Адам Чарльз Робертс. Вот и всё. Зачем мы пугаем себя концом света? М.: Individuum, 2021. Перевод с английского Сергея Афонина и Виолетты Бойер. Содержание
Когда в 2007 году автор этих строк поступил в институт, один его товарищ по несчастью пошутил: «Вот сейчас пять лет поизучаем зачем-то литературу, потом получим диплом, а там и конец света по календарю майя». Тогда мы посмеялись, но в ту же секунду подумали: «А что если и правда так и будет, и все бессмысленно, и нам всем конец?» Наверное, у каждого хотя бы раз в жизни возникало это жуткое чувство за чтением даже самых абсурдных новостей, предвещающих очередной апокалипсис, который наступит если не сегодня, то завтра.
Подобные мысли о неизбежном конце вселенной вполне естественны, пока они, разумеется, не переходят в навязчивый невроз. Но ведь именно в таком невротическом состоянии человечество и живет последние столетия. Так почему то, что у отдельно взятого пациента мы сочли бы симптомом душевного недуга, в масштабах цивилизации кажется вполне нормальным явлением и почему год от года фильмов и книг о разных сценариях конца света становится все больше?
Этому феномену и посвящена книга Адама Робертса, английского писателя-фантаста, прославившегося как серьезными НФ-романами, так и пародиями вроде «Дракона с татуировкой девушки» (sic!). На примере самых разных вещей из мира кино, литературы, философии и видеоигр он проводит желчный, но познавательный ликбез, посвященный тому, как некогда сугубо религиозные идеи стали одной из основ мейнстримной культуры нашего бездуховного века, а сериалы вроде «Ходячих мертвецов» с удовольствием посмотрели даже те, кто никогда не интересовался жанром.
Конечно, Робертс не профессиональный антрополог, но он и не претендует на научность, а лишь делится своим мнением по вопросу. И делает это со вкусом и большим знанием того, о чем говорит.
«Когда мы фантазируем о конце света (чем мы, собственно, и занимаемся со времен Откровения Иоанна Богослова), мы одновременно испытываем как чувство вины (ведь мы вообще-то представляем гибель миллиардов людей), так и ощущение свободы — свободы от кого бы то ни было, от несметного числа внешних сил и препятствий, мешающих нам быть свободными. Это, я полагаю, и делает зомби-апокалипсисы столь устрашающими. Ведь в подобных историях конец света действительно наступает, однако вместо одномерной гармонии одиночества последнего человека мы видим планету, наполненную людьми, которые утратили навык доброго обращения друг с другом, но сохранили способность угрожать, нападать и подавлять.
На контрасте с сюжетами о зомби „Последний человек” Мэри Шелли выходит в чисто прибранный мир, получая в наследство территорию сомнительной свободы — сомнительной потому, что она абсолютна и получена ценой чужой смерти. Но все же это свобода — доведенная до предела неприкосновенность личного пространства, апокалипсис в форме побега от Другого».
Нацумэ Сосэки. Сансиро. Затем. Врата. СПб.: Гиперион, 2021. Перевод с японского Анатолия Рябкина
Классик японской литературы Нацумэ Сосэки (1867—1916) отличался суровым нравом: ненавидел чиновников, публично отказывался от заслуженных регалий, мог легко послать в известном направлении богатого мецената и, как следствие, умер в самом расцвете сил от язвы желудка. При этом он был признанным мастером тонкой прозы, а своим учителем его называл сам Рюноскэ Акутагава.
В новом издании представлена трилогия, состоящая из романов «Сансиро» (1908), «Затем» (1909) и «Врата» (1910). Они объединены темой, типичной для конца эпохи Мэйдзи — неотвратимым упадком жизненных сил. Герой первого романа — юноша, разрывающийся между патриархальным укладом родной провинции и перспективами большого города; в «Затем» его место занимает мужчина, который признается в любви к жене своего друга, но теряет и друга, и любовь; во «Вратах» же в центре повествования оказывается старик на пороге смерти. События трилогии развиваются на фоне опять же типического для эпохи Мэйдзи экзистенциального конфликта, спровоцированного столкновением японской и западной цивилизаций.
«До начала двенадцатого Дайскэ читал. Как-то он слыхал, что у д’Аннунцио одни комнаты были покрашены в голубой цвет, а другие — в красный. Эту идею писатель, видимо, почерпнул у психологов и, движимый любопытством, решил проверить ее на практике. Комнату для занятий музыкой или, скажем, кабинет, где необходимо возбуждение, желательно выдерживать в красных тонах. Спальню же и другие комнаты, в которых отдыхают, — в голубых.
У Дайскэ это вызывало протест. Зачем понадобился д’Аннунцио, человеку легковозбудимому, раздражающий красный цвет? Дайскэ, например, не очень нравились ворота храма Инари именно потому, что они красные. Более того. Он охотно, будь это только возможно, спрятал бы голову во что-нибудь зеленое и безмятежно уснул. Дайскэ очень нравилась картина Аоки, где изображена высокая девушка на дне моря. По мнению Дайскэ, это была единственная достойная внимания картина из всех, что он видел на выставке. Он всегда мечтал о покое и отрешенности от окружающего мира».
Иэн Урбина. Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах. М.: Альпина нон-фикшн, 2021. Перевод с английского Сергея Чернина и Андрея Гришина. Содержание
В 2015 году американский репортер Иэн Урбина начал серию публикаций под общим названием The Outlaw Ocean. Он познакомил читателей ведущих мировых газет с практически невидимым миром преступности, процветающей в нейтральных водах. Это не только пиратство, дающее время от времени красочную картинку, но и совершенно ужасные вещи вроде торговли людьми, жертвами которой ежегодно становятся тысячи мужчин, женщин и детей.
В поисках информации журналист объездил весь мир, побывал в десятках горячих точках, а его банковские карты неоднократно блокировали из-за подозрительной активности: в течение недели он мог расплатиться ими в Латинской Америке, Сомали и на Филиппинах.
В настоящий момент «Океан вне закона» — это масштабный мультимедийный проект с собственным сайтом и даже музыкальным подразделением, а над документальным сериалом по мотивам расследований Урбины работает Леонардо Ди Каприо собственной персоной.
«Сначала на судно высаживалась группа вооруженных охранников в бронежилетах. Они обыскивали команду в поисках оружия, сгоняли всех в одно место, усаживали на палубу и заставляли сидеть неподвижно и смотреть в сторону. После этого появлялись инспекторы. Такая тактика была оправданна с точки зрения безопасности, но оскорбляла и приводила в ярость матросов — казалось, что в преступлениях подозревают именно их, а не капитана и его подручных.
Во время одного такого абордажа я стоял рядом с капитаном на мостике сейнера, пока инспекторы проводили досмотр. Одежда капитана пропиталась табачным дымом, изо рта плохо пахло, на полу под ногами валялись пустые банки из-под энергетического напитка Red Bull. А перед штурвалом были закреплены пять человеческих черепов, которые, по словам капитана, он выловил сетью и хранил на удачу. Эта версия показалась мне сомнительной».
С отрывком из книги «Океан вне закона» можно ознакомиться на «Горьком».
Карло Гинзбург. Деревянные глаза: Десять статей о дистанции. М.: Новое издательство, 2021. Перевод с итальянского, французского, английского Михаила Велижева, Сергея Козлова и Галины Галкиной. Содержание
Выдающийся итальянский историк и основатель микроистории Карло Гинзбург в особом представлении не нуждается, а его новая книга без труда найдет своих читателей: разные по темам, но одинаковые по качеству тексты этого автора уже много лет пользуются большим авторитетом. Статьи, вошедшие в сборник «Деревянные глаза», объединены проблематикой дистанцирования — не только культурного, но и теоретического феномена, как, например, в открывающем сборник тексте, посвященном предыстории понятия остранения, введенного Шкловским и возводимого автором к знаменитым запискам Марка Аврелия.
«Почему Шкловский — если не считать очевидных соображений удобства — сосредоточился почти всецело на русских примерах? Связан ли каким-то образом литературный жанр загадки с утонченным использованием остранения в прозе Толстого? И, самое главное, стоит ли считать „остранение” синонимом искусства вообще (как это имел в виду Шкловский) или же приемом, связанным с какой-то специфической литературной традицией?»
Вольфрам Айленбергер. Время магов. Великое десятилетие философии. 1919–1929. М.: Ад Маргинем Пресс; Музей современного искусства «Гараж», 2021. Перевод с немецкого Нины Федоровой. Содержание
Очень симпатичная книжка — несмотря на название, характерное для опостылевшего уже переводного научпопа о всем самом «важном» и «главном»: занимательный рассказ о десятилетии, ключевом для работы четырех крупнейших философов XX века, Эрнста Кассирера, Мартина Хайдеггера, Вальтера Беньямина и Людвига Витгенштейна. Хотя начинается повествование с опять же набивших оскомину анекдотов про защиту витгенштейновской диссертации и про хайдеггеровское катание на лыжах в Давосе во время знаменитой конференции с участием Кассирера, однако излагается материал с умом и по делу, а сам текст выгодно отличается от многочисленных в последнее время переводов с английского (возможно, потому что автор — немец, но и перевод с редактурой выполнены весьма качественно, что в последнее время уже скорее редкость). Отдельно привлекает то, что с героями своими Айленбергер, при всем почтении к ним, не миндальничает. Например, нечасто в статьях о Беньямине встретишь вот эту красноречивую цитату из письма его жены к Гершому (Герхарду) Шолему:
«С Вальтером очень плохо, дорогой Герхард, больше сказать не могу, так как щемит сердце. Он полностью под влиянием Аси и совершает поступки, которые перо отказывается описать и которые более не позволяют мне в этой жизни вновь сказать ему хоть слово. Он состоит теперь лишь из головы и гениталий, и ты знаешь или можешь себе представить, что в таких случаях голова очень скоро отказывает. Эта огромная опасность существовала всегда, и кто знает, что будет <...> Поскольку первоначальные переговоры о разводе потерпели неудачу оттого, что он не желает ни вернуть деньги, одолженные из своего наследства (120 000 марок, мама тяжело больна), ни хоть что-то выплачивать за Штефана, Вальтер подал на меня жалобу из-за моего долга <...> Я отдала ему все книги, а на другой день он потребовал и коллекцию детских книг; зимой он месяцами бесплатно жил у меня <...> На протяжении восьми лет мы предоставляли друг другу полную свободу <...> а теперь он подает на меня иск; теперь вдруг презренные немецкие законы вполне его устраивают».
На «Горьком» выходила рецензия на английский перевод этой книги.