Школьник Ринтаро получает в наследство от дедушки букинистический магазин, но даже не знает, что с ним делать. На помощь приходит говорящий кот, устраивающий ему экскурсию по миру книготорговли. На пути они встретят «интеллектуала», глотающего по сто книг в месяц, циничного директора издательства и других хорошо узнаваемых персонажей. Таков сюжет повести Сосукэ Нацукавы «Кот, который любил книги». О ней для читателей «Горького» рассказывает Максим Марков.

Сосукэ Нацукава. Кот, который любил книги. СПб.: Азбука-Аттикус, 2021. Перевод с японского Галины Дуткиной

Сказать честно, повесть Сосукэ Нацукавы «Кот, который любил книги» (отбросим сразу термин «ранобэ» за ненадобностью) — так себе повесть. Она лишена особых художественных достоинств и как литературное произведение вряд ли надолго останется в памяти. Детвора и подростки, основной потенциальный круг читателей этой книги, наверняка легко найдут себе чтение и повеселее, и посерьезнее (в зависимости от того, что именно ищут).

Однако есть момент, который все-таки заставляет нас на этой повести остановиться. Вернее, таких моментов тут целая россыпь, но все они объединены общей темой: Книга как некий феномен и ее роль в современном мире. Сосукэ Нацукава подмечает банальные, пожалуй, вещи, но сам факт того, что он их подмечает, говорит о том, что японский писатель озабочен и искренне взволнован происходящим, а потому призывает прислушивающееся к нему молодое — и не только! — поколение одуматься и вернуться в лоно Великой Литературы. Ни в коей мере не принадлежа к ней, к этой великой литературе, автор готов биться за нее, стоять на страже, всего себя посвятить выбранной им святой Миссии: спасти само понимание того, что Книга есть нечто большее, чем «просто пачка бумаги с нанесенными на нее печатными знаками».

О чем же речь? У старшеклассника Ринтаро Нацуки умер дедушка, владелец крошечного букинистического магазина, расположенного «в глухом переулке» «старой части города». Для тех, кто не в курсе, автор сообщает, что «в букинистическом магазине книги собирают не по велению моды, и здесь действительно много очень редких книг, которых давно нет в продаже», отмечая вместе с тем достоинства именно этого места: «В „Книжной лавке Нацуки” нет модных бестселлеров, манги или журналов», «здесь собраны лучшие из лучших книг мира», «книги, которые пережили свою эпоху» («Такие книги давно исчезли с прилавков обычных книжных магазинов. Их все труднее достать, эти сокровища»).

Любопытно, кстати, как именно Нацукава подчеркивает уникальность магазинчика: на его полках можно увидеть полные собрания сочинений Ницше, Пруста и Шекспира, «довольно потрепанные сборники стихов Элиота», «Очарованную душу» Ромена Роллана... Здесь есть даже «Кафка и Камю, которых последнее время практически не переиздают», так как «их не продать — нет покупателей» (в этом наш книжный рынок отличается, пожалуй, от японского). Но дедушку доход не особенно волновал, и, когда наиболее сочувствующие посетители «осторожно и озабоченно замечали, что в нынешние времена, когда книги так плохо продаются, магазинчик не выживет», он «лишь коротко благодарил за заботу», ничего не меняя.

И вот дедушка умер, а его внуку предстоит определиться, что делать дальше (Ринтаро, заметим, «самый обычный школьник без хобби и спортивных увлечений», успевший, однако, «десятки раз» перечитать не только «Путешествия Гулливера» и «Графа Монте-Кристо», но и «Гроздья гнева» с «Братьями Карамазовыми»). Но интрига книги не в этом (я почему-то сразу догадался, что доставшуюся ему лавку он не закроет), а в том, что в магазине вдруг объявился рыжий полосатый кот, «довольно мощного телосложения», с нефритовыми глазами, назвавшийся Тигром и попросивший о помощи в одном специфическом деле... А, да, кот оказался говорящим, это по-своему важный нюанс («Ты что-то имеешь против?»).

Дел в итоге оказалось несколько, и каждое было связано с необходимостью спасти книги, попавшие в ту или иную беду. И вот перечень этих страшных бед и опасностей, которые нависают над книгами в сегодняшнем мире, и есть то самое интересное, о чем имеет смысл задуматься и, может быть, даже порассуждать.

«Тюремщиком» кот называет хозяина огромнейшей библиотеки, прочитавшего все собранные там «пятьдесят семь тысяч шестьсот двадцать книг» (норма для него — сто книг за месяц). «Тут нет ничего сверхъестественного, — рассуждает мужчина. — Интеллектуальные лидеры, такие как я, постоянно читают — мы поглощаем огромное количество книг. Это для нас жизненно важно — все время совершенствовать знания, быть в тренде новых философских течений... знать все новинки. Книги — наши друзья и соратники, так можно сказать. Это они сделали меня успешным и знаменитым».

Казалось бы, отличный пример для подражания! Мысль о том, что «человек, который прочел двадцать тысяч книг, намного ценнее того, кто прочел только тысячу», пусть и неприятна, но в какой-то мере все же обоснована: знание — сила, разве нет? «Чтение — вот лучшее учение!» — об этом еще наш Пушкин писал. «Обществу нравятся начитанные люди, разве я не прав?»

К чему же тогда придирается юный герой, какое предъявляет обвинение? Оглядевшись вокруг и послушав вечно занятого чтеца, он весьма бесцеремонно заявляет, что тот вовсе не любит книги, так как читает их для галочки, не соприкасаясь с ними душою и тем более не размышляя над ними. Поэтому у него нет предпочтений, поэтому он не перечитывает самое любимое («...К чему мне дважды читать одну и ту же книгу, когда меня ждут тысячи новых? Смехотворно! Пустая трата времени», — возражает интеллектуал).

Отражением этого бездумного чтения становятся книжные полки — набитые до отказа чем ни попадя, без какой-либо системы. «Эти витрины не для хранения ваших любимых книг... Они для того, чтобы выставлять их напоказ, как трофеи. Чтобы бахвалиться и кичиться сокровищами, которые вы сумели заполучить в свои руки. И весь этот зал — просто показуха», — пригвождает Ринтаро, хорошо усвоивший от дедушки, что у каждой книги должно быть свое место.

Герой вспоминает, как сам забывался в чтении, теряя «всякий интерес к окружающему». Тогда «обычно немногословный дед выговаривал внуку: „Говорят, чем больше читаешь, тем больше познаешь мир, но это не так. Сколько бы знаний ты ни вбивал себе в голову, это будет просто мусор, если ты не будешь думать своей головой и ходить по земле своими ногами”». «Это очень похвально — читать книги, — заключал дед. — Но потом нужно выходить к людям», — иначе рискуешь стать набитой информацией, но бесполезной («пока кто-то ее не откроет») энциклопедией.

Таков истинный путь.

Куда интереснее ситуация с «Расчленителем». Директор Института чтения («Крупнейший в мире исследовательский центр, где изучают вопросы, связанные с чтением») делом своей жизни видит «повышение эффективности чтения» и в рамках своего исследования соединяет «старую технику скорочтения с принципиально новой» — с «техникой краткого изложения». «Это самая суть сути», — как он объясняет: «Необходимо многократно „чистить” текст, чтобы в итоге осталась предельно простая и понятная суть. Такой способ сокращает время на прочтение одной книги до одной минуты».

Вот теперь человек и правда «будет способен проглатывать книги десятками» («И не только модные бестселлеры, но и очень сложную философскую прозу, даже эзотерическую литературу. Это станет гениальнейшим достижением в истории человечества!»). Люди ведь почему мало читают? Времени нет! Непрочитанная книга, получается, погибает. Новая же техника чтения подарит книгам новую жизнь: «Тогда произведение оставит свой след в истории, оно останется жить, и многие люди, которые жаждут сокровищ литературы, смогут их прочесть».

«Сейчас мы работаем над „Фаустом” Гёте, — делится с героями их собеседник. — Хотим сделать так, чтобы его можно было прочесть за две минуты. Но задача довольно сложная. <...> Нам уже удалось сократить девяносто процентов текста, но это огромное произведение, так что еще работать и работать. Нужно еще и еще сокращать, хотя осталась одна десятая часть. Желающих прочитать „Фауста” намного больше, чем я предполагал. Я хочу дать шанс всем!»

Вообще, этот директор, которого кот обвинил в «расчленении», определенно энтузиаст, человек весьма увлеченный. Он верит в то, что делает: «Я работаю, не щадя себя. Нет, я не режу книги, не расчленяю их, я дарю им жизнь!» Ведь если «трудные книги перестают цениться лишь потому, что они сложны для понимания», то при помощи ножниц можно сделать так, что все смогут «читать шедевры легко и непринужденно, без труда, — ну, как слушать популярные песенки». В своих рассуждениях он настолько убедителен, что молодой посетитель (а быть может, и сам читатель) на какое-то мгновение с ним даже соглашается: «А в самом деле, было бы здорово прочесть „Фауста” за две минуты...»

Тут надо, конечно, заметить, что краткие (пусть и не настолько) изложения классики весьма распространены и в нашей стране — взять хотя бы многочисленные пособия для ленивых школьников, не готовых браться за многотомники Шолохова или Толстого, но соглашающихся ознакомиться с их сюжетами в виде двухстраничного, допустим, конспекта. Порой притвориться, что ты что-то читал, помогает и Википедия, которую большинство пользователей склонно признавать довольно-таки полезной штукой. Так что на сей раз мы хотя бы чуть лучше понимаем, о чем спор, и наверняка каждый имеет на сей счет свое суждение.

И тут нам куда проще согласиться с Ринтаро, вновь вспоминающим дедушкины заветы: «Чтение — это не всегда развлечение, легкое и увлекательное. Иногда приходится перечитывать несколько раз одну и ту же фразу, останавливаться, чтобы обдумать прочитанное. Это нелегкий труд, однако потом перед тобой открывается горизонт. <...> Легкое чтение тоже хорошее дело. Но с пологой тропы мало что разглядишь».

Хотя чисто японскую, наверное, тягу к мечтательному созерцанию оценят, мне кажется, уже далеко не все: «Сев в поезд, есть вероятность уехать очень далеко, но вряд ли в пути ты увидишь цветы, растущие на обочине, и птиц на деревьях, которые видит путник, бредущий по дороге на своих двоих». Это сравнение все-таки не выглядит идеально точным.

Ну а третий злодей-негодяй, которого следует непременно «исправить», — «Продавец», и здесь мы видим грозный выпад в адрес не весьма условных читателей, а прям-таки всей книгоиздательской индустрии! Тут Ринтаро вступает в диалог с президентом крупнейшего и «лучшего в мире издательства», который открывает ему глаза на реалии (предположим сразу, что чисто японские) современного бизнеса.

Ежедневно это издательство «выпускает столько книг, сколько звезд на небе», нисколько не заботясь при этом о судьбе этих книг, а руководствуясь единственным значимым принципом: «Каждый день мы издаем книги и продаем их людям. На прибыль от продаж снова издаем — и снова продаем. Все больше продаж и все больше прибыли...» В отличие от предыдущих обвиняемых, настаивающих на своей любви к книгам, именно книгоиздатель без какого-либо волнения честно признает, что никаких чувств к ним не питает: «Книги — это всего лишь расходные материалы. Объект продажи. Моя работа заключается в том, чтобы как можно эффективнее использовать их. Если я признаю, что люблю книги, то не смогу эффективно выполнять свои обязанности».

Здесь возмущение Ринтаро, понятно, сильнее прежнего, ему и про дедушку уже нет нужды вспоминать: «Но вы относитесь к книгам как к мусору, как к обрывкам бумаги. Что может дать читателю человек, создающий книги, при таком отношении? Люди и так читают все меньше и меньше. И если человек вашего статуса так презирает книги, то все разочаруются в чтении окончательно. Люди перестанут читать! И покупать книги. Разве я не прав?»

На это президент отвечает так, что впору записывать, восхищенно загибая пальцы:

— «Мы продаем книги вовсе не для того, чтобы дать читателю знания. Мы выпускаем книги, которые людям нравится читать. Меня не интересуют книги, в которых есть идеи, философия — словом, то, что, как считалось раньше, нужно передавать из поколения в поколение. В том числе эзотерические откровения или жестокая правда жизни. Ныне общество не нуждается в подобных книгах, они не будут раскуплены. Издателю не нужно знать, чтo необходимо сказать миру. Ему нужно знать, чтo этот мир хочет услышать».

— «Есть огромная разница между книгами, которые интересны лично тебе, и теми, что хотят получить люди. <...> Сколько людей сейчас читают Пруста или Ромена Роллана? Кто станет покупать такие книги за немалые деньги? Ты, наверное, понимаешь, что нужно многим людям... Чтобы книга была легкой для понимания, захватывающей и дешевой — вот чего они хотят...»

— «Никому не интересны истина и этика. Все устали от жизни и жаждут просто развлечения или душевного покоя. Чтобы выжить в таких условиях, книга должна меняться. Ничего другого ей не остается. Продажи — это все. Даже самый гениальный шедевр канет в Лету, если он не будет продаваться».

— «Ты еще совсем юн. Есть вещи, которые ты не хочешь принимать. Но я знаю, как устроен мир. Ценность книги измеряется не восторгом читателей. А количеством проданных экземпляров. То есть тиражом. В наше время все решают деньги — и ценность книги тоже».

«Книготорговля не благотворительность», — резюмирует циничный делец.

Как хорошо, что у нас в России все по-другому!

Такие, стало быть, проблемы стоят перед книжным миром, по мнению Сосукэ Нацукавы, акцентировавшего их перед своей молодой аудиторией и призвавшего читателей любить книгу не из чувства некоего ложно понимаемого долга, а всею душою, всем сердцем. Чтобы усилить свою мысль, он насыщает повествование афоризмами, которые пусть и повторяют многократно слышанное, но не теряют от этого в ценности: «В книгах — великая сила»; «Если ты прочитаешь много таких книг, то обретешь надежных друзей»; «Любимые книги всегда имеют душу, а книга с душой спешит на помощь своему владельцу, когда с ним случается беда», «Люди и книги связаны невидимыми нитями»...

«А может, книги учат любить? — прямым текстом проговаривает в какой-то момент Ринтаро. — Думать о людях? Учат нас милосердию, сочувствию? <...> В книгах запечатлены мысли и чувства многих людей. Их страдания, радости, смех... Прикасаясь к мыслям этих людей, мы проживаем их жизни вместе с ними, мы понимаем их души. Души людей, которых мы даже не знаем, которые живут в совершенно другом мире. Мы можем почувствовать это только через книги... <...> Я думаю, что сила книг — это сила милосердия и сострадания людям, умение сопереживать. Именно это поддерживает многих...»

Банально и не ново? Безусловно. Однако коль это раз за разом повторяется, то, вероятно, кому-то да нужно?.. Кто-то не вполне еще это все понимает, кому-то необходимо это все вот с такими подробностями и столь многословно объяснить. Кому? Ну, наверное, молодому среднестатистическому неучу-японцу — книжка-то японская, и кот говорящий тоже. Не нашим же прекрасным, так любящим читать и все всегда прекрасно понимающим детям!

Столь доброжелательное послание — и есть тот плюс, который позволяет все-таки выделить эту немудреную книгу среди прочих. И пусть хочется думать, что рассчитана она все-таки не на старшеклассников, ровесников главного героя, а на только вступающих на путь Большого Чтения учеников начальной школы, нельзя не признать, что порой и в солидные годы человек может читать безрассудно, абы что, пропуская особенно завихренистые философские пассажи. Мы, разумеется, не верим, что такие люди действительно есть, но все-таки что-то про них слышали — а потому готовы подозревать, что Сосукэ Нацукава простирает свою мораль и над ними.

«У меня нет ответа на вопрос, что правильно, а что неправильно», — слышит под конец Ринтаро Нацуки, и надо полагать, что в этой простой фразе скрыт и авторский посыл: вы все прочли, вы все услышали, пора самостоятельно сделать выводы. В добрый, как говорится, путь, дорогой читатель.