Майкл Мардер. Растительное мышление. Философия вегетативной жизни. М.: Ад Маргинем Пресс, 2024. Перевод с английского Д. Шалагинова. Содержание
Как философствуют ливером
«Кант говорит: „Две вещи вечно останутся достойными почитания“ <...> [звездное небо и нравственный закон] — мы в настоящее время, пожалуй, сказали бы: „пищеварение почтеннее“».
Этот пассаж Ницше, которого Майкл Мардер называет «настоящим физиологом мысли», — один из наиболее красноречивых среди других, посвященных поглощению, перевариванию и усвоению пищи насущной.
Профессор Мичиганского университета Зильке-Мария Вайнек считает, что пищеварение было так почтенно и привлекательно для «философа жизни», поскольку «позволяло поднять вопрос о теле, которым пренебрегали на протяжении тысячелетий».
В случае с Ницше пренебрегать телом не позволяли остатки здоровья философа (которые, впрочем, почти полным составом покинули его после встречи с «туринской лошадью»). Если постоянно мучиться животом и лютыми мигренями (когда тело атакует сам инструмент разума, не давая мыслить), приходится искать альтернативы: философствовать чем-то другим — сердцем, желудком, кишками...
Это сегодня мы знаем, насколько тесно связаны психическая деятельность венца творения и его нутро. Но весомое влияние этого богатого внутреннего мира долгое время было сокрыто, а в сфере мысли для телесности место отводилось примерно предпоследнее (если речь, конечно, не о медицине). Хорошо это или плохо — сейчас не модно мыслить такими категориями.
Сегодня мир, где философствуют изможденными телами, для нас не нов. Тот же Жиль Делез, на которого Мардер ссылается не реже, чем на Ницше, построил свое философское предприятие, во многом продолжая традицию ницшеанства в споре с Гегелем. Последний, как известно всем интересующимся, отдавал главенствующую роль Разуму, посредством которого действует и развертывает себя Дух. Будучи врагом репрезентации, Делез, принципиально не желавший видеть разницу между словами и вещами (между значащей вселенной и телесной), раскрутил свой специфический аттракцион имманентности (но не он его, конечно, учредил). Смыслы в этой карусели возникают на поверхности между словами и телами, вместо существительных следует мыслить глаголами, а объект — это монотонный процесс.
Похожее направление задает Майкл Мардер в своей книге про мудрость стеблей, цветов и трав. Нет, он не призывает «мыслить ливером», учреждая онтофитологию («онтологию растительности»), но, кажется, лишь просто потому, что никакого ливера в собственном смысле слова у растений нет.
«Тело растения есть кожа, всего лишь поверхность».
Звуки муки
Рецензируемая книга на языке оригинала вышла в 2013 году — поэтому неудивительно, что ее автор пишет, что «молчание растений нерушимо и абсолютно». Сегодня мы знаем, что это не так (хотя о химических защитных «сигналах тревоги» при нападении, скажем, насекомых-вредителей, Мардер упоминает).
К исходу первой четверти XXI века ученые научились слышать «крики» испытывающих стресс растений — томата, табака, кукурузы, пшеницы и винограда (на них проводились испытания). «Вопли», похожие на хлопки или щелчки, люди не слышат, но зато их улавливают другие растения и насекомые. Щелчки удалось даже записать с помощью машинного обучения и микрофонов, установленных рядом со страдающими побегами. Устройства фиксировали звуки частотой от 20 до 100 килогерц. Они отличались по интенсивности травмирующего события: если не поливать растение, можно услышать щелчок одного характера, если срезать побеги — другого. Так, страдающий от жажды помидор издавал 35–50 щелчков в час; когда же все было в порядке с поливкой, он вел себя намного тише.
Иными словами, похоже, что растения ведут вполне насыщенную и полную страданий жизнь — почти как все другие живые существа. Вспоминается относительно недавний русский перевод книги философа науки Питера Годфри-Смита, где он выводит идею рождения самосознания из субъективного переживания боли. А также философ Томас Мойнихэн, называющий тело «пыточной камерой центральной нервной системы», а мотивационную систему организма — механизмом оптимизации страданий.
Растения до центральной нервной системы еще не дострадались — и это, по Майклу Мардеру, хорошая новость. Особенно для философов.
«Переоценка всех ценностей после децентрации человека и вытекающего из нее нигилистического кризиса требует радикального демонтажа представлений о природе „знания“ и „истины“ <...>, полный отказ от претензий на объективную достоверность знания и в то же время отделение условий возможности познания от человеческой субъективности или — на материально-физиологическом уровне — от мозга и центральной нервной системы».
Кажется, что это «отделение условий возможности» недалеко ушло от будоражащего молодежь и представителей более старшего поколения проекта Резы Негарестани — нет, не того, что про похороны (зачеркнуто) «практическую необходимость иметь демонов», а того, что про коллективный ИИ и перенос когнитивных функций на внешние носители, — трансгуманистам раньше такое лишь снилось, теперь же их грезы воплотились в философскую книжку. Впрочем, вышедший в 2018 году неогегельянский труд Негарестани Intelligence and Spirit, который грозятся перевести на русский язык, возможно, уже в 2024 году, не только об этом.
Но Мардер не намерен никуда отделяться сам и другим не советует. Он лишь взывает ко всякому мыслящему тростнику, чтобы тот обратил внимание на свое «внутреннее растение», своего «неприметного вегетативного другого»...
«Физический субстрат» объемного мышления
Как полагали стоики, все в этом мире есть тело. Телом они считали все, что действует. В этом отношении воздействующий на ухо звук — тело. Свет тоже тело, так как может, например, ослеплять не хуже всякой тьмы.
Вегетативный образ мышления — один из вариантов того, как можно мыслить телом, — Мардер называет текучим, рассеянным, нерепрезентативным и, конечно же, имманентным. Растительное мышление — это «мышление без головы», без иерархий телесных «низов» и «верхов», это мышление вместе со средой и лишенное идентичности (но при этом растение не только есть, но и экзистирует, а значит уместно говорить о Dasein, что Мардер и делает, в некоторой степени скандализируя свое философское предприятие).
Как мы уже сказали, «Растительное мышление» вышло в оригинале без малого 11 лет назад. И автор на последних страницах тогда делал анонс, что его работа — лишь пролегомены к более масштабному труду, который на момент написания рецензируемой книги планировалось назвать «Растительное делание: этика и политика вегетативной жизни». В сносках в русском переводе это намерение осталось зафиксированным без изменений, на деле же за прошедшие годы Мардер выпустил по меньшей мере несколько книг, развивающих онтофитологию: «Философское растение: интеллектуальный гербарий» (2014), «Через растительное бытие: две философские перспективы» в соавторстве с Люс Иригарей (2016), «Чернобыльский гербарий» (2016), «Время — это растение» (2023).
Все это к тому, что читать «Растительное мышление» сегодня было бы не менее интересно параллельно со свежими работами Мардера. Так, в одной из своих статей 2024 года он пишет, что с помощью растений можно опровергнуть утверждение Декарта о двух отдельных субстанциях — протяженной (тело) и мыслящей (душа). В случае вегетативного мышления этот дуализм якобы снимается, так как познание растений расширяется вместе с их телами — то есть когнитивный процесс буквально занимает определенный объем в пространстве.
Кстати, аналогичным образом работает и мозг, так как его функционирование основано на электрических сигналах, а электрическая активность возможна только благодаря четкому разделению в пространстве ионных зарядов внутри и снаружи клеточных мембран. (Мозг — это скорее трава, нежели дерево, как сообщили когда-то прогрессивному человечеству Делез и Гваттари в «Тысяче плато»).
Но растения не ограничиваются собственной телесностью, познавая этот мир и реагируя на него. Их мышление функционирует в объеме, но этот объем больше, чем объем познающего тела. Физический субстрат расширяющегося мышления необязательно должен ограничиваться растущими побегами. Переносимые по воздуху химические элементы — для оборонительных или коммуникативных целей — накапливаются, например, в почве. Таким образом окружающая среда становится временным продолжением тел, своеобразной вариацией расширяющегося за их пределы вегетативного мышления.
Первый протез — это рука
Все это очень похоже на идеи философов Энди Кларка и Дэвида Чалмерса, которые ввели понятие активного экстернализма — когда окружающая среда участвует в формировании когнитивных процессов и в управлении ими. Все потому, что мозг стремится сохранять и развивать те операции, которые обеспечивают максимум результативности при как можно меньшем количестве затрат. В этом смысле мышление всегда было экстернализовано (расширено вовне) и, более того, рассеяно в окружающих нас предметах, таких как записная книжка или компьютер, дорожный знак или табличка на стене дома. Все они хранят какую-то информацию и при необходимости нам ее сообщают.
Подобные экстернальные средства сохранения и удержания информации — своего рода протезы. Как тут не вспомнить Андре Леруа-Гурана, который говорил, что «первый протез — это рука» (классик антропологии исповедовал органопроекцию, полагая, что техника — это именно что протезирование, то есть расширение возможностей органов и конечностей вовне).
Мардер же проводит параллели между ищущими влагу корнями и человеческими идеями и представлениями, которые мыслящий субъект как бы забрасывает перед собой и/или проецирует на других. И называет при этом сенсорные и когнитивные способности человеческой психики не иначе как отростками и наростами, добавленными к «растительной душе».
«Мозг — это неврологическая разработка децентрированного вегетативного „оно мыслит“ <...> в основе субъекта, провозглашающего „Я мыслю“, лежит бессубъектное вегетативное „оно мыслит“, одновременно подкрепляющее и дестабилизирующее мысль этого „я“».
И в другом месте:
«То, что силы гегельянской и постгегельянской критики недостаточно, чтобы разорвать цепи угнетения, становится очевидным. <...> Напротив, необходимо требовать не еще более критической критики, а бесконечного расшатывания, ослабления границ самости, соизмеримого с бессилием (Ohnmacht) самих растений».
Почему-то кажется, что с последней задачей человечество непременно справится.