Почему старый добрый гуманизм больше не помогает нам обрести адекватное представление о себе и своем месте в мире, чем процессы лучше сущностей и что значит «человечествовать»? На эти и другие вопросы отвечает книга Франчески Феррандо «Философский постгуманизм», о которой для «Горького» написал Валерий Шлыков.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Франческа Феррандо. Философский постгуманизм. М.: ВШЭ, 2022. Перевод с английского Дмитрия Кралечкина. Содержание

Если бы меня попросили в двух словах описать различие между классической философией и современной, я бы выразился так: отвлеченность и вовлеченность. Классическая философия требует от мыслящего субъекта отвлечения от всего, что составляет только фон мысли: от окружающей среды, телесности, временности, экзистенциальности и т. п. Современная, наоборот, вовлекает человека во все его жизненные практики, берет его, так сказать, со всеми потрохами, — не как мыслящего, а как «человечествующего». Именно так предлагает нам понимать человека Франческа Феррандо — не как существительное, но как глагол, как действие, как процесс*Дмитрий Кралечкин, переводчик книги, использует термин «гуманизировать», но мне по душе более русский и яркий неологизм: «человечествовать»..

Франческа Феррандо — преподаватель философии в школе «Либеральные исследования» Нью-Йоркского университета, представительница современных постгуманистических штудий. Ее книга — толковое, по-хорошему популярное, в добротном смысле школярское введение в эти самые штудии. Весь текст разбит на части, главы и небольшие блоки, и все они маркируются вопросами, на которые тут же даются ответы. Что такое философский постгуманизм? Почему антропоцентризм является проблемой? Должна ли жизнь быть телесной? Как регулировать усовершенствование человека? Являются ли роботы живыми? Откуда взялся новый материализм? И так далее — всего около двухсот пятидесяти пунктов.

Безусловно, ее по преимуществу краткие и однозначные ответы могут показаться упрощенными и спорными, даже несмотря на постоянные отсылки к Хайдеггеру, Ницше, Делезу, Матуране, Агамбену, Брайдотти и многим другим известным именам. Но тут, как представляется, имеет значение другое. Автор хочет как можно точнее очертить проблемное поле, наметить магистральные вехи, чему уход в частные дискуссии или в «эзотерический» философский язык будет только вредить. Феррандо, по сути, создает набросок целой области новых гуманитарных наук, которые призваны заменить собою старые. На этом пути важнее определиться с направлением движения, чем исчерпать заявленную тему, найти союзников, а не переспорить врагов. Поэтому ее книга читается как манифест.

Постгуманизм, начинает Феррандо, это «философия нашего времени». Чем современную философию не устраивает старое понятие гуманизма? Тем, что оно недостаточно критично по отношению к самому себе. Вспомним одну из последних истин гуманизма, принадлежащую перу Жан-Поля Сартра: «Нет никакого другого мира, помимо человеческого мира». Тем самым гуманизм обвиняется в антропоцентризме, в слепоте по отношению к нечеловеческим мирам, которые в лучшем случае замалчиваются, а в худшем — становятся объектом власти и подчинения. А это, в свою очередь, исподволь развращает и субъекта — человека старого гуманизма.

Но и сам по себе антропоцентризм тоже не критичен. От него ускользает тот факт, что если сводить всех людей к обобщенному «антропосу», то можно потерять голоса тех, кто по тем или иным причинам не умещается в прокрустово ложе слишком строгого или, наоборот, только кажущегося очевидным понятия. В разное время и в разных обстоятельствах это могли быть неевропейцы, небелые, иноверцы, рабы, женщины, уродцы, квиры и т. п. Человек множественен, поэтому лучшее его определение — это люди. Все, какие ни есть и какие только возможны.

С последним предположением Феррандо заходит на территорию трансгуманизма — течения, которое провозглашает своей целью радикальное усовершенствование человека с помощью науки и технологий. Хотя Феррандо — технофил и не имеет ничего против новых форм человека, какие бы они ни были (киборги, виртуальные аватары и проч.), она дистанцируется от трансгуманизма прежде всего потому, что его технооптимизм основан на некритически воспринятой идеологии эпохи Просвещения с ее культом рациональности и прогресса.

Здесь проясняется третий пункт критической программы философского постгуманизма — никакие понятия не являются однозначными, они всегда реляционны, то есть включают в себя противоположные моменты и связь между ними. Например, технологии могут быть причиной одновременно и прогресса, и регресса: прогресса в улучшении качества жизни, но регресса в праксисе «совместного проживания на планете, которую делят между собой как люди, так и нечеловеческие виды». Такую критику Феррандо называет пост-дуализмом, что означает преодоление традиционного способа мышления дихотомиями («мы/они», «человек/животное», «цивилизация/варварство», «мужчина/женщина»), в которых один элемент обязательно оказывается позитивным, а другой — негативным.

Итак, философский постгуманизм Феррандо определяет как пост-гуманизм, пост-антропологизм и пост-дуализм. Пост-гуманизм деконструирует универсалистское понятие человека, предлагая вместо него плюралистское многообразие каких угодно людей; пост-антропологизм осуществляет децентрацию человека уже как вида, разоблачая привилегии его «специзма» и настаивая на «суверенности всех живых существ»; наконец, пост-дуализм меняет сам способ мышления оппозициями, снимая жесткие границы между природой и культурой, живым и неживым, органическим и неорганическим. Последнее открывает путь к признанию в качестве форм знания опыта нечеловеческих животных, искусственного интеллекта, киборгов, роботов и внеземных существ.

Коперниканский пафос доводит Феррандо до того, что децентрации подвергается само понятие Вселенной. Вместо одного-единственного мира она предлагает концепцию множественности миров, причем не тех, которые существуют независимо друг от друга в параллельных или иным образом не контактирующих измерениях, но таких, что находятся в неких неиерархичных отношениях, связанные единством материи и «вибрирующей энергии струн». Подобный мультиверсум пусть и гипотетичен, но нужен Феррандо для того, чтобы на всех уровнях обосновать «медиирующую» онтологию постгуманизма. В ее основе — не сущности, а процессы, не монады, а отношения и связи. Все в мире существует как узлы и линии всеобъемлющей сети, взаимно конституируя и децентрализуя друг друга.

Конечно, подобная реляционная онтология не нова. Она давно известна по индусским и буддийским космогониям. Можно вспомнить т. н. сеть Индры из «Аватамсака-сутры» — бесконечную сеть, накинутую на целый мир. В каждом ее узле расположен ограненный драгоценный камень, в гранях которого отражаются все остальные бесчисленные камни. Таково образное представление принципа буддийской школы Хуаянь «Всё в одном и одно во всем». Любопытно, что буддистам этот всеобщий реляционизм служил для схожих целей: построить модель бытия, альтернативную эссенциализму и любым онтологическим иерархиям.

Что такая онтология значит для нас, нынешних людей? То, что мы уже сегодня можем быть постлюдьми, — и для этого не нужно вживлять чипы или дожидаться наступления технологической сингулярности. Достаточно изменить точку зрения, мировоззренческую перспективу, встав на позиции пост-гуманизма, пост-антропологизма и пост-дуализма. Нужно признать, что никакое понимание сущности человека не имеет привилегированного, эксклюзивного права, но при этом ни одно из них не отбрасывается совсем, а только включается в реляционные отношения. В этом, как пишет Феррандо, смысл приставки «пост-».

Таким образом, мышление и самосознание — главные отличительные характеристики человека старого гуманизма — больше не господствуют, но и не исключаются, а существуют наряду с многообразием прочих жизненных практик, которыми обмениваются между собой человеческие и нечеловеческие существа. Общим основанием такого обмена Феррандо считает нашу неснимаемую телесность, при этом понимая телесность максимально широко — не только как физическую, но и как «цифровую, виртуальную или даже сновидную». Благодаря такой многообразной телесности мы все и существуем в виде узлов единой материальной сети, а не в виде обособленных духовных монад. Дух, могла бы сказать Феррандо, разъединяет, плоть объединяет.

Не все в ее книге равноценно. Ее попытка подкрепить реляционную онтологию постгуманизма квантовой физикой и струнной теорией выглядит наивной, так как подверстывает положения, полученные для микромира, к макромиру, причем только те положения, что выглядят приемлемыми. Подобный подход распространен в плохой гуманитарной и эзотерической литературе, и ему не стоило бы следовать. Ее некоторые практические рекомендации не вызывают ничего, кроме улыбки, — например фантазии о том, что современную гиподинамию можно было бы победить, если использовать лэптопы, которые запитываются не от розетки, а от кинетической или солнечной энергии, так что с ними нужно работать на открытом воздухе. Попробовала бы она, как говорится, сделать это в условиях шестимесячной петербургской зимы с ее холодом, ветром и одним солнечным днем за весь сезон.

Однако главные интенции автора, безусловно, нельзя не приветствовать. Первым парнем можно быть только на деревне, а если же человек хочет стать по-настоящему космическим существом, то есть выйти на какой-то иной уровень взаимодействия с природой, с бытием, то ему нужно менять свои базовые установки радикально и безвозвратно. Старый гуманизм, некритически прославляющий гордое имя человека, никого больше не устраивает; отныне требуется человечествовать. Что это значит? Во-первых, нужно «очеловечивать» любые нечеловеческие существа, то есть принимать их как минимум за равных себе, без высокомерной или покровительственной интонации. Во-вторых, всегда становиться пост- по отношению к самому себе, преодолевая всякие формы, что превращаются в привилегированные центры новых иерархий и дихотомий. В этом смысле человек будет воспринимать себя не как данность, а скорее как задачу, проект, что опять отсылает нас к Сартру, но уже с поправкой на постгуманизм. Но главное, что такой постчеловек будет, по словам Рози Брайдотти, «ликующей избыточностью» — избыточностью форм, практик и перспектив.