Дэвид Гребер. Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда. М.: Ад Маргинем Пресс, 2020. Перевод с английского Армена Арамяна и Константина Митрошенкова
Так вышло, что эта рецензия — отзыв на финальную книгу Дэвида Гребера. Никто не ожидал его смерти, это произошло совершенно внезапно и для его близких, и для его друзей по всему миру. Я писал свой — критический — текст, исходя из мысли, что мой собеседник может, в принципе, на него ответить. Этого, к сожалению, уже никогда не произойдет. Тем не менее переделывать рецензию в некролог я не стал. В этом месте можно было бы сказать какие-то пафосные слова о том, что, мол, диалог в любом случае возможен, потому что остались книги Гребера и его друзья, но я предлагаю обойтись без этого: риторика некрологов душновата, а Дэвид душнилой не был. Он крутой, и мы его любим.
***
Гребера, антрополога и анархиста, в России знают и читают. Из четырех переведенных на данный момент книг две оказались довольно нишевыми («Фрагменты анархистской антропологии» и «Утопия правил. О технологиях, глупости и тайном обаянии бюрократии») и интересными скорее для академической и активистской тусовок, чем для широкой публики; одна — по праву — стала супер-бестселлером («Долг. Первые 5 000 лет истории»), а четвертая (собственно, только что вышедшая «Бредовая работа») — претендует на то, чтобы переплюнуть по популярности «Долг». О ней и поговорим.
В чем суть. Весной 2013 года Гребер опубликовал в самиздате «Strike!» небольшое эссе под названием «О феномене бредовой работы». Это эссе имело простую предпосылку: кажется очевидным, пишет Гребер, что «существуют должности, на которых, если посмотреть со стороны, люди ничего особо не делают». К таким должностям он отнес, например, HR-консультантов, координаторов коммуникаций, сотрудников PR-отделов, финансовых стратегов, корпоративных юристов и т. д.
Попробуем представить, говорит дальше Гребер, что эта точка зрения не просто предрассудок или суперупрощение, а факт: вдруг PR-консультанты и корпоративные юристы, с одной стороны, действительно никому не нужны, а с другой — какое-то количество людей, занимающих эти позиции, и сами понимают, что их работа бессмысленна? В таком случае существование этих bullshit jobs в товарных количествах и одновременно отношение к ним как к бредовым перестает быть забавным курьезом и начинает наносить «чудовищный моральный урон всему обществу».
Вскрывая генеалогию возникновения бредовых работ, Гребер приходит к мысли, что в определенный момент нас всех жестоко обманули: Джон Мейнард Кейнс еще в 1930-е годы предсказывал, что прогресс технологий в развитых странах вроде Великобритании и США приведет к тому, что в конце ХХ века люди будут работать не более 15 часов в неделю. Самое интересное, говорит далее Гребер, что этот прогноз, несмотря на очевидные обстоятельства, которые ему противоречат, на самом-то деле сбылся, но в особо издевательской форме: да, работать приходится все так же по 40–50 часов в неделю, но только 15 из них являются действительно производительными, как и говорил Кейнс, а оставшиеся 25–35 — это та самая bullshit-нагрузка, которую мы по какой-то загадочной причине получили в довесок.
Причины существования этих «лишних» рабочих часов и вправду загадочны, если рассуждать с чисто рыночной точки зрения. Казалось бы, если труд не является производительным, то капиталист не должен его оплачивать. Так почему бы «рынку» не избавиться от этих издержек? Почему не уменьшается штат тех сотрудников, которые фактически заняты делом 2–2,5 часа в день, а в оставшееся время занимаются ерундой? Ну или хотя бы не сокращается их рабочий день?
Гребер-анархист быстро находит ответ на подобные вопросы: причину этих очень странных дел, пишет он, действительно трудно обнаружить, ограничивая себя анализом исключительно экономической сферы. Ее нужно искать в другой плоскости, ибо она, эта причина, носит моральный и политический характер: «Правящий класс пришел к выводу, что счастливое и продуктивное население с обилием свободного времени представляет смертельную опасность».
Дэвид Гребер с садовым гномиком в виде Ноама Хомского
Провокация, как ни странно, удалась, хотя, в общем-то, подобными лозунгами пестрят радикальные листки по всему свету, и Гребер здесь явно не может претендовать на оригинальность. Тем не менее скандальное эссе стало крайне популярным, его содержание начали обсуждать на различных площадках, автора закидали письмами, а некоторые читатели и вовсе стали распространять текст «Феномена бредовой работы» среди своих коллег, принимая его чуть ли не за подрывную публицистику.
Наша история начинается примерно в этот момент. Штука в том, что этот факт — факт повышенного внимания публики к тривиальному даже не аргументу, а общему месту риторики политических радикалов всех мастей — не ускользнул от натренированного взгляда Гребера-антрополога. Стало понятно, что в содержании эссе, помимо политических ламентаций, было еще что-то, что задело какой-то очень важный нерв, натянутый, как струна, поперек публичной жизни.
Чтобы лучше разобраться в том, что же произошло на самом деле, Гребер обратился к своим читателям: «Во второй половине 2016 года я создал для исследования специальный адрес электронной почты. Я использовал свой аккаунт в Twitter и попросил пользователей, которые считают, что они делали или делают бредовую работу, прислать мне свои истории. Реакция была впечатляющей. В итоге я собрал более двухсот пятидесяти историй, начиная с рассказов размером в один абзац и заканчивая одиннадцатистраничными эссе...»
Результатом этого исследования и стала обсуждаемая книга — «Бредовая работа. Теория», получившая в русском переводе подзаголовок «Трактат о распространении бессмысленного труда». И тут очень важно отметить следующее: Гребер-антрополог, будучи профессиональным и дотошным наблюдателем привычных (и потому незаметных) социальных структур, несколько смещает фокус своего внимания. В книге, в отличие от исходного эссе, его занимает в первую очередь попытка деконструкции напряжения, которое ощущают многие из нас, наблюдая за собственной жизнью. При этом наблюдение происходит из особой установки, диктующей необходимость воспринимать «работу» как нечто навязанное, кромешное и ворующее время, а «жизнь» — как те скромные часы свободного от работы досуга, в которые мы могли бы быть счастливы, но вечно не успеваем этого сделать.
Вторая исследовательская топика, находящаяся в сложных отношениях с деконструкцией дихотомии «работа» — «настоящая жизнь», заключается в стремлении Гребера ответить на вопрос о том, как получилось так, что труд, который, с одной стороны, приносит работнику удовлетворение, а с другой — является общественно-полезным, как правило, оплачивается значительно хуже, чем труд спекулятивный и/или бюрократический, являющийся во вселенной Гребера однозначно сомнительным. Как минимум сомнительным.
Книга Гребера по своему характеру далека от привычных академических стандартов. Кроме прочего, авторская методология предполагает — для фиксации особенностей исследуемого феномена — использование совокупности так называемых анекдотических свидетельств. Этот подход хорошо описал Григорий Юдин*Признан в России иностранным агентом, научный редактор перевода: «Ключевое понятие этой книги сконструировано тонко: автор специально подчеркивает, что ваша работа является бредовой, только если вы сами считаете ее таковой. Однако если у вас есть стойкое ощущение, что все рабочее время или его часть вы занимаетесь какой-то ерундой, то можете не сомневаться: наверняка так оно и есть. Ведь нет никого, кто мог бы знать это лучше вас».
Так что те читатели, которые ожидали, что автор станет разбираться с феноменом бредовой работы в стилистике и манере им же написанного «Долга», будут, вероятнее всего, в чем-то разочарованы. С другой стороны, тут есть своя польза: у рецензента тоже оказываются развязаны руки в плане отбора материалов для своей работы. Я предлагаю провернуть собственное небольшое исследование, обратившись к непосредственному опыту читателей «Бредовой работы» Гребера и с опорой на их мнения поразмышлять о книге.
Присмотримся к отзывам, которые оставили читатели о «Бредовой работе» на сайте goodreads.com. На момент написания этого текста накопилось 1 133 таких отзыва — размером буквально от одного абзаца и вплоть до полноформатных эссе. На Goodreads можно прорейтинговать книгу по пятибалльной шкале. Средняя оценка «Бредовой работы» составляет 3,96 балла — она подсчитана на основании 7 399 отдельных оценок, выставленных пользователями.
Чтобы проиллюстрировать, на какой именно проблеме сфокусировано антропологическое воображение Гребера в «Бредовой работе», я перескажу историю, изложенную в комментарии пользователя с ником J. Sebastian.
Он пишет, что, несмотря на то, что у него очень хорошая работа и очень приличная зарплата, ему приходится страдать от ощущения собственной никчемности («I have always felt unessential in the grand scheme of things»). Будучи вполовину младше, чем автор этого комментария, Александр Великий успел завоевать половину обитаемого мира. J. Sebastian к своим годам добился позиции техника по выездному ремонту в компании Bic, занимающейся производством зажигалок. На каждой зажигалке, утверждает автор комментария, указан бесплатный номер службы поддержки: если зажигалка перестала работать, покупатель может позвонить по этому номеру и попросить помощи, ведь производитель обеспечивает пожизненную гарантию каждого проданного изделия.
Команда, в которой работает J. Sebastian, на связи круглые сутки, семь дней в неделю — при необходимости они отправятся в любую командировку, чтобы заменить или починить сломавшуюся зажигалку. Иногда, если клиент живет слишком далеко, команда техников отправляется на помощь на корпоративном вертолете — ничто не должно помешать клиенту прикурить сигарету при помощи зажигалки Bic. В ходу лозунг: «People need to keep smokin’ ». В целом работа не пыльная: в среднем техники реагируют на 1,48 звонков в месяц, что оставляет достаточно времени на семью, чтение книг и досуг. Время от времени членов команды отправляют на тренинги: то в Баварские Альпы, то на Сейшельские острова, то в Африку. В планах — тренинг в Антарктиде. J. Sebastian, спецназовец по ремонту одноразовых зажигалок, зарабатывает шестизначную сумму в год, но переживает, что, даже если он буквально сгорит на своей работе, отдав жизнь во славу корпоративного монстра, никто и никогда не вспомнит его имени. Это очень огорчительно. В один прекрасный день, чтобы избавиться от ощущения бессмысленности своего труда, он хотел бы все бросить и пойти работать учителем. J. Sebastian благодарен Дэвиду Греберу за то, что тот показал, насколько он не одинок в своих переживаниях.
Эта история, конечно, замечательный стеб, что, с другой стороны, никак не мешает ей быть достаточно проницательной. Действительно, терзание, возникающее в душе работника, рассматривающего свою наличную жизнь сквозь призму ностальгии по жизни несбывшейся, — это примета времени. Кто из нас, занимаясь изо дня в день разнообразной маловдохновляющей рутиной, не мечтал однажды все бросить и начать делать что-то классное и настоящее?
Наверное, мечтали многие, благо популярная культура подсовывает в этом отношении массу примеров: найди себе дело по душе и тебе не придется (наконец-то, черт возьми) работать ни дня в жизни. Больше того, если поговорить со знакомыми, окажется, что таких примеров предостаточно и на расстоянии вытянутой руки: вот человек был архитектором, мучался, а потом все бросил и стал профессиональным гидом в своем собственном микробюро путешествий; вот человек был дизайнером, мучался, а потом все бросил и открыл бизнес по производству крутой керамической посуды. И так далее.
Самое подлое, однако, в том, что даже эти единичные истории успеха (как, впрочем, и систематически несбывающиеся мечты тех, кто к успеху не пришел) лишь бледная копия лайфстайла капиталистических, прости господи, элит. И Гребер даже посвящает этой проблеме пару абзацев в своей книге: ненависть, которую вызывает Анджелина Джоли у представителей работающего класса, оправданна — такие, как она, приютившая сирот и пожертвовавшая миллионы на благотворительность, сначала придумали, а потом похитили мечты всех тех, кто закабален в зарплатном рабстве.
Как быть с тем фактом, что терзающее представление о возможности «настоящей жизни», похоже, инсталлировано в наши головы благодаря действию тех же самых социальных механизмов, которые позволяют «врагам прогресса» (финансовым капиталистам, «одному проценту», правящему классу и т. п.) сохранять свои властные позиции? Может быть, вовсе и нет никакой «настоящей жизни» за пределами постылой работы (как и самой «постылой работы», собственно), а сама эта дихотомия — сложная ловушка досужего ума, из-за которой по всему миру растут продажи энергетиков, тренингов личностного роста, пищевых добавок, абонементов в фитнес-клубы, услуг психоаналитиков, антидепрессантов, подписок на сериалы и один бог знает чего еще?
Что это за механизмы, если говорить конкретнее? Гребер-анархист знает ответ: общественная ценность работы, равно как и необходимость ее выполнять, даже если она является очевидно бредовой, навязана теми, кто захватил монопольное право на управление идеологией, т. е. «правящим классом». Чтобы обосновать этот тезис, Гребер обращается к истории приключений теологических, моральных и политических аргументов, выдвинутых западной культурой для оправдания труда.
Как описывает эти механизмы Гребер-антрополог? Короткий ответ — никак, ведь задачи у книги несколько другие, о чем речь пойдет ниже. Как можно было бы это сделать? Например, можно было бы обратиться к анализу специфики тех профессий, представители которых чаще всего страдают от болезненного разделения жизни на две половины: «настоящей» и выморочной, «бредовой». Среди прочих такую попытку предпринял Франко Берарди в своей книге «Душа за работой», где он разбирает феномен цифрового труда — того самого труда, которым занят автор этой рецензии, ее редактор, ее читатель, переводчики книги Гребера и куча других людей: «координаторы коммуникаций», «корпоративные юристы» и т. п.
Здесь, однако, стоит повториться: «Бредовая работа» по своей глубине и стилистике — это не «Долг», и ждать от нее серьезного антропологического анализа систем современного мышления просто не нужно. Эта книга призвана, находясь на стыке сразу нескольких популярных жанров, выполнять другие задачи. Дадим слово еще одному пользователю Goodreads — Kari Barclay. Он пишет, что то, что внешне напоминает антропологическое исследование, стало «одной из лучших книг в жанре self-help» из тех, с которыми ему приходилось сталкиваться, с одной стороны, а с другой — «манифестом о том, как устроить свою жизнь и работу более осмысленным образом».
Действительно, многие комментаторы, в том числе русскоязычные, пишут о том, что книги Гребера имеют, кроме теоретического, еще и терапевтическое значение. В этом плане «Бредовая работа» — показательнее прочих книг автора, и именно поэтому ей обеспечена любовь читающей публики. Некоторые из комментаторов на Goodreads даже говорят, что пережили катарсис, ознакомившись с ее содержанием.
Помимо того, что «Бредовая работа» по праву претендует на то, чтобы занять достойное место среди других книг в жанре self-help, а также помимо флера подрывного манифеста, книга обладает и другой важной жанровой чертой. «Бредовая работа» умело замаскирована под нон-фикшн, чтение которого наряду с тоской по «настоящей жизни» стало подлинной приметой времени.
Честно говоря, я этого от Гребера не ожидал, но и он стал, оказывается, мастером подкинуть в текст немного биологического редукционизма. Для того, чтобы объяснить, почему мы испытываем такое отчаяние от совершения действий, которые не приносят никакого ощутимого результата, он обращается к теории немецкого психолога начала ХХ века Карла Грооса, который ввел в научный оборот термин «удовольствие быть причиной». Совершение действий, приводящих к предсказуемому и запланированному результату, позволяет человеку ощутить собственную самость и воспринимать себя в качестве сущности, отличной от окружающего мира, говорит Гроос. Бредовая работа, сообщает Гребер, блокирует это удовольствие, заставляя нас заниматься чем-то таким, что не приводит ни к каким результатам. Собственно, все. Две страницы про доктора Грооса призваны фундировать различение «игры» и «работы», чтобы доказать, что бредовая работа — зло.
Кроме этого, в тексте книги имеется пространный (начиная с Античности) экскурс в историю работы как таковой, описаны религиозные корни отношения к работе как к моральной необходимости, приведены несколько красноречивых графиков и схем, даны ссылки на (довольно сомнительные) исследования эконом-социологического характера, а также на полутора страницах законспектирована аргументация морального философа Джеральда Коэна, обосновавшего принцип равенства доходов для всех членов общества. Логика Коэна, пишет Гребер, безупречна, хотя «многие из принятых предпосылок, несомненно, могут быть оспорены по целому ряду причин».
Пространность, относительно случайный характер отбора, а также поверхностность изложения всех этих (несомненно, важных) тем может вызывать разную реакцию. Я, например, вполне представляю, как можно обосновать именно такую работу с текстом, исходя, скажем, из жанровых ограничений. Отзывы на Goodreads, однако, пестрят замечаниями в том духе, что автор вполне мог бы остановиться на написании исходного эссе, раздувать которое до масштабов полноценной книги, занимаясь бесконечными самоповторами, не было никакой необходимости.
Еще одной особенностью книги — не уверен, кстати, как ее описать в устоявшихся жанровых терминах, — является то, насколько Гребер прорабатывает свои основные понятия. Казалось бы, центральный концепт (бредовая работа) описан по-настоящему дотошно, но, если начать разбираться, окажется, что он держится в первую очередь на здравом смысле, а не на хоть каком-то теоретическом фундаменте.
Типология бредовых работ (все эти «костыльщики», «шестерки», «галочники» и т. п.) выглядит на первый взгляд «прикольно», но по факту, что называется, «дребезжит» и является какой-то не очень остроумной схоластикой (в плохом смысле слова), сама постоянно требуя «костылей» и «заплаток»: взять хотя бы появляющееся в какой-то момент внутреннее различение «bullshit jobs» vs. «shit jobs» или постоянные попытки наделить безусловной значимостью некоторые социальные роли (например, роль школьного учителя), хотя эта значимость должна, если следовать выбранной методологии, определяться строго субъективно самим работником. Те же самые претензии можно обратить и в адрес других важных для Гребера понятий: менеджериальный феодализм, «заботливый класс» и т. п.
Все это очень напоминает несколько других книг, в тексте которых авторы работали с мемами так, будто эти мемы являются понятиями: «Восстание креативного класса» Ричарда Флориды («The Rise of the Creative Class. And How It’s Transforming Work, Leisure and Everyday Life») и «Прекариат: новый опасный класс» Гая Стэндинга. Собственно, рассуждая в «Бредовой работе» о «восстании заботливого класса», Гребер прямо указывает на то, что его книга текстологически наследует первым двум, причем в большей степени именно книге Стэндинга, конечно (см. работы последнего о безусловном базовом доходе).
Итак, если суммировать, то что мы получаем на выходе. На выходе мы получаем книгу со сложным жанровым устройством, которое представляет из себя смесь элементов политического манифеста, нон-фикшна, литературы self-help и легкоусваиваемой квазитеории, базирующейся скорее на случайной совокупности мемов, чем на системе однозначно проработанных понятий. Все это — в обрамлении атрибутики классического трактата.
Что произойдет дальше? Хулиганский мем «бредовая работа» войдет в обиход, став очередным buzzword, и произойдет это во многом именно в связи со значительным терапевтическим эффектом книги. Гребер подарил прекарному креативному классу и прочей читающей публике язык, при помощи которого можно говорить о своей тоске и ненависти. Сама книга, учитывая тот жанровый коктейль, который я описал выше, станет, вероятнее всего, довольно ходовой и популярной. Тоски, терзаний и депрессий, вызванных к жизни дихотомией «бредовая работа» — «настоящая жизнь», меньше не станет, т. к. способ обсуждения этой дихотомии в данном тексте не предполагает ее преодоления, а, наоборот, способствует автокатализу. Что еще? А, да — безусловный базовый доход введен не будет.
Такие вот, как говорится, дела.
Дэвид Гребер
P. S. Теперь минутка непрошеных советов.
Если читатель захочет самостоятельно разобраться с тем, на каком еще языке можно говорить и об особенностях современного труда в целом, и о соотношении «цифрового» или «когнитивного» труда и счастья в частности, я рекомендую ему обратиться, например, к недавно вышедшей на русском языке книге операиста Франко Берарди «Душа за работой». В этой книге есть замечательная пятая глава — «Фабрика злосчастья», — в которой Берарди рассказывает о том, как связаны между собой «ситуация конкурирования», императив самореализации, стремление к счастью и распространение некоторых современных психопатологий.
Если же читатель (как и я) с подозрением относится к литературе в жанре self-help, но любит вышибать клин клином, я предлагаю ему присмотреться к книге «Конец эпохи self-help: как перестать себя совершенствовать» Свена Бринкмана. Она нудная и противная, однако довольно короткая и работает примерно так же, как и «Легкий способ бросить курить» Алена Карра, т. е. помогает — почему-то — какому-то числу людей избавиться от вредных привычек. Например, от привычки жить мечтой о «лучшей версии себя». Кстати, на эту тему есть еще «Усталость быть собой» Даниэля Эренберга.
Ну а уж если случится так, что читатель захочет по-настоящему стильной радикальной литературы, мы советуем ему сходить в районную библиотеку и откопать там книжку «Освобождение от школ. Пропорциональность и современный мир» за авторством тру-анархиста Ивана Иллича — хорватского аристократа, но левака, еврея, но католического богослова, инженера-кристаллографа и бойца французского Сопротивления. Он кое-что расскажет об учителях и учениках.