Майкл Манн. Источники социальной власти: в 4 т. Том 4. Глобализации, 1945–2011. М.: Дело, 2018
Из трех живых классиков исторической макросоциологии — в алфавитном порядке: Иммануила Валлерстайна, Рэндалла Коллинза и Майкла Манна — последний до недавних пор в России был известен меньше всего. Вряд ли стоит искать в этом какой-то умысел, но в том обстоятельстве, что манновские «Источники социальной власти» выходят в русском переводе после «Современной миросистемы» («Мир-системы Модерна») Валлерстайна и «Социологии философий» Коллинза — есть определенная, ретроспективно вычитываемая логика.
Пожалуй, именно четырехтомник Манна наиболее близко подошел к тому, что можно назвать «большим рассказом» исторической макросоциологии, являющим единый парадигматический подход к всемирной истории на всем ее протяжении и доведенным до наших дней — скажем, «Мир-система» Валлерстайна охватывает куда менее протяженный исторический отрезок — с середины XV столетия до Первой мировой войны. К тому же мир-системный анализ Валлерстайн, его основатель, продолжает рассматривать как «призыв к спору о парадигме», а не самой новой парадигмой, хотя в предисловии к переизданию «Мир-системы» 2011 года однозначно дает понять, что постмодернистский отказ от «больших рассказов» явно был преждевременным. «Источники социальной власти», первый том которых вышел в 1986 году, через 12 лет после первого тома валлерстайновского magnum opus, — попытка представить новую парадигму макроистории.
Приступая к воплощению столь монументального замысла, Манн прекрасно понимал, на что замахивается. Подобное предприятие, пишет он в предисловии к переизданию «Источников социальной власти», не было таким уж выдающимся для авторов XIX века, однако в современной академической среде оно выглядит абсурдно амбициозным. Тем не менее сама концепция Манна достаточно проста — в целом это как раз та самая хорошая теория, которую можно уместить на одной странице. Манн определяет человеческие общества как организованные сети власти и называет четыре ее источника — идеологический, экономический, военный и политический. Эта схема в целом восходит к Марксу и Веберу (с последним Манна часто и совершенно заслуженно сравнивают), с тем лишь отличием, что Манн выделил в качестве еще одного самостоятельного источника военную власть и включил ее в базовую типологию. Далее к этой основе добавляются дополнительные оси координат, учитывающие различные организационные аспекты власти: коллективный и дистрибутивный, экстенсивный и интенсивный, авторитарный и рассеянный (диффузный), деспотический и инфраструктурный и т. д. В результате получается универсальная парадигматическая матрица, через которую на протяжении четырех томов книги Манна разворачивается всемирная история.
«Теория источников социальной власти — это не теория общества и не теория основных сфер социальной жизни, а также не теория неких структурно-функциональных комплексов с четкими границами и не теория институциональных ансамблей, составляющих унитарные, хорошо структурированные социальные тотальности или системы („общества”)», — подчеркивает в одной из своих статей редактор русского перевода «Источников социальной власти» Дмитрий Карасев. Манн сформулировал свой подход короче и проще: «я просто делаю то, что делаю, особенно не рассуждая о собственном методе». Хотя базовое определение власти у него, конечно же, присутствует: это «способность преследовать и достигать цели посредством овладения окружающей средой», которую «наиболее целесообразно рассматривать как средства, организацию, инфраструктуру, логистику».
При этом Манн, безусловно, отдает должное постструктуралистской презумпции подозрения к «большим рассказам», отказываясь не просто от решения — от самой постановки вопроса о том, какой из источников социальной власти является первичным. На протяжении всемирной истории, пишет Манн, «ни один источник власти не был постоянно важнее остальных, не наблюдалось и четких постоянных правил преемственности, которые бы характеризовали переходы от одного режима к другому… Эти четыре источника порождают неравные факторы власти — их отношения, как правило, ортогональны друг другу… Учитывая подобную неконгруэнтность источников власти, трудно, если не невозможно, утверждать, что один из них является в конечном счете первичным, хотя в определенные периоды мы можем установить большую значимость одного или нескольких источников власти. Источники власти не столько противоречат друг другу, сколько отличаются друг от друга, причем все они остаются (пока) необходимы цивилизованному человечеству».
***
Майкл Манн родился в Манчестере в 1942 году. Его академическая карьера начиналась в Оксфорде, где он в 1963 году получил степень бакалавра современной истории, а в 1971 году стал доктором философии по социологии. Его докторская диссертация представляла собой основанное на опросах рабочих эмпирическое исследование того, как корпорации передислоцировали свои фабрики в Англии, и первые крупные работы Манна, опубликованные в 1970-х годах, также были посвящены рабочему движению. Одним из соавторов Манна того времени был историк Робин Блэкберн, в дальнейшем почти два десятилетия возглавлявший влиятельный журнал New Left Review, — вместе они написали книгу «Рабочий класс на рынке труда», вышедшую в 1979 году.
Майкл МаннВ 1977 году Манн начинает читать лекции по социологии в Лондонской школе экономики, где его новым соавтором становится Эрнст Геллнер, и отдаляется от тематики рабочего движения, которое на глазах погружалось в кризис, закономерно увенчавшийся началом эпохи неолиберализма. На рубеже 1970-х и 1980-х Манн переходит к разработке более масштабных теоретических тем — государство, национализм и, в конечном итоге, феномен социальной власти. По словам автора «Источников социальной власти», его исследовательскую траекторию радикально изменило преподавание социологической теории в Университете Эссекса.
«Внимательное чтение Маркса и Вебера, за неделю или две до студентов, навело меня на идею сравнения и критики их „трехмерных” моделей социальной стратификации — класс, статус и партийность Вебера и экономический, идеологический и политический уровни Маркса (как их представляли структурные марксисты того времени), — пишет Манн в предисловии к новому изданию своей главной книги. — В то же время мои политические взгляды способствовали неприятию левых взглядов, широко распространенных среди моих друзей, о том, что гонка ядерных вооружений так или иначе была продуктом борьбы между капитализмом и коммунизмом. Я, напротив, полагал, что там было больше параллелей с другими великими битвами за власть в истории. Размышления по этому поводу привели меня к разграничению военной и политической власти, и таким образом я пришел к модели четырех основных источников социальной власти (идеологического, экономического, военного и политического), которые впоследствии пронизали все мои работы».
Первоначально Манн планировал написать преимущественно теоретическую работу о социальной власти, подкрепленную тремя эмпирическими сюжетами, посвященными Римской империи, феодальной Европе и современным обществам. Однако по мере воплощения замысла книга разрасталась, и первый том, выпущенный издательством Cambridge University Press, был доведен лишь до 1760 года. Вскоре после этого Манн перебирается в США, где получает пост профессора социологии в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса (UCLA), который занимает по сей день.
Уже в качестве англо-американского ученого (и гражданина одновременно Великобритании и США) Манн публикует оставшиеся книги «Источников социальной власти». Второй, вышедший в 1993 году, том — «Подъем классов и наций-государств» — посвящен событиям 1760–1914 годов; третий — «Глобальные империи и революция» — описывает период 1890–1945 годов (выпущен в 2012 году). Четвертый том — «Глобализации» — доведен до событий «арабской весны». В промежутках между частями своей эпопеи Манн выпускает еще несколько книг. Самой известной из них стала «Бессвязная империя» с ее резкой критикой американского неоимпериализма — работа была переведена на семь языков, а в Германии удостоилась премии Фонда Фридриха Эберта (фонд признан нежелательной организацией в РФ) как лучшая книга о политике 2003 года. Затем последовали «Фашисты» (2004) и «Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток» (2005). Эта работа, удостоенная премии Баррингтона Мура Американской социологической ассоциацией, стала первым большим трудом Манна, опубликованным на русском языке, но вышел он только в 2016 году (М.: Пятый Рим). Чуть раньше в русском переводе появилась небольшая книга интервью «Власть в XXI столетии» (М.: Издательский дом ВШЭ, 2014), а также Манн написал главу для коллективной монографии «Есть ли будущее у капитализма?» (М.: Издательство Института Гайдара, 2015), в которой также приняли участие Иммануил Валлерстайн, Рэндалл Коллинз, Крейг Калхун и Георгий Дерлугьян.
***
Выход на русском «Источников социальной власти» начинается с четвертого тома — издательский дом «Дело» сделал беспроигрышный ход с точки зрения маркетинга, поскольку завершающая часть эпопеи меньше всего похожа на академический труд, каким был первый том с его основательным теоретическим введением и крупноблочной композицией. Другое дело, много ли желающих найдется прочесть три оставшиеся тома после самого остросюжетного четвертого, где Манн скорее напоминает позднего Валлерстайна с его публицистическими статьями и выступлениями, чем сугубо академического ученого, тем более что он (в отличие от того же Валлерстайна) давно и принципиально сторонится рядов левых активистов.
Магистральный сюжет четвертого тома «Источников социальной власти» — предельно критический анализ глобальной политики США после Второй мировой войны, и это, безусловно, обеспечит книге широкую аудиторию в России. В этом смысле более чем тридцатилетнее опоздание с выходом на русском с лихвой окупается злободневностью четвертого тома, опубликованного в 2011 году. Можно только догадываться, с каким сарказмом Манн описал бы все последующие события с участием единственной, по его версии, империи, сохранившей существование до сегодняшнего дня.
Вот лишь несколько примеров манновского стиля. Повторим: все это написано автором, который всегда мог служить образцом добротного академизма, наглядным совпадением веберовских науки как призвания и науки как профессии.
«Громогласные заявления США внутри страны об их демократической миссии в Западном полушарии были в основном показными. В реальности предпочтение отдавалось авторитарной стабильности… Американский бизнес, связанный с интенсивной эксплуатацией рабочей силы в странах Западного полушария (прежде всего на плантациях), был заинтересован в подавлении левых, чтобы удержать низкими зарплаты. Поскольку именно эта группа капиталистов активнее других лоббировала свои интересы в Вашингтоне, политическую паранойю трудно отделить от их корыстных интересов… В Западном полушарии империя США в общем и целом препятствовала процессам установления мира, экономического развития и демократизации… США поддерживали выборы, если там побеждали их союзники, но стоило дяде Сэму услышать о планах земельной реформы или о перераспределении доходов, как его рука тянулась к револьверу… Хотя основная ответственность за страдания, выпавшие на долю Латинской Америки, ложится на местные режимы, США упорно усугубляли меру этих страданий».
После распада СССР «казалось, что Соединенным Штатам ничего не угрожает, и такое военное превосходство заставило госсекретаря Мадлен Олбрайт задать в 1995 году свой знаменитый вопрос председателю объединенного комитета начальников штабов Колину Пауэллу: зачем ты содержишь всю эту замечательную армию, Колин, если нам негде ее применить? На этот вопрос могло быть два ответа: сократить вооружения или использовать их. И США стали использовать вооружения все чаще… Так поступают все империи, достигая пресыщения. США еще не чувствовали его… Наоборот, некоторые считали, что эпоха величайшей империи только начинается».
В Ираке «ни одна из первоначальных целей США, не считая убийства Саддама Хусейна, не была достигнута. Саддам Хусейн, возможно, и был сукиным сыном, но он правил Ираком. Он был их сукиным сыном. Он обеспечивал больше порядка, чем американцы. Эта военная интервенция оказалась бесцельной и крайне затратной».
Кульминации сарказм Манна достигает в тех главах, где он анализирует идеологию и практику неолиберализма — главного виновника глобального кризиса 2008 года или «Великой неолиберальной рецессии». «Сегодня американская демократия — это не столько „один человек — один голос”, сколько „один доллар — один голос”. Вторгшись в сферу политической и юридической власти, неравенство во власти экономической породило весьма несовершенную демократию… Малообеспеченных избирателей Республиканской партии так и хочется назвать тупыми, однако еще тупее выглядят политики Демократической партии… Администрация Обамы продолжила политический курс, который по сути своей является неоконсервативным и милитаристским… Буш-младший должен гордиться им». Неудивительно, что манновский приговор неолиберализму суров и бесповоротен: «Неолиберальный период не может похвастаться экономическими успехами. Ему не удалось вернуть экономику Запада на путь реального роста… Все 18 финансовых кризисов, выпавших на период с 1945 года, произошли после 1973 года».
***
Однако четвертый том «Источников социальной власти» едва ли стоит воспринимать исключительно как антиамериканский памфлет. Весь пафос Манна-публициста в конечном счете определяется теоретическими конструкциями Манна-исследователя, и на этом пути он приходит к весьма нетривиальным выводам. Какой бы уничижительной критике Манн ни подвергал неолиберализм, он отнюдь не склонен рассматривать его как «высшую и последнюю стадию капитализма», подчеркивая, что нынешняя рецессия не столь глубока, как Великая депрессия, и этим, в частности, определяются его разногласия с теоретиками мир-системного анализа. Вместо привычной циклической модели развития капитализма, которая существенно повлияла на мир-системный анализ, Манн предлагает альтернативную схему — опять же, достаточно простую.
«История не повторяется. Капитализм не имеет регулярных циклов, поскольку со временем меняется его характер», — убежден Манн. За последнее столетие с небольшим он выделяет три фазы капитализма: высокая производительность / низкий спрос (первая треть ХХ века), высокая производительность / высокий спрос (от Второй мировой войны до 1960-х годов) и низкая производительность / низкий спрос — неолиберальная стадия. Каждая из них порождает, по Манну, новые инструменты, новые институты и новые проблемы: например, для первой фазы это были акционерные общества, для второй — национальные счета, для третьей — евродоллары, суверенные фонды и различные деривативы (производные финансовые инструменты).
Для следующей же фазы капитализма, переход к которой происходит в нашем незавершенном настоящем, определяющим, полагает Манн, возможно, станет кризис, связанный с выбросами в атмосферу углекислого газа. Последней проблеме посвящена отдельная глава четвертого тома «Источников социальной власти», в которой содержится прогноз, описывающий ряд сценариев развития на ближайшие несколько десятилетий.
В целом Манн полагает, что у человечества по-прежнему остается возможность более или менее успешно выбирать такие сценарии, однако все хорошее могут перечеркнуть два великих бедствия, надвигающихся на современное общество, — ядерная война и изменение климата, и еще неизвестно, как человечество на них отреагирует. Оптимальным в прагматическом смысле решением противоречий капитализма и социализма, по Манну, является рыночный капитализм, координируемый и регулируемый национальными государствами в интересах народа. «Ради выживания нам следует из неолиберализма и рыночного диктата вернуться обратно в общественно-регулируемую демократию, хотя на этот раз в геополитическом масштабе». Здесь в Манне, безусловно, говорит человек, чья юность пришлась на «золотой» период капитализма, ассоциирующийся с государством всеобщего благосостояния на Западе — два с половиной десятилетия после Второй мировой.
Но по поводу человеческой природы особых иллюзий у Манна нет. Одна из главных идей его книги, уже скорее антропологического характера, заключается в том, что рациональное начало едва ли доминирует в истории — в качестве наиболее убедительных примеров, подтверждающих эту мысль, можно привести две мировые войны ХХ века. Здесь Манн не склонен воспроизводить давний тезис Гегеля о том, что история еще никогда, никого и ничему не научила: по его мнению, определенная рациональность политических лидеров все же позволит избежать ядерной войны (вспомним совсем недавнюю ситуацию вокруг Сирии). Риски же необратимых изменений климата Манн оценивает гораздо выше: «С одной стороны, новые социальные движения могут надавить на мировое сообщество, с тем чтобы общими усилиями оно удержало государства, капиталистов и потребителей от уничтожения планеты. В противном случае изменение климата станет невыносимым, наша цивилизация может погрязнуть в войнах, хаосе, массовых переселениях и новых экстремистских идеологиях. Поскольку непредвиденные последствия человеческих действий порождают все новые проблемы, не существует, на мой взгляд, ни конца истории, ни ее первопричины, ни необходимого непрерывного прогресса».
Если бы у человечества возобладал разум, уверен Манн, то путем принятия срочных мер можно было бы, вероятно, избежать климатической катастрофы. Однако этого не происходит, так что при всей симпатии к экологическому активизму Манн в оценке его эффективности остается суровым реалистом. «Для предотвращения климатических изменений требуется ограничить автономию трех самых успешных акторов современности — капитализма, национального государства и всей совокупности граждан с их персональными правами. Это гигантская и, вероятно, невыполнимая задача».
***
Немалое место в четвертом томе «Источников социальной власти» уделено и России. В главе «Крах советской альтернативы» Манн подробно анализирует причины распада СССР, настаивая, что он стал следствием ошибок, случайностей и непредвиденных последствий разных действий. Ключевое место в этом анализе отведено просчетам Горбачева, который под знаменем всеобщей демократизации легко смог демонтировать государственную власть, но не справился с последствиями своих ошибочных реформ в экономике — антиалкогольной кампании, предоставления самостоятельности госпредприятиям и т. д. В этом смысле точка зрения Манна, бесспорно, идет вразрез с западным академическим мейнстримом: главным моментом в интерпретации действий Горбачева является не его пресловутый демократизм, а скорее его вопиющая некомпетентность в политэкономии, госуправлении, равно и в понимании межнациональных отношений.
«Горбачев, как и более поздние неолибералы, недооценивал проблему роли власти в переходе от государственного управления к рыночному, — пишет Манн. — Он разрушил государственные социалистические институты, обеспечивавшие управление и стабильность, но почти ничего не предложил взамен. Он не обращал внимания на опыт проведения реформ в Китае, где тщательно контролируемые рыночные реформы, осуществляемые под руководством государства, уже продемонстрировали возможность успешного развития экономики… Советы смотрели на своих младших братьев свысока, считая, что это китайцы должны у них учиться, а не наоборот… Руководство КПК методом проб и ошибок сумело понять, какие реформы полезны, а какие — нет, а также понять, что предварительным условием было сохранение контроля над государством… Советы, напротив, решились на двойную революцию — одновременно в политике и экономике — и потерпели неудачу».
Сегодняшней России в книге Манна уделено не так много внимания — в конечном итоге нельзя объять необъятное, о чем не раз предупреждает и сам автор «Источников социальной власти». Отмечая такие специфические особенности современной России, как высокий уровень социального неравенства и коррупции, клановый характер капитализма и нарушения на выборах, Манн тем не менее признает, что Россия является намного более демократической страной, чем был Советский Союз. С вполне определенной симпатией он относится и к модели многополярного мира, доминирующей в российской внешней политике. Несмотря на глобализацию, отмечает Манн в заключительной части своей эпопеи, мир по-прежнему велик и многообразен, а вероятным преемником США как гаранта миропорядка станет не другая империя, а «концерт держав».
Поэтому общий итог процесса «глобализаций» — а в сущности, и всей мировой истории на момент завершения четвертого тома — Манн оценивает со сдержанным оптимизмом: «Хотя я нередко критиковал американскую внешнюю политику, сетовал на рост неолиберализма, беспокоился о будущем демократии и сочувствовал страданиям россиян, эти проблемы с лихвой компенсируются действительно хорошей новостью — ослаблением угрозы войны и укреплением здоровья и благосостояния большинства населения Земли. Хотя американцы (и жители Запада в целом) вправе оплакивать наступление своего относительного упадка, они по-прежнему живут благополучно. При этом определенно хорошей новостью является экономический рост остального мира, появление более многополюсной геополитики и более полицентричного глобального капитализма».
__________________________________
