Джудит Батлер. Заметки к перформативной теории собрания. Пер. Д. Кралечкина. М.: Ad Marginem, 2018
Имя Джудит Батлер в некоторых кругах принято произносить с восхищенным придыханием. В России она известна прежде всего как одна из ключевых фигур квир-теории, при этом на русском языке ее тексты представлены крайне скудно, в основном в антологиях по гендерным исследованиям. Отдельным изданием выходила только «Психика власти» в начале нулевых.
«Заметки к перформативной теории собрания», как сказано в аннотации, — это курс лекций, в котором излагаются основные идеи автора, начиная с ее первой книги «Гендерное беспокойство», где гендер рассматривается как подвижная (перформативная, игровая) социальная категория, навязываемая властной структурой, и заканчивая ее новой теорией демократии. В центре внимания Батлер — народный протест. Философ исходит из того, что «споры о народных демонстрациях обычно определяются либо страхом хаоса, либо радикальной надеждой на будущее».
«Заметки» — попытка осмыслить протестные события последних лет в самых разных странах, случившихся приблизительно в одно и то же время. Батлер связывает этот феномен с появлением нового класса работников — прекариата — людей с временной или частичной занятостью и их особым положением: «неолиберальная экономика все больше структурирует государственные службы и институты, в том числе школы и университеты, когда все больше людей теряют свои дома, пенсии и перспективы получить работу, мы снова, но теперь иначе, столкнулись с представлением о том, что некоторые группы населения считаются расходным материалом [disposable]». Прекариат важен для Батлер еще и потому, что связан с гендерными нормами: «те, кто проживают свой гендер непонятными для других способами, подвергаются повышенному риску преследования, патологизации или насилия». Батлер существенно расширяет привычное понятие прекариата: оно объединяет «женщин, квиров, трансгендерных людей, бедняков, людей с альтернативными возможностями, не имеющих гражданства, а также религиозные и расовые меньшинства: это социально-экономическое состояние, но не идентичность» — иными словами, ущемленных по разным признакам людей. Какую роль в данном контексте играет «перформативность»? С помощью этой теории Батлер решает вопрос: как лишенная права голоса группа выражает себя, и «дело не только в том, что мы должны жить, чтобы действовать, но и в том, что мы должны действовать политически, чтобы обеспечить условия существования», — пишет Батлер.
Вообще соединенные в этом курсе лекций идеи Батлер еще отчетливее высвечивают ее бунтарский характер, ее скепсис по отношению к власти. Лекционный формат отчасти сглаживает сложности стилистики Батлер, а прояснению ее идей способствует максимально понятный перевод и послесловие, раскрывающее некоторые теоретические истоки «вселенной» Батлер — в частности, ее связь с марксистскими идеями, а не только с Фуко и Фрейдом, о чем чаще всего пишут. «Я выбрал эти три вселенные — марксизм, теория власти Фуко и анархизм, — пишет Александр Кондаков, — чтобы более объемно представить идеи Джудит Батлер в контексте теоретических традиций, получивших мало внимания в этой книге, но в значительной степени оформляющих аргументацию автора».
В послесловии говорится, что данное издание «необычайно большая удача для российского интеллектуального сообщества», и с этим можно смело согласиться.
Энн Холландер. Пол и костюм. Эволюция современной одежды. Пер. Е. Канищевой, Л. Сумм. М.: Новое литературное обозрение, 2018
Энн Холландер (1930–2014) — американский историк костюма, одна из первых, кто обратил внимание на взаимосвязь истории моды и истории искусства. «Новое литературное обозрение» издает уже вторую монографию Холландер, в этот раз — работу 1994 года. В книге идет речь о мужском костюме, «включая весь набор сшитых в строгом стиле пиджаков, брюк, жилетов, пальто, рубашек и галстуков, которые составляют стандартный официальный костюм мужчины во всех частях света».
Вопреки всеобщим представлениям о том, что наряды — это женская прерогатива, а, следовательно, женщины — законодательницы мод, Холландер считает, что именно мужская одежда «пролагала путь, задавала стандарт, устанавливала те эстетические предпосылки, на которые реагировала затем женская мода», но при этом по гамбургскому счету мужская мода, с точки зрения автора, не включена в «большую Моду» даже ретроспективно.
Холландер исходит из идеи оппозиционности женских и мужских нарядов, поскольку «примерно с XIV века тема пола все явственнее проявляется в одежде», и показывает, где эти «противоположности» сходятся, а где расходятся на максимальное далекое расстояние. Она пишет, что в определенные периоды «оба пола хотят максимально подчеркнуть дистанцию между ними. Иногда дистанцию навязывает государство, издавая законы против трансвестизма и жестоко наказывая за нарушения. Но обычно ужесточение регуляции происходит в тот момент, когда визуальные различия между мужской и женской одеждой в очередной раз усложняются и стираются; мода начинает сближать оба пола после того, как она резко их различала».
Настоящим переворотом в моде стало не какое-нибудь шокирующее декольте, а появление лат — пластинчатых доспехов, — подчеркивавших красоту мужского тела или создававших такую видимость. Мужское платье с XIV и до начала XVII века воспроизводило латный доспех, «формируя жесткие абстрактные формы вокруг тела». В этот же период «женское платье оставалось консервативным и почти не поддавалось моде, придерживаясь классической формулы. Затем в целях создания эротического эффекта женская мода начинает копировать мужские аксессуары, но не весь костюм», не обошлось здесь и без брюк как манифеста женской свободы.
Слева: Джин Сиберг в роли Жанны Д'Арк в историческом фильме Отто Премингера «Святая Жанна», 1957 год. Справа: актриса Эллалайн Терезис в костюме Жанны Д'Арк, 1911 год
Фото: recycledmoviecostumes.com
Хотя в предисловии Холландер пишет, что она будет изучать именно мужской костюм, название книги «Sex and suits» наиболее точно отображает объект изучения. Мужской костюм — это то, с чем соотносится не только женское платье, но и фон для изменений, происходящих в культуре.
Для Холландер чрезвычайно важно показать ту роль, которую играло в этом процессе искусство. С одной стороны, оно фиксирует, как происходили перемены в одежде, с другой — с развитием выразительных средств одежда сама становятся искусством. В Новое время «она воздействует символами и аллюзиями, модными формами и орнаментом, динамически противопоставляя их реальным телесным формам. С тех пор мода, подобно искусству, вступает в особые соглашения с природными формами, создавая жизнеспособные секвенции в собственной среде».
Работу Холландер безусловно можно считать классической, но то, что она писалась двадцать четыре года назад, порой дает о себе знать. Так, например, автор пишет в предисловии, что «интерес к трансвестизму свидетельствует лишь о том, что мы по-прежнему верим в возможность символического различения мужской и женской одежды, пусть даже в большинстве ситуаций оба пола одеваются одинаково» — сегодня, когда все чаще говорят о том, что мода отменяет понятия пола и возраста, подобные высказывания выглядят несколько архаично, как и пассаж о том, что «распущенные волосы у женщин всегда обладали выраженными сексуальными коннотациями, служили <…> попросту приглашением заняться любовью — так выглядела Мария Магдалина. <…> Это же значение волосы имеют и в современной моде». Возможно, подобная интерпретация была верной для начала 1990-х, когда писалась эта книга, но сейчас волосы — это просто волосы. Подобные замечания отнюдь не умаляют значения книги, но сказать об этом стоит, чтобы читатель не был сбит с толку.
Наталия Креленко, Лариса Чернова, Александра Костина. Такие разные… Судьбы английских интеллектуалок Нового времени. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2018
История в традиционном представлении — череда мужских имен: полководцев, правителей, философов и поэтов, и это несмотря на ставшую классической во французской историографии пятитомную «Историю женщин» и другие работы подобного плана. Чем же занимались женщины на протяжении хотя бы всего Нового времени, были ли среди них, например, влиятельные интеллектуалки? Книга «Такие разные… Судьбы…», задействуя английский материал, отвечает на подобные вопросы.
Это популярное издание, рассчитанное на широкого читателя, однако работа основана на серьезной академической литературе (см. список использованной литературы). Среди героинь книги мемуаристка Люси Хатчинсон, Афра Бен, романистка и драматург, крупнейший автор эпохи Реставрации; Мэри Монтегю, автор «Турецких писем» и дальняя родственница Элизабет Монтегю, благодаря которой появилось выражение «синий чулок»; более известные российскому читателю Мэри Уолстонкрафт и Мэри Шелли, сестры Бронте, Кристина Россети и другие.
Героинь «объединяет та или иная форма интеллектуальной деятельности. Это условие служит знаменателем выбора персонажей. Непринципиально, насколько успешна была эта деятельность…», — пишут авторы в предисловии. Все эти женщины занимались литературой в самом широком смысле этого слова. Первым «пишущим леди» писательство, пусть даже в форме мемуаров и дневников, помогает осознать себя, другие (Афра Бен, Мэри Шелли, сестры Бронте) выбирают литературу в качестве профессионального занятия. Авторы пятитомной «Истории женщин» подчеркивали, что именно литература воспринималась как «кратчайший путь к эмансипации».
Биографические очерки интеллектуалок рассматриваются на фоне теории разделенных сфер, об «особом» месте женщины в обществе говорится в предисловии: «Женщины полноценными людьми не считались. Главным, что ценилось в женщинах, была их привлекательность, приятность внешности и поведения с точки зрения представителей противоположного пола». Каждый хронологический раздел предваряет вводная статья «Обстоятельства времени».
Повествование в книге ведется «от пробуждения самосознания и проявления творческого начала в женской судьбе» (Люси Хатчинсон, Маргарет Кавендиш) к женщинам «книжной цивилизации» эпохи Просвещения и «Железного века». Одной из первых таких деятельниц стала Афра Бен. Она вошла в историю как первая профессиональная писательница, однако к занятиям литературой ее подтолкнула нужда. Муж, умерший в «чумной год», не оставил ей состояния. Бен воспользовалась новомодным увлечением театром и попробовала свои силы в качестве драматурга «Миссис Бен постоянно приходилось оправдываться и объясняться в прологах и эпилогах пьес, утверждая свое право на интеллектуальную деятельность».
«Две Марии — мать и дочь», Уолстонкрафт и Шелли, «продемонстрировали два варианта женской бытовой и творческой самореализации периода становления индустриального общества»: «Старшая Мэри была вынуждена всю жизнь бросать вызов социуму… а младшая Мэри вроде бы плыла по течению, сохраняя облик и манеры „ангела в доме”, и вместе с тем последовательно придерживалась своего жизненного пути, реализуя свои творческие возможности».
В книге встречаются полтора десятка женских имен, известных в большей или меньшей степени: авторы знакомят читателя не только с неординарными биографиями женщин Нового времени, но и позволяют проследить, как менялось их положение в английском обществе. Как сказано в послесловии, «получились своего рода отдельные наброски большого процесса пробуждения личностного начала».