Раз в месяц Василий Владимирский обозревает для «Горького» новинки переводной фантастики. В сегодняшнем выпуске роман о телепатии и поиске себя, приключения отставного кинокритика и польский сборник подражаний Станиславу Лему.

Дэн Симмонс. Полый человек.  Перевод с английского Юрия Гольдберга. М.: Э, 2017

Дэн Симмонс из тех писателей, которых у нас переводят, что называется, с колес. Пауза между выходом очередной его книги на английском и на русском редко затягивается больше чем на год. Но так было не всегда: кое-какие ранние произведения автора «Гипериона» и «Террора» ускользнули от бдительного редакторского ока — и теперь наши издатели понемногу заполняют пробелы. Дошла очередь и до романа 1992 года «Полый человек», основанного на рассказе «Те глаза, что и во сне страшно встретить» (1982).

Джереми Бремен, профессор математики из провинциального американского колледжа, теряет жену Гейл, буквально за несколько месяцев сгоревшую от рака мозга, и с головой погружается в пучину скорби. Их брак был идеален — в том числе потому, что и Гейл, и Джереми обладали врожденной способностью к чтению чужих мыслей, сиречь телепатии. Но теперь краткий миг гармонии с собой и миром подошел к концу: оставшись без своей половинки, математик, влюбленный в абстрактные идеи и чистые цифры, проваливается в настоящий ад. Ментальный барьер, который годами возводили Джереми и Гейл, рушится, и герой сталкивается с той стороной жизни, которой раньше счастливо избегал. Его затягивает в бесконечный хоровод убийц, насильников, маньяков, тайных социопатов, бездомных, неизлечимо больных детей и рядовых обывателей, чьи невысказанные желания и грязные тайны калечат и ранят как раскаленные крючья.

«Полый человек» своего рода road story, роман о «путешествии в поисках себя» с неизбежными отсылками к Джеку Керуаку и Хантеру Томпсону. Но этим список источников вдохновения Симмонса не исчерпывается. В восьмидесятых годах прошлого века в американской жанровой литературе возникла устойчивая мода на «паранормалов из народа»; рискну предположить, что ее невольно задал Стивен Кинг, выпустивший в 1979-м «Мертвую зону», а в 1980-м — «Воспламеняющую взглядом». На протяжении десятилетия неприметные школьные учителя, скромные домохозяйки и нелюдимые подростки со сверхспособностями то и дело появлялись на страницах фантастических повестей и романов, и далеко не все такие произведения были насквозь вторичными: достаточно вспомнить «Витки» (1982) Роджера Желязны и Фреда Саберхагена или «Око за око» (1987) Орсона Скотта Карда. В «Полом человеке» Симмонс отдает должное модному тренду — вплоть до почти обязательных для текстов такого рода прозрачных библейских аллюзий. Впрочем, на достигнутом автор не останавливается и пытается расширить канон, обратившись к квантовой физике и эвереттовской теории ветвящейся вселенной. Осталось разобраться, пошла ли научно-фантастическая сюжетная линия на пользу довольно вялому повествованию или только окончательно все запутала.

Рэмси Кэмпбелл. Усмешка тьмы. Перевод с английского Григория Шокина.  М.: АСТ, 2017

Молодой лондонский кинокритик и киновед, оставшийся без работы по профилю (писал слишком острые статьи — если верить автору, во второй половине нулевых в Британии за это запросто могли закрыть журнал) получает от своего старого профессора соблазнительное предложение: за солидный гонорар переписать дипломную работу и издать ее отдельной книгой. Он с энтузиазмом берется за работу, но дело не спорится: уж больно туго идет ключевая глава монографии, посвященная забытому комику начала XX века Табби Теккерею. Фильмов с его участием нет ни в одном киноархиве, антикварная газета с важной публикацией таинственно исчезает из запертой комнаты, редкая книга, купленная на интернет-аукционе, не только написана по-французски, но еще и безнадежно испорчена. А когда главный герой мужественно преодолевает все эти препятствия, у него начинаются серьезные проблемы на личном и финансовом фронтах — да еще в интернете его преследует полоумный сетевой «тролль»-хейтер.

Что же до фильмов Табби, то они производят на исследователя странное впечатление: с одной стороны, комик, с его циничными, грубыми и неполиткорректными репризами, во многом опередил свое время, с другой — эти ужимки скорее пугают, чем смешат. Теккерей сеет хаос и анархию на экране и за его пределами, злой смех актера заразителен, как вирус, а круглая физиономия с неестественной улыбкой вскоре начинает преследовать несчастного киноведа во сне и наяву.

Оксфордский путеводитель по английской литературе называет Рэмси Кэмпбелла «самым уважаемым автором романов ужасов из ныне живущих английских писателей» — этот статус охотно подтверждают коллеги по цеху, от Стивена Кинга до Нила Геймана. В то же время ни одна книга Кэмпбелла не стала международным бестселлером. Не повезло ему и с переводами на русский: «Усмешка...» — первый роман писателя, изданный в нашей стране. Только не смейтесь, но больше всего книга напоминает повесть братьев Стругацких «За миллиард лет до конца света»: череда досадных недоразумений и банальных жизненных неурядиц выстраивается в неодолимую цепь, во всех курьезных совпадениях чувствуется темная нечеловеческая воля, стремящаяся разрушить семью, карьеру и само «я» киноведа. Распад личности сопровождается нарастающим распадом речи: невольные каламбуры, описки и оговорки множатся, градус их абсурдности нарастает, пока финальный сюжетный поворот не расставляет все по своим местам. «Усмешка смерти» полностью подтверждает высокую репутацию Кэмпбелла, однако будь роман раза в три короче, хотя бы размером с повесть Стругацких, это пошло бы ему на пользу: не каждый читатель выдержит шестисотстраничный марафон ужаса.

Голос Лема: Повести, рассказы. Составитель — Михаил Цетнаровский. Перевод с польского С. Легезы, В. Борисова, К. Плешкова, В. Язневича. М.: АСТ, 2017

Сборник «Голос Лема» начинается парадоксально: прямо в предисловии Яцек Дукай, самый «высоколобый» ныне живущий польский фантаст, аргументированно и убедительно доказывает, что писать сегодня так, как писал Станислав Лем, невозможно — да по большому счету и не нужно. И вообще: в наши дни сам классик писал бы совсем по-другому и о другом, но как и что именно — бог весть. Возможно, если бы участники этого проекта, польские фантасты, решившие отдать дань памяти учителю, прочитали это эссе прежде чем взяться за работу, им хватило бы благоразумия согласиться с Дукаем и мирно разойтись по домам. Но увы и ах — отдуваться приходится читателям.

Стоит отдать авторам должное: в книге нет ни одного прямого сиквела, «свободного продолжения» или фанфика «по мотивам» «Соляриса», «Насморка» или «Фиаско» — хотя, подозреваю, одной из причин подобной деликатности стала жесткость европейского закона об интеллектуальной собственности. Большинство авторов выбрало иную стратегию: более или менее успешно (чаще, к сожалению, менее) «откосплеить» Лема, сымитировать стиль, композицию, фабулу, фирменную игру слов — то есть внешние, легко узнаваемые маркеры лемовской прозы. Рафал Оркан в «Лунных приключениях Князя Кордиана» подражает Лему времен «Кибериады», Вавжинец Поджуцкий в «Пределах видения» — Лему эпохи «Непобедимого» и «Эдема», Филип Хака в «Космоботических сказаниях Доминика Видмара» — «Звездным дневникам Йона Тихого» и так далее. Алекс Гюште в «Кукле», отсылающей нас к «рассказам о пилоте Пирксе», настолько увлекся игрой, что рискнул сделать главным героем молодого русского коммуниста из альтернативной вселенной, где СССР продолжает оставаться космической сверхдержавой.

В тот же капкан попался (точнее, осознанно шагнул) и сам Дукай: его блестящий рассказ «Кто написал Станислава Лема?» от начала до конца стилизован под рецензию на несуществющую книгу — вроде тех, что вошли в сборники Лема «Мнимая величина» и «Абсолютная пустота». Кстати, внимательный читатель заметит, что из этого эссе неумолимо следует: мы с вами живем не в подлинной реальности, а в виртуальном мире, смоделированном некой японской мегакорпорацией. Увы, Дукай едва ли не единственный участник антологии, которому удалось взять заявленную планку и написать текст, который мог бы выйти из-под пера Лема. Ну а лучший рассказ в этой книге, «Рич» Якуба Новака, и вовсе посвящен другому великому фантасту XX века — правда, тоже с фамилией из трех букв (в русской и польской транскрипциях). Тем не менее эксперимент важный и по-своему ценный: такого представительного сборника современных польских фантастов у нас не выходило уже лет двадцать — хороший повод разобраться, кто чего стоит.