В России выходит множество книг «по архитектуре»: альбомы, каталоги выставок, биографии архитекторов, теоретические и узкоспециальные работы, книги по истории отдельных стилей и сооружений, книги по градостроительству, урбанизму и архитектурному рисунку, по социологии и эстетике, учебники, справочники.
Изменения в обществе, социальную историю, смену режимов, расцвет и упадок цивилизаций, развитие технологий, историю войн привычно и просто иллюстрировать материальными объектами — от пирамид Гизы до мемориала на месте Всемирного торгового центра. Материальные объекты говорят о ценностях общества, идеологии власти, о повседневных практиках. Идеологические и идейные споры сильнее обострены в архитектуре, чем в других искусствах, абсолютной зависимостью от воли заказчика. Архитектор не может позволить себе роскоши работать «в стол», как писатель или композитор, или «для вечности», как художник. Ему приходится подстраиваться, идти на компромиссы со своим вкусом, миропониманием, гражданской позицией. Результатом труда должно быть изменение пространства. Жанр «бумажной» архитектуры рождается от отчаяния и невозможности реализоваться.
В этом году среди уже приличного количества новых книг «по архитектуре» вышли две совершенно необыкновенные, о которых нельзя умолчать. Несмотря на различие в жанрах и времени создания (одна — теоретическая работа, впервые изданная в 1924 году; вторая — только что написанное исследование по истории архитектуры), книги глубоко связаны между собой. Но о каждой по порядку.
М. Я. Гинзбург. Стиль и эпоха. Проблемы современной архитектуры. М.: Гинзбург и Архитекторы. 2018
Перед нами переиздание книги архитектора-конструктивиста Моисея Яковлевича Гинзбурга. Внук автора Алексей совершил невероятное, полностью воссоздав и даже улучшив оригинал 1924 года. Перед нами не факсимильная копия, а полноценное издание: оцифрованные фотографии отретушированы и превосходят по качеству иллюстрации Госиздата, картинки не просвечивают, а литеры высокой печати не продавливают страницы большей плотности. Шрифт максимально приближен к оригиналу.
К слову, поиски уникального шрифта «Стиля и эпохи», которые несколько лет назад предпринял ваш покорный слуга, не увенчались успехом. Специалисты высказывали версию о специальной отливке или использовании дореволюционного набора, позднее уничтоженного.
Шрифт, макет, иллюстрации очень важны в книге. Особенно это понимаешь сейчас, в 2019 году, когда держишь в руках безупречно придуманную и построенною книгу, безусловно являющуюся образцом типографского искусства.
Отдельно надо сказать и о языке книги. Автор ограничивает свое высказывание одним искусственным стилем. Гинзбург осознанно насыщает книгу канцеляризмами и техницизмами, он конструирует точный универсальный технологический язык нового человека. Нам язык «Стиля и эпохи» кажется тяжелым, сухим, механистичным. Но в еще утопическом 1924 году планировали полностью изменить человека — и опыты с языком были естественны.
Конечно, главные достоинства «Стиля и эпохи» не в идеальном макете и не в языке, в книге все согласовано и ничто не случайно, но макет и язык только дополнительные средства донести до читателя смысл работы.
Назвать «Стиль и эпоху» манифестом архитектуры конструктивизма заманчиво, но так можно существенно сузить ее значение. От манифеста текст отличает логическая система аргументации, ретроспективность. Гинзбург не декларирует конструктивизм, а доказывает, что новые условия требуют принципиально нового подхода к архитектуре. Мы имеем дело с программным текстом эпохи, трудом, оказавшим влияние на развитие архитектуры ХХ века во всем мире.
Моисей Яковлевич формулирует задачи «нового стиля». Последствия мировой и гражданской войн, новые социальные задачи после Октября требовали полного изменения подхода к градостроительству и архитектуре. На протяжении многих веков стиль зависел от задач и вкусов правящего класса, элиты. Теперь архитекторы должны были участвовать в решении социальных задач, в СССР они попали в уникальное положение: в отсутствие персоны заказчика его роль стал выполнять весь пролетариат, все советские люди.
По крайне мере так считали большинство представителей интеллигенции, оставшихся в России. С окончания Гражданской войны прошел всего год, до затвердения сталинского социализма было еще далеко. В это время не один Гинзбург пытается сформулировать запрос нового гегемона, левые интеллектуалы всего мира работают в этом направлении.
«Стиль и эпоха» четко ставит задачи: архитектор должен стать «не декоратором жизни, а ее организатором». Конструировать жилье и общественные зданий, опираясь на их функционал, как в промышленных сооружениях. Проектируя жилье, надо учитывать телесные практики, эргономику, схему повседневного перемещение в жилом пространстве.
Архитектор должен многому учиться у конструктора. Это не значит «изменить своему таланту», а, напротив, творчески решать небывалые задачи. Жилой дом предстает как машина для жилья, где функциональность пространства стоит на первом месте. Эстетика здания подчинена функциональности, но задача архитектора — не строить безобразные коробки, а создавать удобные и прекрасные дома. Несмотря на оперирование к «новому стилю», Гинзбург объявляет конец архитектурных стилей. Никаким стилем конструктивизм быть не может, конструктивизм — метод.
Не стоит пересказывать книгу, «Стиль эпохи» — не мертвый памятник, помогающий узнать умонастроения и идеи архитекторов столетней давности. Ее можно использовать весьма практически. Например, вышеупомянутая идея о роли заказчика в неоднородно классовом обществе. Гинзбург элементарно объясняет, почему расцвет лужковской архитектуры в Москве на рубеже веков — не аномалия и не недосмотр, а норма для эпохи первоначального накопления и слияния государства и капитала. Архитектура этого времени просто не могла быть другой.
Моисей Яковлевич Гинзбург прослеживает смену стилей в архитектуре со времен античности. Для него важно показать, как развитие технологии влияет на эстетику. Великий конструктивист отмечает, что смена стиля в архитектуре не может происходить мгновенно. Появление «нового стиля» вызвано глубокими изменениями в разных областях жизни, социальной и политической, он связан с развитием науки и технологий. Существуя на переходном этапе, «новый стиль» впитывает многое из старого, разрушая и перерабатывая его. О процессе такого перехода рассказывает следующая книга.
А. Н. Селиванова. Постконструктивизм. Власть и архитектура в 1930-е годы в СССР. М.: БуксМАрт, 2019
Александра Селиванова — историк архитектуры, директор Центра Авангарда, старший научный сотрудник Музея Москвы и Института теории архитектуры и градостроительства РААСН, кандидат наук. Диссертацию защитила по теме «Творческие поиски в теории и практике советской архитектуры 1930-х годов». Сегодня Александра — один из ведущих ученых, занимающихся советской архитектурой 20-х и 30-х годов ХХ века. Селиванова представляет новое поколение исследователей, свободное от идеологических предрассудков, мифов и конструктов советских, да и перестроечных.
«Постконструктивизм» — не первая книга ученого, но она выделяется из библиографии объемом и масштабом поставленной задачи.
Работа посвящена развитию советской архитектуры с 1932-го по 1937 год. Архитектуре между конструктивизмом и высоким сталинским стилем, переходу от одного к другому. Финал этой трансформации, закрепившийся в СССР аж до конца 1955 года, совсем не напоминал воздушный аскетический конструктивизм на старте. Александра Селиванова говорит о появлении уникального переходного архитектурного направления, стиля. «Постконструктивизм», «стиль 1935 года», «стиль второй пятилетки» — называют его по-разному, но характеризуют его общие стилистические свойства, визуальные и конструктивные решения.
Перечисляя достоинства книги, боишься что-то упустить. Собран огромный материал, обработан и представлен. Про идеологию, повседневность, историю не самого светлого периода в жизни нашей страны написаны тысячи томов. Из книг про литературный процесс можно составить приличную библиотеку. Однако в истории архитектуры вторая пятилетка СССР обходится стороной. Создается впечатление, будто по мановению волшебной палочки конструктивизм прекращается и на его месте расцветает сталинский неоклассицизм.
«Постконструктивизм. Власть и архитектура в 1930-е годы в СССР»
Фото: Галерея «На Шаболовке»
Александра Селиванова открывает сложнейший процесс, сочетающий в себе теоретическую работу зодчих, идеологическое давление, организационные изменения, влияния иностранной архитектуры, развитие школ. Воссоздает политический, социальный, культурный, интеллектуальный ландшафт эпохи.
Автор «Постконструктивизма» обращает внимание на параллели между советской и зарубежной архитектурой в эстетике, работе с формой. Россия в этом не уникальна: во всем мире происходит медленное, но верное охлаждение к конструктивизму/функционализму. Эти наблюдения очень ценны для читателя.
Как мы узнали из «Стиля и эпохи», Стиль формирует заказчик. Короткая эпоха мечты архитекторов «организовывать жизнь» заканчивается к 1932 году. Есть только одна сила, способная организовывать жизнь масс, и это Партия. Власть уже знает, как организовать в подконтрольный союз самих вчерашних организаторов жизни, но задачи архитекторам поставить еще не может. Устойчивый железобетонный механизм контроля искусства устанавливается в 1937 году, к первому съезду советских архитекторов.
Партийное руководство уничтожает утопические надежды художников, действуя — что в литературе, что в музыке, что в архитектуре — по одной схеме. Схема, предшествующая возникновению Союза писателей СССР, до мелочей повторяет схему создания Союза советских архитекторов. Даже программы с поправкой на род искусства повторяются.
Основные объединения архитекторов ОСА и АСНОВА расходятся по художественным принципам, их представители спорят, бойкотируют конкурсы, происходит нормальная творческая жизнь. В 1929 году организуется ВОПРА — Всероссийское общество пролетарских архитекторов (в литературе четырьмя годами ранее появляется РАПП). Предъявить пролетарские архитекторы могут мало чего, но не скупятся на классовую критику попутчиков, оппортунистов, левых и правых уклонистов. В 1932 году (у писателей — в 1934-м) все союзы объединяются в ССА (СП СССР). Верхушку «независимых» союзов занимают представители «пролетарских», идейно близких Партии объединений.
Осенью 1934 года проходит первый съезд писателей СССР, утверждающий принцип социалистического реализма, в 1937-м принцип соцреализма принимают на своем всесоюзном съезде архитекторы. Мало кто знает, что в 1936 году, через три недели после печально известной статьи «Сумбур вместо музыки», в той же «Правде» выходит статья «Какофония в архитектуре», где разносятся в пух и прах Ле Корбюзье и отечественные «эпигоны западноевропейского конструктивизма».
К 1932 году конструктивизм перестает быть аналитическим методом проектирования зданий и перерождается именно в архитектурный стиль. В книге приведены очень точные слова Гинзбурга 1933-го года: «Слишком быстро, слишком стихийно получили распространение новые архитектурные идеи. Без раздумья, без борьбы пошла широкая волна архитекторов по новому пути. Слишком много случайных людей привела это волна, людей, плывущих только по течению. За таким приливом неизбежен отлив. Случайно пришедшие к новой архитектуре должны уйти... Лишенные элементарных знаний исторического наследия архитектуры, не видя „скорой помощи” от провозглашаемых новых принципов, широкие круги архитекторов потекли по уже проторенному руслу так называемого нового стиля, примитивного элементарного стиля, вульгарно упростившего все задачи, потекли по руслу стиля, против которого и следует обратить сейчас все острие борьбы».
Лисагор открещивается от «стиля» менее пафосно, но категоричнее: «Конструктивизм родился и оставался в основном методом аналитического мышления. „Стиль” этот в значительной мере принадлежит попутчикам конструктивизма, которые, не понимая метода, воспринимали только его внешнюю сторону».
Получается, что постконструктивизм не наследник метода, а трансформация «стиля», заимствующая и развивающая эстетику конструктивизма.
Ценнейшее открытие книги «Постконструктивизм» состоит в том, что автор предполагает готовность зодчих к изменениям. Фактически архитекторы во время второй пятилетки предлагают власти разные варианты развития языка архитектуры, стиля. Простота и легкость конструктивизма приобретают основательность, тяжесть, обрастают «мясом» декоративных элементов. Декор еще связан с назначением, функцией здания, как танки на фасаде Наркомата обороны или серпы и молоты на Академии имени Фрунзе, но фасады выполняют не роль части конструкции, а монументальной пропаганды.
Знаменитый дом на Моховой Ивана Жолтовского, прообраз будущего высокого стиля, к постконтсруктивизму не относят, но функционально он не отличается от Дома НКПС на Краснопрудной Игоря Рожина.
Власть требует монументальности, преемственности, связи с историей. Советская империя 1937 года тотальна, основательна и вечна. Будущее уже наступило, история кончилась. Требование к Искусству одно — стать частью пропаганды. Режим не ставит перед собой задачи обеспечить советских граждан функциональным жильем. Власти нужны дворцы для героев, общественные здания, советские учреждения, прославляющие ее.
Превратить Дом Наркомфина архитектора Гинзбурга на Новинском бульваре в объект тоталитарной пропаганды невозможно, каждый элемент конструкции воспротивится этому. Проще построить рядом, на площади Восстания, высотное здание.