Было бы странно, если бы следом за волной стоического селф-хелпа популяризаторы не добрались бы до философов более позднего времени, ведь поучиться жизни можно не только у Эпиктета с Сенекой, но и, скажем, у Бенедикта Спинозы. Именно к этому решил призвать нас французский писатель Фредерик Ленуар, а Антон Прокопчук — рассказать о том, что у него в итоге вышло.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Фредерик Ленуар. Чудо Спинозы. Философия, которая озаряет нашу жизнь. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2024. Перевод с французского Анны Гличевой. Содержание. Фрагмент

В книге «Чудо Спинозы» французский писатель и популяризатор философии Фредерик Ленуар в доступной форме знакомит читателя с основными идеями Бенедикта Спинозы (1632—1677), одного из величайших мыслителей в истории западной культуры. «Философия, которая озаряет нашу жизнь» — такой подзаголовок носит эта небольшая и добротно изданная книга. Сложно сказать, приведет ли она читателя к озарению, но уж точно намекнет, в какую сторону идти, если вы не прочь иногда поразмышлять.

Жизнь и философию Спинозы принято рассматривать как единое целое. Ленуар не отказывается от этой традиции и в первой части книги последовательно обсуждает биографию Спинозы, его место в интеллектуальном контексте XVII века, его непростые отношения с консервативной иудейской общиной, церковными и светскими властями Республики Семи Объединенных Нижних Земель, как в то время назывались Нидерланды. Здесь же освещаются его новаторские идеи относительно религии и толкования священных текстов, а также взгляды на правильное политическое устройство государства. Ленуар изображает Спинозу свободолюбивым критиком общественных предрассудков и суеверий, бескомпромиссным в отстаивании своей позиции, но в то же время обаятельным и деликатным, приятным во всех отношениях человеком, принимающим жизнь с радостью, несмотря на тяготы своей незавидной судьбы. Во второй части автор излагает основные положения философии Спинозы. Ее средоточие Ленуар обнаруживает в нескольких ключевых темах и положениях. Прежде всего, мысль Спинозы озабочена стремлением к счастью. Оно заключается в понимании взаимосвязей между вещами, в осознании обусловленности одних событий другими. Спиноза полагал, что все существующее является выражением единой субстанции, ее «атрибутами» и необходимым образом связано между собой. Пределом познания, то есть самой первой причиной всего существующего, может быть только то, что само не является следствием чего-либо. Место первопричины Спиноза вполне традиционно отводит Богу. Ленуар употребляет довольно много усилий, чтобы разграничить религиозное и философское понимание Бога. Судя по всему, Спиноза действительно не был склонен к какой бы то ни было догматической религиозности. Его идея о единстве субстанции означает принципиальную имманентность: нет ничего по ту сторону природы, субстанции или Бога, что в конечном счете одно и то же. Именно такого рода идеи вызывали скандал среди блюстителей общественного благочестия и приводили к мерам против философии Спинозы даже спустя годы после его смерти: стоит лишь сказать, что отлучение мыслителя от еврейской общины, так называемый херем, не отменено и по сей день (хотя попытки добиться отмены предпринимались). Несмотря на это, Ленуар не считает правильным называть Спинозу атеистом и даже отмечает в его воззрениях некоторый мистицизм. Во всяком случае, речь должна идти о пантеизме — представлении о Боге как совокупности всего сущего. Спиноза не верит в Бога, но рационально полагает Его существование. Точно так же его философия не сводится ни к материализму, ни к идеализму, но содержит и то и другое: Спиноза, говорит Ленуар, «материализует разум и одухотворяет материю».

Одним из главных лейтмотивов спинозизма считается напряжение между аффектами и разумом. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что аффекты составляют в человеке его телесную, в узком смысле естественную сторону, в то время как разум выражает познавательный атрибут — впрочем, не менее естественный, чем аффекты. Человека Спиноза рассматривает аналогично субстанции, как единое целое, монистически. Несмотря на монизм взглядов Спинозы, в них то и дело возникает дуалистическое напряжение между тем, что он называет «познающей» и «познаваемой природой». В жизни человека это напряжение выражается в столкновении эмоций, влечений и желаний с разумными устремлениями. «Познаваемая» аффективная часть человека, как и все в природе, обусловлена действием каких-то причин. Разумная, «познающая» часть, точно так же будучи обусловленным атрибутом единой субстанции, позволяет познавать связь вещей в ней. Все люди движимы страстями, но движимый одними страстями человек несвободен. Только поступающий в согласии с разумом свободен, поскольку он понимает связь вещей и способен действовать, исходя из этого понимания, выбирать соответствующие законам природы аффекты, а не бессознательно следовать случайно возникающим порывам или общественным предрассудкам. Спиноза помогает нам достигать счастья и свободы, говорит Ленуар, поскольку учит поступать в согласии с разумом, а не идти на поводу страстей. Счастье состоит в том, чтобы содействовать природе, а не противоречить ей, поскольку природа устроена разумно и правильно. Разум не предписывает ничего противоестественного. Посредством разума природа требует от живого существа любить себя, заботиться о сохранении и преумножении собственного и, соответственно, всеобщего благополучия. Поэтому познание неизбежно приводит к радости и озаряет нашу личную и общественную жизнь, что и обещает нам Ленуар. Как видно, Спиноза действительно не проводит слишком жесткой границы между разумом и чувством, он не предпочитает одно другому, но настаивает на их правильном сосуществовании. В конечном счете всякая деятельность человека, в том числе познавательная, ведома желанием, но только желание в согласии с разумом способно привести человека к блаженству. Именно блаженство Спиноза считает пределом человеческих устремлений и посвящает все свои трактаты наставлению на верный путь к нему. Чем ближе человек подходит к совершенству, тем ближе он к гармонии с природой или Богом. Стало быть, познание приближает человека не просто к душевному спокойствию, но к единению с миром и в итоге к бессмертию. Ленуар сравнивает Спинозу с великим неоплатоником Плотином, который тяготился земной жизнью и даже собственным болезненным телом едва ли не сильнее Спинозы, но предложил одну из наиболее воодушевляющих и оптимистических философских систем, точно так же обещая человеку духовное бессмертие через познание правильного устройства мира.

Вообще нужно сказать, что вся книга Ленуара выдержана в довольно экзальтированном тоне. Ее основной посыл таков: «философия помогает жить и радоваться жизни». Автор прибегает к привычным для таких книг бытовым упрощениям в иллюстративных целях, хотя и не слишком злоупотребляет ими. Его взгляд на философию Спинозы в целом может быть назван школьным, но в то же время достаточно оригинальным. Особого упоминания заслуживают небесспорные, но любопытные сравнения спинозизма с проповедью Христа и древнеиндийской адвайта-ведантой. Разумеется, Ленуар не претендует на раскрытие всех деталей философии Спинозы, его книга рассчитана на самого широкого читателя и годится только в качестве первого введения в тему. Между тем заинтересованному читателю стоит помнить, что за весьма приятными и воодушевляющими рассуждениями о счастье и свободе скрываются теоретические бездны, по сей день вызывающие головную боль у вполне серьезных исследователей. Читать Спинозу внимательно — большой труд, особенно когда переводы не так хороши, как хотелось бы (а переводы «Этики» и «Богословско-политического трактата» на русский язык не лишены известных недостатков). Труд этот, впрочем, окупается с лихвой, о чем вполне убедительно свидетельствует восторженный тон Ленуара. Конечно, подчас автор увлекается и допускает некоторый перекос в своей оценке оригинальности Спинозы, который преимущественно изображается в книге как единственный в своем роде, «задающий меру» мыслитель. Преемственность его идей по отношению к философской традиции и связь с духовным контекстом времени не всегда прослеживается в книге детально в достаточной даже для популярного введения степени. Скажем, связь спинозизма с философией Рене Декарта показана в основном как негативная, что не вполне точно, а зависимость от политической философии Томаса Гоббса не упоминается вовсе — при том, что в соответствующем месте Ленуар цитирует откровенно гоббсовские по происхождению пассажи Спинозы о природе человека, естественных законах и общественных суевериях.

В свете вышесказанного становится более понятной, но все равно выглядит несколько комично робкая критика Ленуаром неподобающего отношения Спинозы к женщинам и животным. Здесь, говорит автор, Спиноза все-таки поддался предрассудкам своей эпохи, не пожелал или не смог проявить свойственный ему в других случаях нонконформизм. Разумеется, обращаясь к мыслителям прошлого за помощью в настоящем, мы то и дело грешим против строгого историзма, поверяя одну эпоху нравами другой. Довольно просто осудить за неверие в победу прогресса того, кто жил на заре его становления, когда торжество наших ценностей даже не маячило на горизонте. Впрочем, не эти «досадные промахи» ценны для нас в мысли Спинозы и вообще в философии прошлого. Нас интересует вневременное содержание, вечные истины, которые по природе своей не способны устареть, и как раз этому Ленуар, к его чести, уделяет больше всего внимания. Однако не во всем удачно он раскрывает суть «чуда». Спиноза очень рано попал в опалу со стороны всех возможных организованных движений. Он находил приют и общение только в самых толерантных, благосклонных к изгоям кругах, а от университетской кафедры и профессионального общения отказался в пользу уединенной жизни и карьеры шлифовальщика линз. Об этом Ленуар вспоминает не один раз, увязывая одиночество Спинозы с его нонконформизмом, но как раз в этом никакого чуда нет. Хотя сегодня Спинозу может читать любой желающий, а его творчество широко изучается в университетах без всяких запретов, его нельзя назвать самым популярным философом. Несмотря на колоссальное влияние на последующую традицию, Спиноза в некотором отношении остается одиночкой и по сей день. Подрывной потенциал его мысли до сих пор в силе, что особенно хорошо видно по современной рецепции политической философии Спинозы. Как раз об этом аспекте в книге Ленуара речь практически не заходит. Для него Спиноза — философ разума, радости и свободолюбия, но его свободолюбие совсем не обязательно принимает безобидные либеральные формы. Об этом тоже следует помнить: философия смелого пользования собственным разумом далеко не всегда устраивает тех, кто предпочитает разум коллективный, пусть даже это самый добрый на свете, любящий женщин и животных коллектив. Девиз Спинозы — Caute, «будь осторожен», — который он выбрал после неудачного покушения на собственную жизнь, следует принять во внимание и современному читателю его трактатов. Осторожно, читатель! По прочтении твой мир может уже никогда не оказаться прежним!

Вероятно, самая главная неприятность, таящаяся в глубинах мысли Спинозы, касается его трактовки свободы. Вопреки заверениям Ленуара, Спиноза понимает ее весьма своеобразно; настолько, что многие весьма искушенные читатели его работ сходятся в том, что никакой свободы за человеком Спиноза не признает. Хрестоматийный пример такого понимания можно найти в письме Спинозы его другу и постоянному читателю Георгу Герману Шуллеру. Представьте себе, говорит мыслитель, что под воздействием физических сил камень падает вниз. Если бы камень во время падения вдруг обрел способность мыслить, он осознавал бы только свое стремительное движение и потому заключил бы, что двигается лишь в силу собственного стремления к движению. «Такова же та человеческая свобода, обладанием которой все хвалятся и которая состоит только в том, что люди сознают свое желание, но не знают причин, коими они детерминируются». Поэтому, говорит Спиноза, если под свободой подразумевать отсутствие принуждения со стороны других, то люди в некоторой мере свободны. Мы, например, можем потакать своим вредным привычкам даже вопреки принуждению бросить их со стороны близких. Если же под свободой понимать ничем не обусловленное действие, то никакой свободы у людей нет, есть лишь только неведение относительно истинных причин собственных поступков. Человек не более свободен, чем падающий с горы камень.

Спинозизм и его отрицание свободы воли очень долго вызывали скандалы даже в академических кругах. Скажем, знаменитый спор вокруг философии Спинозы в Германии XVIII века просто-напросто свел в могилу одного из участников. В те просвещенные времена назвать кого-то спинозистом было равнозначно обвинению в атеизме и, следовательно, неблагочестивости, поэтому страсти кипели нешуточные. Считалось, что спинозизм вкупе с его фирменным геометрическим методом изложения приводит к построению полностью детерминированной системы философии, которая отрицает фундаментальные положения христианского и даже светского мировоззрения, в том числе свободу воли. Здесь следует добавить, например, то соображение, что спинозистский ренессанс во французской философии второй половины века XX носил радикально детерминистский характер и сочетал идеи Спинозы едва ли не с диалектическим материализмом. Сам Ленуар вполне резонно возражает как раз против такой редукции к материализму, говоря, что философия Спинозы сложнее и богаче. Но в том и загвоздка: нельзя вычитать из Спинозы что-то одно и безусловно приятное всем. «Чудо Спинозы», вероятно, точнее было бы назвать «парадоксом», что в переводе с древнегреческого означает нечто противоречащее общепринятому мнению, то есть здравому смыслу. Свободолюбивый нонконформист сочиняет философию тотальной зависимости поступков от внешних причин — и подвергается гонениям со стороны тех, кто за идею свободы готов забросать камнями. Чудесным образом Спиноза — далеко не только мыслитель радости и свободы, его жизнь и его мысль допускают самые разные интерпретации. Тем, впрочем, и хороша настоящая мысль. Философия не предлагает готовых решений, и в этом смысле не облегчает, а только усложняет жизнь. Жизнь, озаренная ее светом, не обязательно станет проще, но наверняка станет ярче, а ее темные места прояснятся.

Главное достоинство книги Ленуара — его искренняя любовь к Спинозе. В этом ее преимущество перед другими популярными введениями в философию, написанными в чрезмерно популярном сегодня жанре «селф-хелп философии». В который раз читателю обещают, что философия обязательно изменит его жизнь к лучшему, стоит всего лишь каждый день натощак читать по несколько страниц «Этики». Но влюбленному в Спинозу Ленуару хочется поверить: видно, что его проповедь вдохновлена не просто нуждой монетизировать свои скучные академические интересы. Кажется, что на него в самом деле подействовало чудо Спинозы — глядишь, и на меня подействует, и жизнь в секунду озарится светом разума и блаженства. Не стоит забывать, однако, мудрые слова Аристотеля на этот счет. Философия, говорил он, есть самая бесполезная и потому самая прекрасная из наук. Люди философствуют не ради конкретной пользы, не исходя из потребностей, но только из любви к мудрости, из стремления к благу. Ленуар неоднократно вспоминает знаменитые слова Спинозы: «не осмеивать человеческих поступков, не огорчаться ими и не клясть их, а понимать». Глубокий смысл этого девиза состоит не в том, чтобы «принимать людей такими, какие они есть». Понимание самоценно и автономно, оно не служит никаким целям, кроме собственно понимания. Философ стремится познать, как, зачем и почему нечто происходит, а не выносить вердикты окружающей действительности. Только такое познание умиротворяет человека в самом буквальном смысле: оно возвращает человека к единству с миром, позволяет увидеть действительную связь вещей, обнаружить в окружающем бардаке порядок. Философия относится к миру предельно свободно, поскольку не обусловлена его сиюминутными требованиями, но лишь одной любовью к мудрости. Впрочем, перед читателем остается довольно тяжелый вопрос: можно ли быть по-настоящему свободным в одном только мире разума, будучи лишенным свободы практической, свободы общения и ассоциаций — той самой, которой был в значительной степени лишен сам Спиноза, которую он так любил и горячо провозглашал в своих политических работах. Ответ на этот вопрос читателю придется найти самостоятельно, независимо от того, вдохновит ли его книга Ленуара или эта скромная рецензия на дальнейшее погружение в философию Спинозы. Но все-таки пускай читатель верит и знает, что всякому, кто действительно любит мудрость, Спиноза сможет в нужный момент прийти на помощь, и чудо так или иначе произойдет!