Летов был ежом*

Максим Семеляк. Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования. М.: Individuum, 2021. Содержание

Егор Летов своей музыкой и жизненной стратегией только и делал, что разрывал все мыслимые шаблоны. Тем удивительнее, что практически любой разговор о Летове моментально превращается в набор штампов и невероятно скучных перечислений: «я всегда буду против», «винтовка — это праздник», «Русский прорыв», «тексты хорошие, но слушать невозможно», «а что бы Игорь Федорович сказал про Донбасс?» и так далее. То же и с литературой, посвященной командиру «Гражданской обороны»: филологи в совершенно детской экзальтации разбирают многочисленные литературные отсылки, которые и так лежат на самом видном месте — на обложках альбомов и в заглавиях композиций, а биографы на разные лады перепевают одни и те же якобы интересные факты из Википедии.

Книга Максима Семеляка, стараниями которого сибирский панк в свое время оказался на ослепительно глянцевых страницах «Афиши», не такова. Собственно, жанровое определение «опыт лирического исследования», вынесенный в подзаголовок, как нельзя лучше описывает ее содержание. Отказавшись от тщетных, да и не особо нужных, попыток написать каноническую биографию Летова, Семеляк рассказывает весьма откровенную и даже по-хорошему разнузданную историю того, как «Гражданская оборона» нашла своего слушателя, своих идолопоклонников и своих же иконокластов.

Разрушение биографического канона Семеляк начинает с выбора формы. Вместо «родился, жил, умер» он вслед за своим героем выбирает коллажную технику, не то чтобы лишенную причинно-следственных связей, но серьезно сдвигающую привычные акценты. По сути, каждая из двадцати глав книги представляет собой законченное произведение на стыке биографического очерка и эссе с комментариями по поводу летовского наследия, сделанными человеком, который провел вместе с музыкой «Гражданской обороны», «Коммунизма» и еще нескольких проектов едва ли не всю сознательную жизнь. Сквозь серию микросюжетов проходит и личная история Семеляка, прошедшего путь от рядового фаната до журналиста, дрожащими руками снимавшего Летова, а затем и до гражданина, чей портрет, если присмотреться, можно найти на обложке альбома «Реанимация».

Наблюдательные товарищи давно заметили, что публика на концертах «Гражданской обороны» делилась на два равновеликих лагеря: на тихих интеллектуалов и, скажем так, их идейных оппонентов. В «Значит, ураган» между ними уверенно ставится справедливый знак равенства, пусть и с некоторыми оговорками.

Так, на страницах книги Семеляка встречаются Леонид Федоров и Сантим из «Банды четырех» — двое совершенно непохожих музыкантов, которых едва ли застанешь за совместным прослушиванием «Гражданской обороны». Их заочный диалог — весьма забавный и точный комментарий к тому, что Летов, как говорится, у каждого свой. Эстет Федоров обстоятельно вспоминает, как мечтал перепеть леденящую душу балладу «Прыг-скок», разложил ее на ноты, долго мучился и пришел к выводу, что попросту не вытянет летовскую мелодию. Сантим же весело сообщает, как нарвался после концерта на целую армию гопников, собравшихся убивать панков, и твердо решил больше никогда не ходить на Летова.

Но в начале 2000-х и в без того пеструю толпу из нацболов и меломанов, патриотов и психонавтов проник совсем уж на первый взгляд чужеродный элемент, которых ожидаешь встретить на концертах Radiohead или Animal Collective, но никак не в слэме, где дерутся на цепях и размахивают ныне запрещенными знаменами. С ними связан один сюжет книги Семеляка, мне кажущийся весьма увлекательным.

Сейчас мы живем в потрясающее время, а точнее, безвременье, которое Уильям Сьюард Берроуз когда-то назвал голым завтраком, «застывшим мгновением, когда каждый видит, что находится на конце каждой вилки». Из 2021 года ясно, что «Афиша» пришла и ушла, оставив после себя целый класс конформистов и потребителей. Как же ей удалось «продать» своей аудитории принципиально не принимавшего душ бородача, исполнявшего старорежимные шлягеры из советских мультфильмов? Ответ Семеляк дает простой, беспощадный и, судя по всему, максимально верный:

«„Протест 1993‐го” стал возвращаться во многом благодаря скакнувшему качеству жизни — вдобавок подросло поколение, которое застало Советский Союз преимущественно в пересказах, а сидя в кафе „ПирОГИ” за тяжелым стаканом „Хугардена”, чего б не порассуждать о большом сталинском стиле? В 1993‐м революции симпатизировали с голоду, десять лет спустя — скорее от сытости».

И все же главным героем книги остается Егор Летов. Семеляк не скрывает своего восхищения Игорем Федоровичем, но и не оказывается оглушен его обаянием. Летов на страницах этой книги выписан с высочайшей степенью достоверности, что наверняка вызовет немало возмущений со стороны его коллег и фанатов. В «Значит, ураган» Семеляк разрушает многие мифы, любовно выстроенные самим Летовым и его публикой. Музыкант оказывается не таким уж чудаковатым и оторванным от жизни, как может показаться: если верить Семеляку, порой он мог быть весьма расчетливым и даже прижимистым. Например, кого-то может шокировать, что политические трансформации Летова далеко не всегда были связаны с панком и сопутствующим нигилизмом:

«Летов пару раз спьяну деловито проговаривался, что вот, к примеру, если подружиться с Зюгановым, тот, скорее всего, даст коммунистических денег на необходимую звукозаписывающую аппаратуру. А необходимое для записи нашего героя, смею предположить, интересовало несколько больше, чем вся Россия с ее прорывами».

Схожее свидетельство директора «Гражданской обороны» Сергея Попкова и вовсе звучит как неплохой анекдот: «Мы <...> много работали с коммунистами, посмотрели на все это изнутри, и на Анпилова, и на его людей, и вообще на то, как у них все организовано. После чего Егор однажды сказал: „Ни при каких обстоятельствах им страну доверять нельзя”».

Разумеется, то, что Летов обладал довольно специфическим характером, не новость, но в «Значит, ураган» мы наконец встречаем действительно фактурно проработанный образ героя отечественного панка. Лично мне больше всего понравилась история о том, как «Гражданской обороной» заинтересовался Стив Альбини, предложивший Летову сотрудничество. «В ответ на известие Летов с прохладцей сообщил Берту [Тарасову, основателю лейбла Solnze Records] по телефону, что, в свою очередь, готов предложить Альбини позицию бас‐гитариста, но это максимум, на который тот может рассчитывать». Конечно, звучит не слишком правдоподобно, но очень хочется верить, что так все и было.

Понятно, что мало кто мог долго выносить Летова. В народном сознании летовская скандальность плотно связана со злоупотреблением алкоголем и разнообразными стимуляторами. На самом же деле, как утверждает Семеляк, легендарные «пьяные концерты», когда Летов напрочь забывал слова и переходил на пантомиму, были скорее исключением, нежели правилом. Ну а опыты Игоря Федоровича с психоактивными веществами и вовсе были достаточно скромные, учитывая, что проводились они на фоне героиновой эпидемии, если называть вещи своими именами. И это не апология, а данность, в причинах которой стоит разобраться, прежде чем наконец признать «Гражданскую оборону» крайне токсичной группой и благополучно о ней забыть.

Главная же ценность книги заключается в разрушении самого, наверное, досадного стереотипа о «Гражданской обороне» как логоцентричной группе, музыка которой совершенно бесполезна в отрыве от текстов. Конечно, Летов был чрезвычайно одаренный поэт, создавший собственный весьма заразительный язык, однако об этом уже сказано очень много. Гораздо интереснее вспомнить о том, что Игорь Федорович был прежде всего одержим звуком и его коллекционированием, особое предпочтение отдавая психоделии, причем далеко не самой очевидной.

Вообще, в этой книге о музыканте — удивительное дело — очень много музыки. Семеляк не только перечисляет, под чьим влиянием находился Летов на разных этапах, но и воссоздает общий культурных фон 90-х — начала 2000-х, времени, когда альбомы Psychic TV или The Moon Lay Hidden Beneath A Cloud можно было купить в киоске, а фанатичные издатели продавали квартиры, чтобы выпустить любимый альбом на виниле (по крайней мере так, согласно легенде, поступил ради пластинки «Прыг-скок» Олег Тарасов). К слову, как раз на почве редкой музыки Семеляку и удалось завоевать доверие Летова: Игорь Федорович неоднократно отшивал назойливого журналиста, пока тот не догадался принести пластинки с японской психоделией.

Напоследок же хочу заметить: к Максиму Семеляку можно и нужно относиться по-разному, но у меня язык не повернется сказать что-то действительно резкое по поводу этой книги, написанной со здоровой любовью к герою, его делу и, что тоже неплохо, к себе самому. Значительная часть литературы о Летове вызывает в лучшем случае скуку, но обычно — просто чувство неловкости. Признаться, ничего выдающегося я не ожидал и в этот раз. К счастью, ошибся.

* Невероятный, но вполне реальный факт из биографии Егора Летова (см. Семеляк М. А., «Значит, ураган», М., 2021. С. 212)