Когда «Горький» дал мне задание сравнить два музыкальных романа, у меня не возникло вопросов: идея, казалось бы, на поверхности — два зубра отечественной литературы выпускают новинки с общей темой. Однако, прочитав книги, я заметалась: подход авторов к материалу очень разный, приемы, видение реальности — тоже. Я поняла: если смешивать, то не взбалтывать. Поэтому прежде чем проводить параллели и готовить музыкальный коктейль а-ля-рюс — водка с аперолем, — познакомлю читателя с заметками о каждом романе в отдельности, чтобы не дай бог не вызвать изжогу несочетаемой болтанкой. Заодно и сама настроюсь на роль бармена.
Август, почти дельфин
Павел Крусанов. Яснослышащий. М.: ФлюидФриФлай, 2019
«Радио Африка». Это такой альбом Бориса Гребенщикова. Герой Крусанова Август («отца пленяло багровое сверкание былого Рима <...>, а мать этой страсти не препятствовала») — участник ленинградского рок-клуба. У него есть «такая штучка» — как грудная жаба, в груди притаился прибор для улавливания звуков и вибраций другой частоты. Скажем так, герой почти дельфин.
«Яснослышащий» — медитация под шаманский саунд, с короткими бытовыми выныриваниями в разных местах, от личной жизни до войны. Включения реальности создают парадоксальный портрет героя. Должна сказать, что впадание в глубокий гипноз от текста — большая удача «Яснослышащего».
Минус же в том, что философские измышления, из которых на 90% состоит текст романа — умствования глубокие и интересные, — совершенно абстрактны и лишены эмоций. Мне не удалось запомнить ничего, кроме пары бытовых картин, тех самых «выныриваний»: расставание героя с подругой-телеведущей после аборта (сцена в ключе советских экзистенциалистов 1980-х, когда нечто пошлое становится выражением абсолютной тоски); жизнь в экологическом сектантском поселении; воюющий Донбасс.
В сюжет эти картины не складываются, но автору, очевидно, и самому неинтересен сюжет, а интересней поразмышлять: а что, если мир — это звук, одна большая гармония, тут важно ее правильно слышать и, как в финале выясняется, точно воспроизводить собственную мелодию. И когда ты ее воспроизведешь, ты можешь поменять свою реальность, стать из Августа Николаем.
Здесь может идти речь и о магии, не зря в книге Сергей Курехин (однокашник героя Августа) рассматривается с культурологической точки зрения как маг, разыгрывающий свою симфонию в «Поп-механике». Эта потенциально богатая на образы идея со звуком не превратилась сама по себе в историю, автор скорее заявляет идею, чем излагает ее.
Форма «Радио Африка передает Кастанеду» может быть востребована, если делать из нее аттракцион постмодерна. Секс, наркотики, коридоры власти, политическая сатира — в общем, путь Пелевина. Крусанов же не ставит себе задачу никого развлекать, заражать энергией или что-то подобное. Это тихое, монотонное, скрупулезное в налаженной работе всех звуков отстраненное явление, в котором теряешься и засыпаешь.
Когда я открываю книгу, мне интересно, за что автор готов пойти и убить, за что он воюет или где его болевые точки. Тут автор — мастер гипноза, но в гипнозе этом я слышу только одну ноту — грусть и разочарование в жизни.
Гудящий флегматик
Евгений Водолазкин. Брисбен. М.: Редакция Елены Шубиной, 2018
«Мальчик Евграф шел по жизни как законченный граф». Это слова песни Бориса Гребенщикова. Евгений Водолазкин написал роман про звезду-гитариста, его детство, комсомольскую юность и путь к победе. На вершине карьеры его срезает болезнь Паркинсона — правда, есть и те, кому еще хуже: например, девочка Вера, которая умирает от рака, но перед смертью дает со звездой совместный концерт.
Портрет виртуоза Глеба Яновского складывается из воспоминаний, которые стартуют в начале 70-х (где герой фигурирует в третьем лице и прошедшем времени), и дневника, который Глеб ведет в 2012–2014 годах от первого лица. Перед нами нет как такового сюжета — если не считать сюжетом банальные «родился, женился, умер», — а есть впечатления жизни, собранные известным музыкантом на закате своей славы.
К вопросу об интеллектуальности. Герой, а можно сказать, и герои (это пара, Глеб и Катя) ведут жизнь европейских интеллектуалов, которым завтрак на траве у личного особняка подает служанка, муж покупает жене к годовщине отношений квартиру и, не напрягаясь, спонсирует лечение от рака. Жизнь удалась. Безлошадным крестьянам хочется узнать: а что надо делать, чтобы тоже так жить? И мы вчитываемся в историю популярного гитариста.
В чем секрет успеха? Как художники и энтузиасты искусства становятся звездами мирового значения?
Мы не найдем ответ на этот вопрос в романе «Брисбен». Кстати, Брисбен — это город в Австралии, непредставимая «лучшая доля», к которой рвалась мать Глеба. Или, может быть, найдем ответ, но он будет похож на биографию скучного человека. Как он стал знаменитым? Да, так сложилось случайно. Но человек действительно хороший — вот нам все про него рассказали.
Глеб с детства не отличается героическим характером. Приехав на свидание к первой сексуальной партнерше из музыкальной школы, он начинает ныть, что у него температура. Нигде Глеб не проявляет себя смелым. Он не холоден и не горяч. Глеб существует в мире диссидентских анекдотов о Советском Союзе (а-ля разбили мы как-то во время секса в общаге бюст Ленина), он не вступает в конфликт с системой. По происхождению Глеб — западенец, родина его — Киев, отец его говорит только на украинском. Мы наблюдаем визит Глеба на Майдан в 2014 году, где он чуть не погибает как обладатель русского паспорта (немецкий забыт в отеле!) от руки случайного бойца. Однако выраженного отношения к геополитической обстановке у Глеба также нет.
Путь в искусстве у Глеба непрямой: сначала он филолог, педагог университета, а уж потом, случайно, через хитросплетения бизнеса 90-х, получает «вертикальный взлет» как исполнитель популярных песен классического репертуара, с уникальным «гудением» — голосом, который вступает в резонанс со звуком гитарных струн.
Фигурирующий «рев фанатов» (цитата) у Альберт-холла или сказочное богатство Глеба не выглядят правдоподобными, образ жизни именно такой, каким мы его себе представляем издалека, и без парадоксальных инсайдерских деталей не вызывает доверия.
Позвольте, в 2019 году «рев фанатов» я представляю только перед концертом Фараона, но уж никак не по поводу гитариста с «тремоло», играющего то ли Калинку-Малинку, то ли Альбинони — сейчас не разберешь. Всё это не выглядит ни глубоким, ни весёлым, ни увлекательным. На «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» жизнь Глеба не похожа совсем.
Зачем нужно было делать героя таким звездным и богатым, с домами в Европе? Вполне сошел бы исполнитель бардовской песни, гастролирующий между Тель-Авивом и Брайтон-Бич — по крайней мере, это доступнее воображению и содержит обучающие навыки.
Но в биографии Глеба все-таки есть что-то, чему хочется научиться, что-то, что хочется взять себе. Монотонное, не отягченное ни глубокой рефлексией, ни приключениями, повествование оживляется только в моментах взаимодействия с женщинами. Их в «Брисбене» три: коварная подруга Анна Лебедь из музыкалки (поиграла и бросила), жена Катя, исполняющая роль личного секретаря знаменитости, и Ганна из движения Femen, попавшаяся герою случайно на тусовке. Во всех случаях инициативу к сближению проявляли женщины, за что герой был им искренне благодарен, а в их обществе радовался жизни и пару раз даже вступился за подруг кулаками, что нетипично для его флегматичного темперамента. Ни роковых обстоятельств, ни трагедий, ни пролитой крови здесь нет. Если не считать трагедией смерть Веры — дочки подруги № 1, ставшей приемной дочерью подруги № 2, но Вера изначально возникает как умирающее созданье.
Сравнение: «Яснослышащий» VS «Брисбен»
Первое, что бросается в глаза, — это разница приема. Мир двух героев, двух музыкантов находится в разных слоях реальности. Оба живут в России, оба в одно время, оба занимаются музыкой. Однако Август Сухобратов парит где-то в небесных слоях, в отрыве от земли, плохо связанный с людьми и обществом, в бесконечных поисках закономерностей и точного звука. А под облаками, у земли, в траве, живет Глеб Яновский: вспоминает анекдоты из общаги, ссорится с тещей из-за капель на унитазе и заварки в раковине, ищет симптомы болезни Паркинсона в интернете, радуется стакану апельсинового сока в самолете, разучивает с приемной дочерью гаммы. У Августа — философия, у Глеба — быт.
У каждого героя свой круг проблем, и умный читатель поймет и разделит и быт, и философию — и то и другое всем знакомо. Но между собой эти круги не пересекаются: между ними несколько слоев атмосфер. Августа Сухобратова так и видишь худым, небритым дядькой за 40, в потрепанной куртке цвета хаки, бредущим по питерскому метро с целлофановым пакетом под мышкой, со стеклянным взглядом, устремленным внутрь себя. Обратись к нему:
— Август!
И он не услышит или растерянно спросит:
— А? Чего?
В то время как из комфортного автомобиля премиум-класса водитель высаживает Глеба Яновского — человека пожилого, но ухоженного и благообразного, в дорогом костюме, посаженном портным по фигуре. Специально обученные люди несут инструмент за кулисы концертного зала мирового значения, несколько распоряжений получают секретарь, менеджер. Обратись к нему:
— Глеб!
И он сделает вид, что не услышал, или доброжелательно кивнет и отвернется («Я вас не знаю»). Казалось бы, два типа русского интеллигента: один нищеброд со странностями, другой — буржуа, уважаемый и признанный человек. В общении с первым хоть и впадаешь в гипноз, теряя связь с телом, но видения твои звенят колокольчиками Тибета. Во втором случае важна телесность, через нее проходят все важные процессы самоидентификации героя: страсть — температура, творческая опустошенность — тряска рук.
Выбирает средство познания каждый по себе: через тело, через процесс проживания — как у Глеба Яновского. Тому смешон анекдот про жука, который должен жить в плохих условиях, потому что «это твоя Родина». Или через отклик на звуки сфер, трудно пробиваясь сквозь телесную свою природу. Август Сухобратов как раз не брезгует настоящим пафосом, едет на войну, испытывает горе. Когда у человека слабы связи с земным, ему несложно раствориться в воздухе — умереть или стать другим человеком.
При этой очевидной несовместимости у романов есть и общие черты. Во-первых, филолог-гитарист Яновский считает, что музыка и язык — одно и то же. Сухобратов же вообще все понимает как звук, в том числе и язык, звучание имени, любого названного слова. Пропевание сути вещей, творчество как звук — чем не общая философия?
Фото: livelib
Во-вторых, у героев есть общее ощущение утомленности от жизни. У обоих иссякла творческая энергия, и оба пытаются взглянуть назад, проанализировать свой путь. Глеб Яновский чувствует связь с жизнью через женщин, через любимых маму с бабушкой, жену, любовниц, череда заканчивается приемной дочерью с символичным именем Вера. Эх, Глеб, Глеб. Никаких сложных вопросов. Однако и тут появляются экзистенциальная тоска и разочарование, подкрепленные трагическим финалом (смерть Веры).
Август Сухобратов — просто мечтатель. У него нет страстей, самоубийств и психбольниц. Жизнь его скучна — возможно, потому что он ее просто не замечает. Магическая подоплека его открытий привлечет очень избранный круг граждан, а люди устроены просто и тянутся к тем, кто зажигает энергией, не особенно задумываясь о философии.
Литература все же не философия, концепций ей мало — подавай страсти, подавай повороты. Недоработка по этой части выведет «Яснослышащего», при всей оригинальности идеи человека-звукоуловителя, из фокуса внимания широкой публики, в то время как у «Брисбена» есть шансы быть прочитанным хотя бы за счет любопытства типа «кто с кем останется». Но такие читатели будут разочарованы — уж слишком банально и предсказуемо течет жизнь виртуоза Яновского.
В смысле увлекательности эти книги примерно равны — и этим схожи. Уже ставшие классиками современной литературы Крусанов и Водолазкин как настоящие динозавры-рептилии любят прохладу и покой, спасаясь от солнца и пульса жизни кто мелочами быта, кто буддистскими медитациями. Что здесь водка, что апероль — каждый читатель решит для себя сам. Но это не энергетик, а успокоительное, в обоих случаях.
Музыка
Водолазкин разбирается в музыкальной теме, хотя многие ругают роман за неточности. Я сама не музыкант, но слышала от настоящих мастеров те же слова о музыке, что я встретила в «Брисбене». Крусанов — член Ленинградского рок-клуба с момента основания — смотрит на музыку как на игру в шахматы (или в бисер), пытаясь рассмотреть ее как ключ к познанию. Безусловно, «Яснослышащий» — упражнение ума для искушенных людей. Жалко, что я недостаточно философски прокачана, и люблю фикшн с его сюжетами.
Женщины
Оба писателя воспринимают женщин как позитивное явление и как сексуальный объект. В этом смысле они по-хорошему традиционалисты, за что им большое спасибо. У Крусанова женщина имеет все признаки усмиренного суккуба, то есть привлекательного внешне, но разрушительного по сути. Герой, влюбившийся в телеведущую (читаем: красавицу; читаем: умеющую слушать и слышать), после интервью готов предложить ей руку и сердце, но она решает убить надежду. После этого Август окончательно проваливается на дно концептуальных исканий.
У Водолазкина женщина имеет три лица. Напрашивается вывод: женщина для мужчины вроде Глеба — форма реализации. Есть же такие мужчины — им нравится разбираться в женщинах. Для писателя — драгоценное качество, и сильной стороной романа являются женские портреты, получившиеся и живыми, и разными. Одна — подарившая первую сексуальную лихорадку, но и унизившая, принесшая позднее отцовство, пусть и не биологическое. Безумная Шамаханская царица, демон во плоти.
Вторая — боевая подруга, полностью растворившаяся в жизни мужа и не принесшая детей. И как Сара позволила Аврааму быть с Агарью, так Катя зовет на помощь свою сестру Барбару. К сожалению, и тема секса втроем (на который намекает одна из сцен в начале, когда Барбара приходит в гости к супругам и они валяются вместе на кровати и смеются), и тема шведской семьи — в какой-то момент Катя впускает в дом беременную молодую любовницу Глеба и предлагает вместе жить — набросаны намеками, но не раскрыты. А ведь это мог быть хороший роман о любви втроем.
Третья женщина — Ганна, вышиванка которой прикрывает татуировку Femen на ее груди, появляется в романе как вспышка сексуальной страсти (других примеров измены жене нам не дают), многообещающая, но приведшая к какому-то пошлому анекдоту про приехавшую тещу из Мелитополя.
Стихи
И у Крусанова, и у Водолазкина есть сравнение музыки с поэзией, так что позволю себе как итог привести фрагменты стихотворений (полные версии можно нагуглить), с которыми у меня проассоциировались роман «Яснослышащий», с его невозможностью коммуникации с людьми из высокого слоя атмосферы, и «Брисбен», с его простодушным страхом смерти и макрооптикой.
Иосиф Бродский
Осенний крик ястреба (фрагмент)
Но как раз число
труб подсказывает одинокой
птице, как поднялась она.
Эк куда меня занесло!
Он чувствует смешанную с тревогой
гордость. Перевернувшись на
крыло, он падает вниз. Но упругий слой
воздуха его возвращает в небо,
в бесцветную ледяную гладь.
В желтом зрачке возникает злой
блеск. То есть помесь гнева
с ужасом. Он опять
низвергается. Но как стенка — мяч,
как падение грешника — снова в веру,
его выталкивает назад.
Его, который еще горяч!
В черт-те что. Все выше. В ионосферу.
В астрономически объективный ад
птиц, где отсутствует кислород,
где вместо проса — крупа далеких
звезд. Что для двуногих высь,
то для пернатых наоборот.
Не мозжечком, но в мешочках легких
он догадывается: не спастись.
Николай Заболоцкий
Лодейников (фрагмент)
Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы,
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таинства ее.
А свет луны летел из-за карниза,
И, нарумянив серое лицо,
Наследница хозяйская Лариса
В суконной шляпке вышла на крыльцо.
Лодейников ей был неинтересен:
Хотелось ей веселья, счастья, песен, —
Он был угрюм и скучен. За рекой
Плясал девиц многообразный рой.
Там Соколов ходил с своей гитарой.
К нему, к нему! Он песни распевал,
Он издевался над любою парой
И, словно бог, красоток целовал.