Кхампхун Бунтхави. Дети Исана. СПб.: Гиперион, 2019. Перевод с тайского Ю. Боева
Когда наконец-то японскую литературу на русском уже можно читать полками, а для разнообразия ориенталистского рациона добавлять в него китайский киберапанк (Лю Цысинь) и корейские детективы (Ким Ёнха), то что последнее читали мы из современной тайской литературы? Подвижническое востоковедческое издательство «Гиперион» и не менее героический переводчик предлагают заполнить эту лакуну. Книгой классика тайской литературы (входит в список из 50 книг, которые должен за свою жизнь прочесть каждый таец), да еще и о загадочном регионе Исан, что располагается на границе с Лаосом и Камбоджей и отличается известной оригинальностью даже на фоне в целом малоизвестного нам региона бывшей Кхмерской империи Камбуджадеши. А это вам не истоптанные нашими согражданами-курортниками Паттайя и Пхукет!
Оригинальности и экзотичности мало тут не покажется. Даже если начать с биографии самого автора. Был одним из семи сыновей в бедной исанской семье (его звали Куном — как и героя романа), работал кем придется — торговцем лекарствами вразнос и т. п. Потом стал учителем, а еще позже — надзирателем в тюрьме, где собирал материал для книги о заключенных. В конце жизни основал издательство, а на его похоронах присутствовали члены королевской семьи. Биография Горького «из народа», но с одной существенной поправкой — если бы Пешков не зачитывался Ницше, а проповедовал бы буддийское смирение и всепрощение.
Без них в Тайланде 1950-х годов было никак не обойтись. Потому что там царили крайняя бедность и нищета (вместо ложек — половинки кокосовых орехов, вместо лекарств — деревенский колдун подует в затылок). Да и политические пертурбации в верхах, о чем можно прочесть в очень дельном и нужном послесловии переводчика (предисловие и комментарии должного вида тоже имеются). В частности, о том, что никакими реформами социалистического или капиталистического толка тайцев было не увлечь: в стране, где (кстати, как и в Японии) король есть воплощение божества, количество буддийских монахов выше показателей по другим странам (каждый таец должен хоть раз принять послушание), а едва ли не главное в жизни обычного человека — поклониться той или иной ступе, было и есть не до социального активизма. Тайцы умудряются быть счастливыми и без этого. И только уж полный голод может ненадолго стереть улыбку с их лиц (женщины, правда, как все в той же Японии, традиционно зубы чернили).
Но с голодом они боролись весьма активно. Даже когда в деревне, где живет мальчик Кун и его семья, уже много месяцев засуха и неурожай, а дождей не предвидится. Односельчане идут к ближайшей пальме собирать на ней живность, охотятся в лесах, рыбачат, пополняют свой рацион перебродившей рыбой (основное блюдо) к рису. И — дальше не спойлер, но если вы только поели или собираетесь, то я предупредил — пауками, лягушками, муравьиными яйцами, скорпионами...
Кхампхун Бунтхави
«По всей кухне разнесся манящий аромат чего-то печеного. Мать достала одного сверчка и дала Куну попробовать.
— Оторви ножки с крылышками и выдави все лишнее, прежде чем съесть.
Кун послушался — насекомое захрустело на зубах.
— Здорово! А эти жирнее, чем цикады.
— Если бы удалось наловить побольше, то хоть вприкуску их с рисом ешь, но нам надо изловчиться и приготовить много еды, чтобы хватило на всех».
Заметили, кстати, как различаются гарнир и main course на Западе и Востоке? Если там рыба / мясо во главе блюда, а рис суть дополняет тарелку и калорийность, то тут, даже наловив деликатесных сомов, идут менять их на рис, ибо он всему голова.
«Детей Исана» вообще можно читать как кулинарное пособие: столько в книге еды — пусть и не самой замысловатой, но зато такую не найдешь даже в мегаполисных ресторанах тайской кухни. Кстати, это уже началось погружение в глубины местной культуры. «Вы уже покушали?» в буквальном переводе будет вопросом «Как ваши дела?». Да и в Японии с Китаем (прошу прощения за навязчивые сравнения с более известными мне странами) малознакомые, да и знакомые местные, с вами будут говорить не о политике и даже не о погоде, а о еде, еде и еще раз еде. Культурологически это можно было бы попытаться объяснить тем, что восточная культура изначально вообще более непосредственна (практична, телесна и т. д.) и оперирует живым опытом тогда, когда более «виртуальная» западная предпочитает погружаться в абстракции... Но мы отвлеклись, а герои уже умяли всех сверчков.
О следующем приеме пищи они пока не думают. Потому что если и опустеют совсем их туески с запасами, то всегда подкормит сосед, не даст пропасть община. Ведь «Дети Исана» — настоящая «деревенская проза», а у тайцев-лаосцев поистине общинный уклад. Они всем делятся, все праздники справляют сообща, все проблемы решают под руководством деревенского старосты, просто работают, поют, молятся и, конечно, едят вместе. И даже конфликт с жителями другой деревни завершается не походом стенкой на стенку, а смиренным приглашением отужинать вместе чем будды послали.
К слову, про молитвы. То, что может показаться суровым реализмом крестьянской прозы, иногда вдруг уплывает в области магического реализма: «При упоминании этого имени Кун вздрогнул. Отец однажды рассказывал, что дядя Ка ни с кем не водит дружбы, уже десять лет не стриг волосы и сведущ в тайных науках. А еще он храбрый и неуязвимый в сражениях. Ка учился у одного ачарьи в школе Луанг Прабанга. Возвращаясь домой вместе с другими учениками, он с кем-то из них не поладил. Противники обнажили мечи и рубились с полудня до вечера, но ни один даже царапины не получил».
Обложки тайских изданий романа «Дети Исана»
Так что этнографии и культуры, поверий и обычаев тайцев-лаосцев здесь будет более чем достаточно! Ведь ухаживание происходит посредством традиционных стихов-частушек (уже напоминает Шукшина, правда?). Для защиты от злых духов и для общей крепости организма на тело наносят татуировки, в том числе совершенно прозрачные и невидимые. В школах наставляют, как правильно пользоваться туалетом и рисовать поля. Распространен потлач имени Батая: за каждый подарок нужно обязательно отдариться в ответ и желательно подношением дороже. В ходу и ономатопоэтические, звукоподражательные наречия — если вдруг, следуя одному из рецептов книги, вы соберетесь толочь в ступе пауков к ужину, то знайте: на тайском издаваемый при этом звук описывается как «пок-пок». Кошек тискают и баюкают в полях не потому, что мимимишно, а потому что так можно выпросить у неба долгожданный дождь. А если солнце так и жарит, то это солярное божество обезьяна сушит свои пеленки.
Все это, конечно, та абсолютно другая жизнь, о которой часто думаешь, — ведь абсолютно все другое, никаких точек пересечения ни в мышлении, ни в укладе жизни. Дать этим людям книгу из нашей жизни — так придется переводить не только язык, но и каждой детали потребуется комментарий. Но ведь это же и есть самое интересное! Просветленные тайцы только бы загадочно посмеялись в натруженные ладони. Ведь «Кун не мог объяснить свои чувства словами. Ему мерещилось эхо колокольного звона из школы, а в ушах стоял голос монаха Кена, который повторял, что небо ни перед кем не виновато. Его не должно винить в бедах людей. Ощущения того памятного дня вновь накатили на Куна. И мальчику еще не раз придется переживать это снова и снова. Ведь он — сын Исана. Его дед, с ног до головы покрытый татуировками старик, никогда не винил небо».