Juan Pablo Escobar. Pablo Escobar: mi padre. Bogotá, Colombia: Editorial Planeta Colombiana, S.A., 2014
Три года назад наконец-то вышли мемуары Хуана Пабло, сына Пабло Эскобара, который, сбежав со своей благословенной родины и начав новую жизнь, взял себе имя Хуан Себастьян Маррокин Сантос. У нас они не были переведены, несмотря на сериал «Наркос», посвященный охоте на самого знаменитого наркоторговца XX века, несмотря на непреходящий интерес к теме, продолжающейся моде на кокаин и войне с наркотиками, которую Запад, очевидно, проиграл.
Маррокин, понятное дело, находится в очень сложной позиции. Когда его отец просто продавал наркотики в Америку и занимался благотворительностью у себя на родине, у немногих колумбийцев были вопросы к нему. Когда же он занялся политикой, был оттуда с позором изгнан и перешел к наркотеррору, стал взрывать аптеки, торговые центры, людные перекрестки и даже самолет, он превратился в глазах соотечественников в исчадие ада. А для своих детей он оставался милым папочкой, самым добрым и самым сильным. Маррокин изрядную часть жизни потратил на примирение и покаяние, и в книге он изо всех сил старается быть объективным, но, разумеется, не очень с этим справляется и пытается оправдать папашу.
Сперва читатель должен прорваться через две первые главы. Сразу после того, как отца застрелили (Маррокин правда намекает на то, что тот застрелился сам, чтобы не сдаваться), его вдова и двое детей начали трудный и смертельно опасный танец. Надо было удостовериться, что у правительства Колумбии нет к ним претензий и их не запрячут в тюрьму навсегда. Надо было выцыганить хотя бы маленький кусочек наследства у братьев и кузенов отца, возглавляемых энергичной бабушкой Эрмильдой, которая почему-то твердо решила оставить невестку без копейки. Надо было суметь договориться с остальными картелями, с которыми дон Пабло воевал: вожди хотели крови, готовы были даже отпустить женщин, но убить Хуана Пабло.
От них в итоге удалось откупиться. Наконец надо было придумать, как уехать с Родины, получить загранпаспорта и разрешение на отъезд. Родина в лице разных сенаторов, прокуроров и политиков не очень понимала, что делать со вдовой и детьми и вела себя как собака на сене: вроде и посадить их как соучастников самого одиозного преступника страны как-то неловко, но и отпустить их с миром (и деньгами, что важно) не очень получается.
Читать это тяжело главным образом потому, что сочувствовать семье Эскобара не получается. Маррокин со страшной обидой пишет о «принадлежащих ему по праву» деньгах, которые украли у него родственники. Речь идет о кошмарных суммах, сотнях миллионов долларов, нажитых наркоторговлей и почему-то не потраченных на наркотерроризм. Пабло с тоской вспоминает, как враги сожгли родной домик и украли из него несколько подлинников Дали из коллекции его матери. Вожди враждебных наркокартелей хотели его смерти потому, что одним из последних актов войны со стороны Пабло Эскобара был теракт на свадьбе одного из них. Хочется уже закрыть книжку и сказать «да чтоб вас уже взорвали всех», но тут начинаются главы собственно про Пабло, и это очень поучительное чтение.
Даже Маррокин не знал, сколько денег у его отца — не знал и сам Пабло. «В какой-то момент я превратился в машину по производству денег и просто перестал считать», — цитирует отца почтительный сын. Он хихикает при этом над чужими оценками этого богатства. Форбс считал, что у Эскобара три миллиарда долларов, другие источники — 25 миллиардов, но ни один папе не позвонил и не задал простого вопроса (хотя Пабло охотно разговаривал с журналистами).
Маррокину зато поступиться принципами удалось. Он уехал в Аргентину, выучился на архитектора, увлекся социальной архитектурой и урбанизмом (заказчики не разрешают ему работать публично, потому что все помнят, чей он сын), прошел длинный путь извинений и примирений и стал, судя по всему, не очень плохим человеком. По крайней мере, отца своего он почитает.
У Пабло был свой стиль. Он всегда носил рубашки, расстегнутые до середины груди, никогда не нюхал, но много курил травы. Он привык добиваться всего, чего хотел. Ему понравилась тринадцатилетняя девочка из хорошей семьи — и к пятнадцати она уже родила ему сына, и ни разница в возрасте, ни то, что он на тот момент был контрабандистом и бандитом, а родители девочки не очень хотели забирать ее из школы и отдавать ему, Пабло не остановили.
Пабло был щедр, даже когда уже почти сошел с ума в тюрьме. Когда он с подельниками сидел в собственной тюрьме, один из них, Тато Авенданьо, женился там на своей невесте, и медовый месяц они провели в отдельной камере, а дон Пабло подарил им вращающуюся кровать в форме сердца.
Удивительно, но все, что про него говорят и говорили, — правда. Да, он действительно построил усадьбу с огромным зоопарком с жирафами, со взлетно-посадочной полосой и несколькими дворцами. Да, он и его подельники загадили пол-Колумбии нычками с долларовой наличностью, кубометровыми ямами с пачками стобаксовых купюр, причем по-беличьи о половине из них потом забыли. Да, в какой-то момент Пабло сдался и отправился в тюрьму, которую сам себе построил, где проходили безумные вечеринки с кокаином и шлюхами, тихие вечера с семьей и деловые встречи: при помощи домофона и доверенных лиц он из тюрьмы восстановил свою империю и управлял ею. Правда, в тюрьме «Собор» у Пабло уже по-настоящему поехала крыша — развилась паранойя на фоне клаустрофобии. Он дружил с повстанцами — коммунистами и анархистами — и был человеком довольно левых убеждений (и подпольным миллиардером). Это позволило его противникам заручиться поддержкой ЦРУ и праворадикальных ополчений, воевавших с FARC и убивавших крестьян, которые в результате с ним и покончили.
Но самое главное — этот человек обладал потрясающим даром самооправдания. Важное место в книжке занимают поучения дона Пабло его сыну, в которых он говорит, что он на самом деле хороший, всем желает добра, действует в соответствии со своей совестью, а они — враги, подлые чинуши, военные — первые начали. Война с картелями, полицией и простыми жителями Медельина и всей Колумбии идет потому, что мужчина не должен поступаться своими принципами. Сын просит отца прекратить насилие против невинных (диалог выглядит как выдуманный в традиции античных жизнеописаний), и тот отвечает:
«А ты думаешь, что твоя сестренка и ты не были невинными детьми, когда вам подложили бомбу? Как мне вести войну против государства, которое такой же террорист, как я, или больше? Как я буду воевать против полиции и коррумпированного правительства, которое в союзе с (враждебным картелем) Пепес? Ты-то, не видишь, что они атакуют только одного наркобарона — меня? По крайней мере я выбрал стезю бандита, и таков я есть. Не то что они: днем в униформе, а ночью надевают маски и капюшоны».