«Горький» продолжает цикл материалов о  Владимире Ильиче Ленине. Историк Александр Шубин рассказал об эволюции жизнеописаний вождя русской революции, а из хрестоматии «Ленин о культуре и искусстве», подготовленной в 1938 году Михаилом Лифшицем, мы отобрали рассуждения Ленина о литературе. Сегодня — рецензия Павла Пряникова, который по просьбе «Горького» прочитал биографию Ленина от Льва Данилкина.

Лев Данилкин написал большую, на 780 страниц, этнографическую книгу «Ленин: Пантократор солнечных пылинок». Судьба главного героя — Владимира Ильича Ленина — вплетена в рассказ о России конца XIX, ХХ и даже XXI века. Социолог изучает подобных себе, а этнограф тех, кто себя описать не может. И Данилкин за русских, за весь многонациональный народ берет на себя эту роль этнографа — вслед за Лениным.

Ленин в его книге — наш доктор Ливингстон. С одним важным «но»: Владимир Ильич — представитель высшего класса, класса-колонизатора и культиватора европейской культуры в евразийской «Африке» — в отличие от своего шотландского коллеги, нацелен не только на изучение, но и на преобразование этой земли. Данилкин год за годом скрупулезно следует за Лениным и окружающей его действительностью. Иногда действительность —  ландшафт, экономика, люди, строения и даже животные — важнее самого пути Ленина. Сценарно это в чем-то напоминает знаменитый советский сериал по Горькому «Жизнь Клима Самгина», где картина сменяется титрами и зачитывающим их монотонным голосом: «На крестьянина приходилось две десятины... Каменных строений в городе нет... Экспорт пеньки составлял…»

Путь Данилкина верен. К 2017 году о Ленине написаны тысячи книг, десятки тысяч научных работ. Шанс отыскать в архиве что-то новое — нулевой. Но мало кто пробовал погрузить вождя в контекст того времени. Что увидел Ленин в своем поместье, в котором был вынужден коротать время после отчисления из Казанского университета? Эти два года помещичьей земли сделали его крестьянофобом и толкнули в объятия марксистов, которые видели передовым классом только зарождавшийся в России пролетариат. Значит, верно, посмотрим не только на Ленина, но как и почему в его хозяйстве сеяли гречиху и подсолнечник (а не рожь). А почему пролетариат так легко принял большевизм? Данилкин включает в себе Диккенса и описывает его петербургских представителей: «Для России 1880–90-х, как для Англии 1840-х, характерна была, в точности по Марксу, унтерменшизация человека, превращение его в придаток машины. Труд был мучителен, неизбежно приводил к разрушению организма и физическим увечьям. Как и полагается в антиутопиях, эти заведения [фабрики — прим. ред.] кишели 12–13-летними полурабами-детьми, заживо гнившими среди пыли, тьмы и ядовитых испарений».

Ленин изучает эту «параллельную Россию». Его жизнь — это исследовательская эпопея, от теории к практике: помещик, юрист, статистик и экономист, литератор и журналист и далее — политик. Дон Румата, прогрессор — вот кто Ленин в этой книге. Только в романе братьев Стругацких Румата спасается из мира средневековой архаики, а в мире Владимира Ильича он остается продолжить начатое — цивилизовать автохтонов. Коллегами-спасителями с далекой планеты для него выступает передовое европейское учение — марксизм.

Данилкин часто намеренно упрощает сюжет, чтобы современный, особенно молодой читатель с картиночным сознанием мог воочию, словно на соседней улице, увидеть то, что происходило более ста лет назад. Писатель ходит по ленинским местам — Ульяновск (Симбирск), Казань, Петербург. «В этом доме теперь бургерная, а при Ленине была просто лавка... Площадь вымостили, а при ВИЛ тут была непролазная грязь... Пойдемте дальше, вот этим двором, которым Владимир Ильич уходил от шпиков... А теперь побываем в доме Парвуса на Унгерерштрассе, 80…» Если выбросить эти экспедиции в XXI век, книга похудела бы страниц на сто пятьдесят. Но тогда это была бы просто очередная биография Ленина.

Писатель берет на себя непосильную задачу провести заочную экспертизу ленинского характера. Ведь сотни не менее глупых россиян были вооружены тогда марксизмом — почему выйти победителем удалось только Владимиру Ильичу? Интереснее всего у Данилкина Ленин выходит в дни поражений. Вот у него отнимают «Искру», а тут проигрыш в споре с меньшевиками. В этих поражениях постепенно закладывается сначала подозрение, а затем и стойкая нелюбовь Ленина к интеллигенции. Жизнь помещика воспитала в нем ненависть к крестьянству, партийная жизнь (особенно в эмиграции) — как сказали бы сегодня, к «либералам», или, как говорили тогда, — «людям свободных профессий». Со стороны кажется, что Ленин и сам интеллигент, но это не так: он живет на часть пенсии матери по потере кормильца (т.е. его отца Ильи) — а это стабильные 30–40 рублей в месяц (умножайте на 1200, чтобы перевести в нынешние рубли); ренту дает и их фамильное поместье. Ленину не нужна «свободная профессия», у него всегда есть прожиточный минимум, и он может позволить себе целиком отдаться политической борьбе, а не заработкам. В этом смысле он — аристократ и по жизни, и по духу, и по паспорту (потомственный дворянин со стороны обоих родителей).

Рядом с Лениным проносятся и другие герои эпохи. Они прописаны Данилкиным не тщательно, скорее — как декорации в спектакле, на фоне которых оттеняется, глубже смотрится сам Ленин. Но и статисты говорят о многом. Наиболее глубоко и с любовью нарисован рабочий Бабушкин. Он словно сошел из революционной кинокартины «Юность Максима». Видно, что Данилкин и сам больше сочувствует пролетариату как классу, а не классам-антагонистам и попутчикам. Наиболее же вредный персонаж — это один из идеологов большевиков Богданов, «страдающий туннельным мышлением» , как в раздражении о нем говорил Ленин. «„Я давно уже морально исключен”, — царапал землю чующий близость расправы Богданов». «Царапал землю» — Данилкин переходит на блатной жаргон; встретил бы он Богданова в нынешнем походе по ленинским местам —  наверняка ударил бы его.

На Ленина послереволюционного Данилкин смотрит уже как на нашего современника. Дело сделано, доктор Ливингстон основал свое государство: «Сам Ленин ничего не изобретал и даже автомобиль не водил, но еще до революции имел обыкновение вглядываться в хрустальный шар, предсказывающий будущее. Он проглатывал фантастические романы про инопланетян, проявлял интерес к разного рода паранормальным явлениям и альтернативным технологиям; после 1917 года эта страсть получила новый импульс. На последних страницах книги встречается даже одно из любимых выражений евразийца Дугина про «солярного вождя». Чуть дальше цитируется космист Морозов, грезивший об оживлении праха предков. Лев Данилкин на страницах своей книги Ленина точно оживил.

Читайте также

«Герцен пошел дальше Гегеля»
Ленин о всемирном значении русской литературы, происках либералов и библиотеках
19 апреля
Контекст
Что почитать о Ленине
Александр Шубин об эволюции жизнеописаний вождя русской революции
18 апреля
Контекст
«Ни Февраль, ни Октябрь не были заговорами»
Интервью с историком русской революции Александром Рабиновичем
6 апреля
Контекст
Ленин как пустота
Андрей Бабицкий о книге Льва Данилкина
21 апреля
Рецензии