уже в начале 2019-го в «Эксмо» вышел первый его роман «Гнев», включенный в одноименный авторский сборник. Второй роман Ханова «Непостоянные величины» появился сразу следом за дебютом, почти без перерыва. Судя по реакции нашей «книжной» прессы, этот текст стоило бы издать в серии «Настольная книга молодого учителя». С подзаголовком «За что я ненавижу свою профессию». История Романа Тихонова, выпускника МГУ, отправившегося преподавать литературу в казанской школе и столкнувшегося со всеми прелестями постсоветской системы среднего образования, вызывает у большинства критиков сочувствие, часто с оттенком иронии и понятного возрастного цинизма. Рецензенты сравнивают роман с книгой Алексея Иванова «Географ глобус пропил» и ищут другие параллели, пытаются найти в книге характерные черты прозы нового поколения и отдают должное смелости автора, рискнувшего ткнуть пальцем в больное место и назвать вещи своими именами. Впрочем, официальные представители Минобра и аффилированные лица пока не спешат прокомментировать выводы писателя: не исключено, выход «Непостоянных величин» они пока попросту не заметили.
Елена Васильева в материале «Книги октября: серотонин и похоронный бизнес» («Литературно») кратко пересказывает сюжетную канву романа и сравнивает «Непостоянные величины» с предыдущими текстами Булата Ханова, в том числе с той повестью, что принесла ему премию «Лицей»:
«„Непостоянные величины” — роман о студенте-филологе из Москвы, который переезжает в провинцию в рамках некого социального проекта, подробности которого долгое время не раскрываются. Выбор падает на Казань, где герой идет преподавать в школу. Там он сталкивается со всеми теми трудностями, с которыми из года в год сражаются молодые — да и немолодые — российские учителя. Непослушные дети, скандальные родители, строгие и зачастую бессмысленные правила, огромное количество бумажной работы, маленькие зарплаты. Казалось бы, столько проблем влезет не в каждый роман, но Ханов останавливается не только на них. <...> Вдобавок ко всему герой страдает из-за завершившихся отношений. Булату Ханову удается не забыть ни про одну из сюжетных линий и все их, пусть с переменным успехом (потому что недостатки можно найти и в самом симпатичном романе), довести до конца. Эта вещь мало чем похожа и на вышедший ранее „Гнев”, и на крупную повесть „Дистимия”, опубликованную в прошлом году в журнале „Октябрь”. „Непостоянные величины”, если прилично выразиться, более приятная вещь. В ней изображены в меру идеальный герой, не отягощенный, например, любовью к порнографии (только к хорошему виски) или излишним самолюбованием, и более-менее неагрессивная среда, в отличие от какого-нибудь далекого северного города с причудами в обращении с приезжими».
Владислав Толстов в обзоре «Обойдемся без Пелевина: 12 новых классных русских книг» («БайкалИНФОРМ») ставит в заслугу автору прежде всего то, что Булат Ханов взялся за редкую для нашей литературы тему:
«После впечатляющего дебюта „Гнев” о нравах современной среды университетских преподавателей Ханов успешно избежал „синдрома второго романа”, написав в этот раз о школьных учителях. У нас, в общем, о школе мало что пишут. Что там низкие зарплаты, террор учителей со стороны родителей, масса неоплачиваемых обязанностей, унизительный социальный статус, вал бумажной отчетности — все это мы и так знаем. Булат Ханов помещает в центр повествования краснодипломника МГУ Романа Тихонова, который отправляется в Казань, устраивается в школу в не самом престижном районе Калуга, получает в первую зарплату шесть тысяч рублей, реально голодает, не может купить зимнюю куртку... Трудно написать что-то интересное про школьную рутину, но у Булата получилось. В какой-то момент мы узнаем, что все эти страдания — часть глобального проекта по внедрению молодых учителей, чтобы они изучили систему изнутри. Это, по мне, такой довольно притянутый за уши твист, но роман мне в целом понравился. <...> Роман, что называется, не на один укус, есть над чем подумать. И да, он не хуже дебютного „Гнева” — может, и не лучше, но тоже по-своему классный».
Если верить рецензии Елены Васильевой «Учитель как эксперимент» («Прочтение»), Роман Тихонов не по-детски зациклен на борьбе с разного рода «тоталитарными системами» и легко находит их черты повсюду:
«Главного героя „Непостоянных величин” беспокоят авраамические религии и христианство — он настроен резко против них и неоднократно акцентирует на этом внимание. По его мнению, религия сродни тоталитарным системам. <...>
Школа тоже своего рода тоталитарная система, и Роман ни в коем случае не хочет стать конформистом. Он хочет говорить с детьми о важном, а не „проходить темы”, хочет ставить оценки по-честному, а не как это удобно начальству, хочет научить детей самостоятельно мыслить. Но его — без сомнения, высокие — устремления сталкиваются с вполне реальной жизнью. И идеалы приходится подкорректировать. <...>
Булат Ханов, конечно, удивительно смел. Он не боится осуждения и споров, которые его книга неминуемо вызовет. У нее обязательно появится множество противников в учительской среде. Потому что то, о чем он пишет, — правда, от которой многие бы хотели спрятаться. Потому что наверняка что-то из того, что он описал, соответствует действительности не во всех школах. Да в конце концов потому, что его герой отработал в школе всего год и посмел сделать далеко идущие выводы. Пусть сначала лет десять отпашет, а потом поговорим. На что, конечно, можно ответить: пусть кто-нибудь из учителей... Стоп, а детей тогда учить кто будет?»
Михаил Визель в обзоре «Пять книг для конца ноября. Выбор шеф-редактора» («Год литературы») не без иронии отзывается о главное герое «Непостоянных величин» и о неразрешимых проблемах, с которыми тот сталкивается:
«Чего ждать от романа, первая фраза которого такова: „У него были свои счеты с Христом и с фарисеями”? Вероятно, того, что герой молод, не в меру образован, слишком высокого о себе мнения и (что вытекает из предыдущего) обижен на весь свет. Так оно и есть: герой романа, выпускник филфака МГУ по имени Роман, пережив серьезную (по его меркам, меркам благополучного московского мальчика) личную трагедию, в порыве досады решает принять неожиданное предложение, уехать на год в Казань, на родину одного из его дедов, и устроиться простым учителем литературы в простую общеобразовательную школу. Чувствуя себя при этом, вероятно, графом де Ла Фер, надевающим мушкетерский плащ.
Впрочем, на Атоса новоявленный „инкогнито из Москвы” не очень тянет. Как, впрочем, и на Витю Служкина, самого известного литературного школьного учителя последнего десятилетия. Он не закручивает роман со старшеклассницей, не открывает школьный театр и не пробуждает волшебным образом в нерадивых учениках любовь к великой русской литературе. Он честно и небесталанно тянет тяжелую лямку молодого учителя, попутно пытаясь разобраться с собственными проблемами...».
Александра Гусева в рецензии «Казанский учитель» («Читаем вместе») обращает внимание, что деятельный нонконформизм главного героя по большому счету не приводит ни к каким подвижкам на внешнем, событийном плане:
«Амбициозные попытки Романа повлиять на апатичных „заложников” школьной системы неизбежно ассоциируются с поведением то ли Лидии Михайловны („Уроки французского”), то ли Служкина („Географ глобус пропил”), то ли Джона Китинга („Общество мертвых поэтов”). Так, идеалистические принципы новоиспеченного преподавателя зиждутся на „внутреннем бунте против христианских писаний и непреложных догм”: поглощенный критикой Нового Завета, Роман примечает сходство между христианством и тоталитаризмом и порицает безграничную власть над „паствой”, предлагая другую методику — „являясь старшим, не повелевай”. <...>
Беспристрастная фиксация „новой” жизни, исполненная суховатым, неброским стилем, разбавлена лирическими письмами к бывшей девушке (отношения с которой — суть интриги произведения) и остроумными литературными аллюзиями. Мертвые души на домашнем обучении, гадание по „Радуге земного тяготения” Пинчона, мрачноватый коллега Максим Максимыч, загадочная улица Достоевского, вставная новелла прозаика Азата, наводящего на мысли об авторском альтер эго, — так, обыгрывание классических текстов заметно оживляет рутинное повествование, скупое на неожиданности и яркие метаморфозы.
По сути, единственным изменением, той самой „непостоянной величиной” в романе, задающей хоть какую-то сюжетную динамику, является взросление главного героя — своего рода „утешительный приз” за неудавшийся эксперимент; непременное условие для дальнейшего движения. Скучно и предсказуемо, скажете вы? Отчасти. Зато максимально правдоподобно».
Артем Роганов в рецензии «Блеск и нищета школьных учителей в романе Булата Ханова „Непостоянные величины”» («Хочу читать») отмечает попытку взлома литературного канона — причем канона относительно нового, сложившегося буквально на наших глазах за последние два-три десятилетия:
«Почти любая внежанровая, условно „большая” литература работает с тем или иным массовым каноном, ломая его устои под себя. Отчасти это относится и к роману „Непостоянные величины”. Неважно, намеренно или нет, эта книга играет с негласными правилами литературы Young Adult и пытается перестроить их под психологию и реалии молодых взрослых в России. „Вы изобретаете велосипед, — скажет кто-то из эрудированных читателей. — Вообще-то, есть такая штука, называется роман воспитания. Придумали 200 с лишним лет назад”. Действительно, книгу Булата Ханова уже успели сравнить с „Обыкновенной историей” Гончарова. Но в романе воспитания автор стоит „над” персонажем, и мы всегда узнаём итог взросления. Young Adult в свою очередь раскрывает проблемы юности изнутри, демонстрирует их как самостоятельную ценность, а не в качестве этапа большого жизненного пути. К такой позиции „Непостоянные величины” близки, хотя главный герой книги находится, скорее, у верхней границы этой зыбкой возрастной категории...»
Владимир Панкратов в обзоре «Новая русская проза» («Sigma») размышляет, из каких элементов собран роман Булата Ханова и можно ли считать бегство главного героя в финале поражением:
«Где-то на первых страницах тут есть ироничное замечание, что все происходящее смахивает на производственный роман; да, смахивает, но, если б речь шла исключительно о „воспитании” героя в коллективе, вряд ли у автора получилось бы довести читателя до конца (о будущих переменах в мировоззрениях героя начинаешь догадываться слишком рано). „Непостоянные величины” — многоплановый текст со всеми признаками традиционного романа, такого, каким он-должен-быть. Тут есть интрига: мотивы странного переезда остаются непонятными до самого конца, где-то герой даже называет себя „самозванцем”. Есть город как герой. <...> Есть множество наблюдений из школьных будней. <...>
На фоне всего этого линия с бывшими отношениями героя кажется все–таки лишней; как кость, положенная в пакет с мясом „для веса”. Может, так портрет персонажа должен был стать еще объемней — хотя у Ханова и так всё в порядке с персонажами. Или это намек на то, что прощаться с собственными убеждениями так же сложно, как „отпускать” человека. Ну или, на худой конец, просто не совсем удачное разрешение той самой интриги. Эта часть выглядит как окончательное доказательство „полноценности” романа, любовной линии в котором все–таки лучше быть, чем не быть. Но никаких доказательств Ханову не нужно; он пытается конструировать текст „по всем правилам” и со всеми обязательными атрибутами — хотя наверняка смог бы написать роман даже о том, как герой целый год не выходит из квартиры.
„Непостоянные величины”, кроме прочего, роман о том, что взгляды и мнения здорового человека (в смысле некурильщика) — величины непостоянные; они меняются, и признаваться самому себе в этом не есть поражение. О том, что крах собственных принципов под натиском принципов общинных — тоже не есть поражение; иногда это может быть указанием на то, что ты лишь попал не в ту общину. Если вспомнить, сколько герою лет, станет понятно, что ничего удивительного тут нет; „обыкновенная история”. Только в обыкновенных история нашего времени поражение героя совсем необязательно означает его полную капитуляцию — теперь можно упасть, отряхнуться и пойти дальше. Непривычная роскошь для мрачной русской литературы, конечно».
Наконец, Ольга Лебедушкина в статье «Пробы воздуха» («Такие дела») детально сравнивает книгу Булата Ханова с романом Алексея Иванова «Географ глобус пропил» и приходит к выводу, что если что-то и изменилось в российских школах за минувшие двадцать лет, то отнюдь не к лучшему — да и не только в школах:
«У нашего времени — свои песни. Все четко расписано по ролям, все по плану. Роману, герою „Непостоянных величин”, сначала кажется, что все неплохо. Казань не Москва — можно снять квартиру неподалеку от будущей работы и недорого. Директор школы встречает радушно, работу обещает нелегкую, но интересную, ставка — около двадцати тысяч, не так много, но плюс еще доплата за проверку тетрадей и ежеквартально — стимулирующие надбавки. <...> В целом уютненько. Как „уютненько” начинает превращаться в ад, поначалу даже незаметно. Может быть, отсчет включается с речей начальства, сплошь состоящих из окаменелостей вроде „дружный коллектив” и „культурное мероприятие”. Или с первой зарплаты в шесть тысяч и второй — в двенадцать, когда сначала Роман начинает следить за акциями в супермаркете, а потом и на такие продукты не остается денег, а еще за квартиру надо платить. Ад просачивается в человека микроскопическими дозами. Вот уже казенный ноутбук с необходимой документацией занимает все больше и больше времени, и на репетиторство по Skype, которое приносило хоть какой-то дополнительный доход, как-то уже не остается сил, да и виртуальные ученики сами уходят. А потом умница Роман неожиданно для себя начинает орать на детей в классе, и дети становятся все более невыносимыми — с их тупостью, хамством, гаджетами. <...>
В конце концов Роман пишет заявление „по собственному”, но уходит не так, как Служкин у Иванова — не победителем. Ученики ничему не научились. Сам он для себя ничего, кроме тоски и усталости, не вынес. <...>
90-е здесь вовсе не при чем. Другая эпоха, другая атмосфера. Их воздухом мы бы сейчас, наверное, с непривычки захлебнулись.
Мы почти уже освоились с жизнью на минимуме кислорода.
И, как назло, реальность подбрасывает не новости, а все какие-то дурные метафоры.
То уроды какие-нибудь распространяют смрад на выставке или на кинофестивале.
А то уже в целой Москве запахло тухлыми яйцами и гнилой капустой, и никакие ароматизаторы вонь не забивают.
Но можно и вообще дышать водой. Опыты на собаках это уже показали.
Воздуха-то все меньше».