Юкио Мисима. Жизнь на продажу. М.: Иностранка, 2021. Перевод с японского Сергея Логачева
1968-й выдался интересным годом для Японии. В Токио суд решал, что делать с полубезумным Дзюном Ано, взорвавшим мужской туалет в аэропорту «Ханэда», анархо-коммунисты из движения «Дзэнгакурэн» вели студентов в уличные бои с полицией, а Les Rallizes Dénudés, лучшая рок-группа в истории страны, начала давать первые концерты. Тем временем в мелкобуржуазном «Плейбое», шестьдесят иен за штуку, маленькими кусками выходил роман Юкио Мисимы «Жизнь на продажу».
Токийский яппи Ханио Ямада за чтением газеты понимает, что все на свете бессмысленно и лучше умереть, чем так жить. Осознав это, он пытается покончить с собой, но безуспешно — врачи спасли его, отчитали и отпустили домой. После этого ему приходит идея попробовать самоубийство чужими руками. Для этого он дает в газете объявление следующего содержания: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».
Вскоре появляется первый покупатель — старичок, уставший от ветреной жены. Он просит сделать так, чтобы очередной любовник застал ее в постели с Ханио-саном и пристрелил обоих. Новоявленный нигилист берется за дело, из которого, к своему сожалению, возвращается живым, да еще и разбогатев на сто тысяч иен. В дальнейшем ему предстоит соблазнить немало женщин, впутаться в историю, связанную с могущественным преступным синдикатом, урегулировать шпионский скандал между двумя странами, стать рабом немолодой вампирши, влюбиться в девушку, которая мечтает убить их обоих, и так далее. Стоит ли говорить, что из каждого нового испытания он выходит целым и почти невредимым, а вот люди вокруг него скоропостижно отправляются на погост.
Таков неожиданно легкомысленный сюжет этого романа, на первый взгляд едва ли достойного самого глубокого японского писателя послевоенного времени. Читатель «Золотого храма», «Исповеди маски», «Патриотизма» (да хотя бы и «Шума прибоя», чрезмерно мелодраматичной и все же невероятно изящной пасторали) будет сбит с толку с первых же строк, открывающих «Жизнь на продажу». Его одновременно серый и претенциозный слог прекрасно соответствует содержанию, больше напоминающему что-то вроде сценария к третьеразрядному фильму, в котором слились пошловатый нуар, грайндхаус и шпионский детектив. (К слову, не так давно роман Мисимы и правда экранизировали, превратив его в эксцентричную дораму, отлично передающую дух первоисточника.)
Чем объяснить такой странный жест? Ведь Мисима никогда не нуждался в деньгах, так что сложно представить, будто его поманили гонораром. Поэтому читатели, очарованные его фигурой, могут предположить, будто писатель за работой над ним вслух размышлял о своих суицидальных наклонностях накануне героического сэппуку, забавы ради облачая их в оболочку бульварного чтива. Но зачем тогда публиковать эту безделушку, написанную для собственного развлечения, да еще и в «Плейбое» — квинтэссенции всего американского, читай: глубоко враждебного радикальному националисту, мечтавшему о реставрации старой Японии, независимой и вооруженной? Да и в Ханио-сане, на поверку оказавшемся крайне ничтожным человеком, нарцисс Мисима никак не мог изобразить себя.
На самом деле каждая страница «Жизни на продажу» пропитана чернейшей желчью, ненавистью и презрением ко всему, во что превратилась его страна за считанные годы американской оккупации. В Ханио-сане Мисима видит никак не романтического героя и острого на язык любимца женщин, а вульгарного нигилиста, типичного представителя поколения предателей, изменивших сперва родине, а затем и себе самим, поколения дельцов, которым страх смерти неведом лишь потому, что они толком и не живут. Что делает Ханио Ямада, пережив глубочайший экзистенциальный ужас? Он отправляется играть в патинко — постыдное развлечение для самых нищих, которое может принести ликующему победителю разве что игрушечную мышь или коробку стирального порошка.
Но сильнее главного героя Мисиму отвращает то, что его окружает: Япония, похожая на сбрендившую старуху, начитавшуюся журналов, выбросившую кимоно и надевшую европейское платье, в которой она больше напоминает инфернального клоуна хёттоко. Стремясь к западным моделям жизни, Япония и себя потеряла, и Запада не нашла, став его жалким эрзацем. «Вилла Боргезе» здесь не имеет ничего общего с римским парком или бунтарскими фантазмами Генри Миллера, «Виллой Боргезе» в Токио, описанном Мисимой, называется многоэтажка для нуворишей, стоящая посреди руинированного спального района. В другой сюжетной линии глава семейства, умерев, оставил в наследство сыну самое ценное, что у него было, — рисунок Цугухару Фудзиты, мастера китча, променявшего путь самурая на клоаки Монпарнаса.
Библиотекарша, ни разу в жизни даже не думавшая сделать что-то противозаконное, крадет редчайшую книгу, соблазнившись на двести тысяч иен. Почему? Потому что «ее расплывчатые материальные фантазии до этого времени оставались под спудом, однако, когда впереди замаячила перспектива получить двести тысяч, в глубине сердца что-то лопнуло, как жареный бобовый стручок, и у нее вдруг появилась страстная тяга к модной одежде и шикарным вещам, которые позволили бы ей свысока поглядывать на других женщин». Она соскабливает с книги библиотечные штампы и несет ее Мефистофелю по имени Генри, очевидно — американцу. А когда этот самый Генри предлагает ей еще пятьсот тысяч за то, чтобы она попробовала приготовленный им яд, она бежит за помощью к Ханао, который резонно замечает, что заработанные сотни тысяч ей стоит потратить, например, на покупку гориллы.
Женщины в «Жизни на продажу» — это вообще носительницы греха, абсолютного зла, которым, в соответствии с западными образцами, дали слишком много прав и свобод. Один из наивных рецензентов американского издания «Жизни на продажу» в 2019 году даже упрекнул Мисиму за то, что в романе плохо прописаны женские персонажи, а методы обращения с ними морально устарели. Действительно, персонажи женского пола в этом романе появляются лишь для того, чтобы продвинуть сюжет, потешить самолюбие главного героя и бесследно исчезнуть. Все они поголовно красавицы и не отличаются пуританской моралью, с готовностью отдаваясь Ханио по первому же требованию. Вот только проблема с женскими персонажами не в их плоскости и не в объективации, а в том, что, если бы не законы жанра, Мисима наверняка изобразил бы их не глянцевыми моделями, а человекообразными гниющими чудовищами с хитиновым панцирем вместо кожи.
Но в глубинах ада Ханио-сан встречает самого жуткого монстра, которого только мог вообразить Мисима. Воплощением всего худшего, что есть в modern world, оказывается девушка Рэйко, единственная дочь в крайне буржуазной семье, употребляющая ЛСД и транквилизаторы и ошивающаяся с хиппи и леваками. Таким Мисима и видит кристаллизованное будущее Японии, на глазах превращающейся в ад для традиционалиста.
И едва ли не единственный голос разума в этой книге принадлежит анонимному недоброжелателю, который отправил Ханио-сану гневное письмо:
«Вы не дорожите своей жизнью. Чего вы добиваетесь? До войны люди, имевшие честь называться подданными императора, были готовы отдать свою жизнь за родину. И вы собираетесь обменять свою жизнь на презренный металл только потому, что в мире, в котором мы живем, правят деньги?
Лично я возмущен этим миром наживы, но именно из-за такого человеческого шлака, как вы и вам подобные, денежные мешки могут править нами. Я прямо скажу: ваше объявление омерзительно. Это крайняя степень моральной деградации».
Собственно, в этой тираде, которую легко принять за ироничное воспроизведение старческого брюзжания, и кроется ключ к «Жизни на продажу» — роману о том, какое отвращение Мисима испытывает к самому факту существования подобной литературы. Это объясняет и выбор площадки для публикации: ведь обращаться к оппоненту возможно лишь там, где он тебя услышит. В данном случае — на страницах глянцевого журнала для мужчин среднего достатка, составлявших костяк японского общества того времени.
В архиве Юкио Мисимы есть фотография, на которой писатель позирует в полицейской форме верхом на мотоцикле. Этот снимок, сделанный за считанные недели до его гибели, великолепно передает внутреннее состояние Мисимы последних лет жизни, когда он ясно дал понять, что даже Гитлер ему друг, но никак не тараканий социум, населяющий его отечество. Чтобы исправить ситуацию, он готов взяться за полицейскую дубинку и наконец навести порядок, давя бронированным мотоциклом обитателей игровых залов с патинко, профсоюзных активистов, декадентствующих юнцов, своих коллег-полицаев и всю остальную человеческую накипь.
Пробным мотоциклом возмездия для Мисимы стала литература. Ну а уже потом он взялся за нож и умер благородной, но крайне мучительной смертью.