Литт Вун Лонг. Путь через лес. О грибах и скорби. М.: Ад Маргинем Пресс, 2021. Перевод с норвежского Анастасии Любаевой. Содержание. Фрагмент
Грибная тема пользуется стойким спросом у русскоязычных читателей. Можно вспомнить научно-популярные и даже культурологические бестселлеры Михаила Вишневского (и не только его); разного качества работы о психоделических свойствах грибов и их влиянии на человеческую историю; даже интересующимся социальными науками есть что почитать — например, исследование «Гриб на краю света. О возможности жизни на руинах капитализма» Анны Лёвенхаупт Цзин. Не хватало книги, которая заняла бы срединное положение во всем многообразии и соединила модные литературные практики и любовь к тихой охоте. «Путь через лес. О грибах и скорби» Лонг Литт Вун выросла именно на этой незанятой поляне.
Все, как водится, началось с трагедии. У норвежского антрополога малазийского происхождения Лонг Литт Вун (в книге она постоянно подчеркивает свою этническую инаковость, хотя уже много лет живет в Норвегии) умирает любимый муж. Чтобы справиться с горем, она записывается на курсы начинающих грибников в Осло и начинает ходить с новыми знакомыми в лес. Два путешествия — в мир скорби (пассажи, где автор рассказывает о проживании потери, выделены специальным зеленым шрифтом) и мир грибов (а также тех, кто их собирает) — составляют основу повествования. При этом Лонг Литт Вун соединила в одном тексте что-то вроде антропологического дневника «включенного наблюдения», автоэтнографическую рефлексию и элементы автофикшна.
Рассмотрим первый элемент — антропологию любителей тихой охоты. Из книги мы узнаем, что это увлечение в Норвегии вполне институционализировано: существуют курсы для новичков и специальные экзамены для «квалифицированных» грибников; более опытные товарищи проверяют добычу всех желающих на специальных станциях грибного контроля, чтобы никто не принес домой что-нибудь несъедобное; разработан специальный Перечень грибов по степени их безопасности. Понятно, что искусство тихой охоты постигается главным образом неформально и на личном опыте, но автора очень интересует социально-структурный аспект этого хобби, и она рассматривает его самым пристальным образом. Однако при всей пристальности интересных инсайдов и впечатляющих обобщений мы не получим — Лонг Литт Вун выдает достаточно прямолинейный и безыскусный отчет об увиденном.
Что мы узнаем в итоге? Что у норвежских грибников — как в любом другом сообществе — есть своя иерархия, свой язык и ритуалы. Что представления о вкусе, запахе, ядовитости, съедобности и несъедобности грибов культурно обусловлены и меняются от страны к стране. Немного поразмыслив, можно прийти к этой мысли и самостоятельно. Что грибы можно вкусно готовить и с ними существует множество прекрасных блюд (последняя часть книги отведена в основном рецептам и интересным вкусовым сочетаниям). Спасибо, конечно, за советы, но трудно отделаться от ощущения, что нас потчуют набором антропологических и микологических штампов. Еще обиднее, что на русском языке (к сожалению, в не самом точном с научной и терминологической точки зрения переводе) есть хороший образчик «грибной» антропологии — упомянутая книга Анны Цзин, в которой она умудряется на основе только одного гриба мацутакэ рассказать истории множества людей, обрисовать структуру современного капитализма, критикует биологическое научное знание и дает даже некоторую мировоззренческую основу того, как жить в нынешнем нестабильном мире. На этом фоне «Путь через лес» смотрится как любительские и не очень глубокие очерки заядлого грибника.
Интересная линия, за которую можно было бы зацепиться, — заявленная Лонг Литт Вун попытка рассмотреть скорбь с антропологической точки зрения, написать своего рода автоэтнографию горя. Действительно, описание трагедии изнутри может вызвать серьезное сочувствие и помочь тем, кто оказался в схожей ситуации. Однако в «Пути через лес» рефлексивного и «насыщенного» описания этого опыта мы не встретим, да и интересного осмысления тоже. Да, человека после смерти близкого начинают воспринимать иначе; да, это сложный и мучительный процесс преодоления утраты; да, окружающие часто не знают, как себя вести и как можно помочь. Но вставок зеленым шрифтом (они периодически возникают по мере повествования) очень мало, они фрагментарны и похожи на дневниковые записи, которые сами по себе нуждаются в интерпретации, и от того автоэтнографический взгляд на горе остается нераскрытым.
Тем более не очень понятны — симбиотические? — отношения между грибами и скорбью, вынесенные в подзаголовок книги. Две линии развиваются параллельно, и только в конце выясняется, что прогулки по лесам и состояние «потока», когда ты весь погружен в тихую охоту, помогли автору переключиться и найти новые ориентиры в мире. Это сообщается постфактум, а как одно вытекает из другого — тоже, к сожалению, остается за кадром.
Схожая сюжетная структура типична для «природной линии» (если пользоваться выражением издателя и апологета феномена Михаила Котомина) автофикшна: в жизни автора, он же протагонист, происходит трагедия, — чтобы преодолеть горе, он выбирает незатейливое занятие, связанное с природой. Природа выступает здесь как Другой, как фетиш или отражение, от которого можно оттолкнуться и наладить отношения с человеческим сообществом. По этой схеме устроена книга «„Я” значит „Ястреб”» Хелен Макдональд (у главной героини умирает отец, и она берет на воспитание хищную птицу), «Птицы, искусство, жизнь: год наблюдений» Кио Маклир (из-за болезни отца автор увлекается любительской орнитологией); «Выгон» Эми Липтрот (автор лечит зависимость побегом на природу). Что это: удобная нарративная форма для упаковки опыта (часто ее выбирают для дебютных книг) или же некоторое открытие о природе человеческого горя и работе с ним?
Считая первую часть вопроса риторической, можно предложить множество интерпретаций по части второй: психоаналитические — часто это истории про потерю важной фигуры и замену ее Другим; жираровские — благодаря природе «внутреннее» желание, то есть эмоции от потери близкого человека, становится «внешним» и теряют былой накал, потому что животные, растения и стихия предполагают совсем другие отношения миметического подражания; феминистские — чаще всего так о своем опыте пишут именно женщины; популярно-психологические, которые описываются формулой «время лечит».
Но смущает здесь то, что природа выступает в качестве платформы для преодоления человеческого горя, в некоторым смысле ее используют прагматически, рассказчик в конечном счете замыкается на самом себе и не производит содержательного высказывания об объекте интереса. Анна Цзин в своей книге говорит об «искусстве приметливости», и она действительно учит нас этому «навыку», хотя рассказчик, он же автор, в ее тексте, как и в любой другой антропологической работе, не вынесен «за скобки», но является полноценным участником повествования вместе с грибами, их сборщиками, деревьями и множеством других людей и объектов. Все дело в установке: Цзин искренне интересен мир мацутакэ и все, что с ним связано, она бережно доносит истории этой вселенной, не фиксируясь лишь на себе и своих переживаниях.
Многие подобные книги «природной линии» автофикшна подаются как приглашение в новый для читателя мир, поскольку их авторы обещают приоткрыть завесу над малознакомой областью, о которой хочется больше узнать. В случае с книгой Лонг Литт Вун эти обещания не исполняются, хотя задача кажется обманчиво простой: разобраться сначала в себе, потом — в незнакомом царстве природы и свести обе линии вместе.
Но «Путь в лес» распадается. С одной стороны, это что-то вроде простого и умеренно увлекательного пособия для начинающих грибников; с другой — дневник потери и жизни после нее. И повторюсь: как именно грибы побеждают скорбь, мы отсюда не узнаем.