Ким становится Лабубу, Лабубу становится Кимом

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Федор Тертицкий. Ким Ир Сен: Вождь по воле случая. М.: Альпина нон-фикшн, 2025. Содержание

Составить объективную биографию Великого вождя товарища Ким Ир Сена — задача такая же сложная, как рассказать о жизни и трудах монстрика Лабубу: личность есть, культ есть, а какое у них содержание и наполнение — загадка. Официальная северокорейская литература о прошлом и настоящем КНДР здесь не может служить источником: тщательно сфальсифицированная под нужды сугубо внутреннего потребителя, она чаще напоминает обэриутские опыты в прозе, чем хоть какое-то подобие документа. Немногим лучше южнокорейские и японские материалы по теме, авторы которых нередко грешат сочинением страшилок о расстрелах из минометов — будто один из самых жестоких действующих режимов производит недостаточно реальных ужасов. Даже формальные союзники Пхеньяна — СССР и КНР — скорее старательно изображали вечную дружбу с северокорейским народом и его лидером, однако в действительности относились к нему скорее как к буйному соседу, а не реальному партнеру по глобальному переустройству мира. И их нетрудно понять: почти с самого своего основания КНДР была и во многом остается режимом насколько токсичным, настолько и непредсказуемым, зависящим от воли исключительно одного человека и ограниченного круга его приближенных.

История Северной Кореи и лично Ким Ир Сена — один большой склад с Лабубу, подавляющее большинство которых является дешевой подделкой. Найти под завалами контрафактных монстриков настоящий продукт и показать его самым широким народным массам взялся Федор Тертицкий из сеульского университета Кунмин — ученый молодой, но уже хорошо известный всем, кто интересуется новейшей историей Корейского полуострова. Известный не только сугубо научными публикациями, но и многочисленными популярными статьями и комментариями в прессе, доходчиво объясняющими «специфику» страны, которая умудряется при ограниченных ресурсах стабильно поставлять неограниченное множество инфоповодов. Эту «популярную», «доступную» интонацию он выдерживает и на страницах книги «Ким Ир Сен: Вождь по воле случая».

Первейший вопрос, который должен возникнуть у человека, стремящегося осмыслить грандиозный проект КНДР: как вообще сталинистскому режиму Ким Ир Сена удалось пережить не только «оригинальный» сталинизм и его производные, но и собственного творца? Прогрессивная историография избаловала нас многочисленными примерами того, как самые брутальные автократии чудесным образом умягчались со смертью единоличного руководителя, однако с Северной Кореей этот закон истории стабильно не работает. Тридцать лет назад умер Ким Ир Сен — его тут же без малейших проблем сменил Ким Чен Ир, не стало Ким Чен Ира — пост занял Ким Чен Ын, а журнал «Корея» как выходил, так и выходит, и на горизонте не видно ничего, что могло бы этому помешать.

Наиболее, на наш взгляд, увлекательные и, соответственно, страшные страницы книги Тертицкого посвящены как раз тому, как все-таки возможно построить культ, которому будут следовать целые поколения. В первую очередь для этого, естественно, необходим мощный репрессивный аппарат, включающийся и выключающийся практически случайно и жертвами которого может стать кто угодно. Однако одного государственного террора мало, чтобы утвердить единомыслие. Следующим шагом должно быть избавление от любого источника альтернативного взгляда на мир — даже формально близкого идеологически. Так, в «социалистической» Корее из открытого доступа изъяты труды Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и Мао: с 1960-х ознакомиться с ними можно только в спецхранах. Как объясняет Тертицкий:

«Эти работы входили в противоречие с кимирсенизмом в том числе и потому, что одним из главных постулатов марксизма было то, что историю движут прежде всего экономические факторы, а не выдающиеся личности. Идеология КНДР утверждала противоположное — историю движут выдающиеся люди, и в особенности самый выдающийся из них — Ким Ир Сен, величайший из великих».

Другой столп, на котором держится основанный Ким Ир Сеном культ-режим, — целенаправленное разрушение социальных связей. Обязательные для всех граждан КНДР курсы изучения биографии вождя, сопровождающиеся сеансами критики и самокритики были направлены не на формирование новой «революционной» идентичности, а на, как сейчас бы выразились, атомизацию общества. Каждый должен подозревать каждого в том, что на очередном заседании он выступит с речью против тебя — даже если ты не сделал ничего предосудительного, придется выслушать обвинения в недостаточном усердии на пути, указанном вождем. Еще удивительнее то, что в «социалистическом» государстве была утверждена строгая и крайне сложная иерархия, напоминающая нечто среднее между кастовой системой и социальным рейтингом: люди оказались распределены по пяти десяткам категорий с далеко не всегда неочевидными возможностями перемещения между ними. И опять же, может показаться странным, но в стране с безраздельно правящей Трудовой партией на самой низшей ступени иерархии находились люди, занятые физическим трудом. Инвалиды (за исключением военнослужащих) и вовсе оказались поражены в правах: им как «бесполезным членам общества» было запрещено жить в Пхеньяне и получать высшее образование.

«Одним из парадоксальных последствий этой политики стало то, что ТПК вообще перестала восприниматься как собственно партия. В Советском Союзе членство в КПСС помогало карьере, но в большинстве случаев не было полностью обязательным, и потому вступление в партию воспринималось как проявление верности государству. В Северной Корее же вступление в ТПК воспринималось просто как важная процедура, после которой ты становился гражданином с расширенными правами, — и все», — указывает Тертицкий.

Наконец, немаловажной частью северокорейского тоталитаризма является принципиальная бессодержательность его идеологии. Чучхе — это не разновидность ни социализма, ни военного коммунизма, ни какой-либо еще политической доктрины. Чучхе — это абсолютной пустой знак, не несущий ровно никакой смысловой нагрузки. Тертицкий предлагает развернутое официальное определение из Большой корейской энциклопедии, из которого мы приведем лишь несколько характерных предложений: «Идеи чучхе состоят из философских основ и социоисторических основ, а также из руководящих принципов революции и строительства. Философская основа — важный компонент идей чучхе. Из философских принципов идей чучхе важнейшим является принцип, показывающий роль, которую в мире занимает человек, и принцип, показывающий фундаментальные особенности человека. <...> То, что человек занимает место хозяина в мире, не означает, что он управляет бесконечным миром в практическом смысле. Настоящим смыслом этого принципа является то, что не внешний мир управляет человеком, а человек живет, управляя всем в природе и обществе, и является хозяином всего».

Первое и последнее, что бросается в глаза при взгляде на это определение, — его совершенная бессмысленность. Сам термин «чучхе» изначально был всего лишь переводом немецкого слова Subjekt, волею случая разросшегося на северокорейской почве до полноценной «философии», главный и единственный тезис которой обычно сводится к формуле «Человек — хозяин всего», перепеваемой ответственными за идеологию разными словами на разные лады. Как же стало возможным переместить десятки миллионов людей, составляющих население страны, в эту странную и прямо-таки античеловеческую реальность, основанную на взаимном недоверии, социальных и политических репрессиях, механическом воспроизводстве изначально ничего не значащих символов? Ответ на этот вопрос и кроется в персональной биографии главного героя книги Тертицкого.

Вопреки обширной официальной литературе, будущий вождь родился в религиозной протестантской семье — не богатой, но точно не бедной, а по условиям того времени, можно сказать, зажиточной. В пятилетнем возрасте он вместе с родителями перебрался от японской оккупации в Манчьжурию — подданные многие годы спустя заметят, что китайский язык оставил сильнейший отпечаток на его специфической речи. В начале 1930-х Ким Ир Сен участвует в работе различных молодежных организаций антияпонского толка, сперва служит пропагандистом, но затем вступает в партизанский отряд и за несколько лет дослуживается до командира в Антияпонской объединенной армии Северо-Востока. На военном поприще его главным достижением в качестве солдата становится рейд на деревню Почхонбо — эту небольшую стычку северокорейские ученые впоследствии объявят едва ли не самой масштабной и значимой битвой в истории человечества.

После разгрома партизанского движения Ким Ир Сен бежит на север, в Советский Союз. В 1942 году Сталин приказал перебросить дальневосточные войска на запад. Местное командование такие перспективы не радовали: несмотря на заключенный с Японией пакт о ненападении, генералы понимали, что полагаться на этот документ не стоит, и принялись импровизировать. Сперва они начали заново укомплектовывать части из заключенных ГУЛАГа, а затем вспомнили о целых отрядах вчерашних корейских партизан, среди которых был Ким Ир Сен. При поступлении на службу в Красную армию его сразу произвели в капитаны и назначили командиром стрелкового батальона в составе 88-й стрелковой бригады. Особое рвение на службе он, в отличие от многих товарищей, проявил в изучении русского языка — и не прогадал. Умение сносно говорить по-русски позволило ему наладить личные связи с советскими начальниками, которые в итоге обеспечили ему поддержку, когда пришла пора решать «корейский вопрос». (Примечательно, что сам вождь в годы войны даже не думал о политической карьере и после освобождения Кореи планировал вместе с близкими друзьями заняться торговлей — в некотором смысле это ему удалось, если рассматривать КНДР как семейный бизнес-проект.)

Как видно, личностью Ким Ир Сен был далеко не заурядной, но и не настолько выдающейся для того, чтобы перевоплотиться в богочеловека, если бы не стечение обстоятельств и феноменальное умение пользоваться даже не случаем, а случайностью. Из этих самых случайностей соткана не только личная история вождя, но и история сотворенного им государства. Так, армия КНДР могла быть устроена совсем иначе, если бы Ким Ир Сен ознакомился с опытом других воинских подразделений Советского Союза, кроме «родной» 88-й бригады. Дело в том, что она целиком существовала на самообеспечении: ее служащие выполняли функции не только солдат, но и, по сути, крестьян, самостоятельно заботящихся о собственном пропитании. Издалека глядя на успехи Красной армии в боях против Японии (которые пхеньянские историки затем приписали понятно кому), Ким Ир Сен пришел к ошибочному выводу, будто она вся организована именно таким колхозно-строевым образом и потому непобедима.

Другим примечательным фактом в биографии Ким Ир Сена является то, что у него не было приличного образования, чем закономерно объясняется полное интеллектуальное бессилие «идей чучхе». Он не был толком знаком с трудами основоположников коммунизма, его знания о марксистской литературе ограничивались пересказами едва ли не единственной брошюры Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма». И вот здесь еще одна любопытная случайность: почему-то именно во время работы над этой статьей Владимир Ильич проявил несвойственное ему малодушие и, ведя в действительности разговор о российском империализме и отношениях между метрополией и «окраинами», вдруг перешел на Эзопов язык и принялся бичевать далекую Японию, оккупировавшую Корею. Кто знает, как изменился бы ход мировой истории, если бы Ленин тогда выступил со всей прямотой.

Никто не знает, как изменился бы ход мировой истории, однако лично мы знаем, что Федор Тертицкий проделал ударную работу, написав в хорошем смысле популярную книгу о Ким Ир Сене, не отказавшись при этом от научного подхода (добрую четверть труда составляют ссылки на первоисточники). Конечно, это не первая и последняя на русском языке вещь, посвященная пленительной и пугающей фигуре Становящегося солнцем, — достаточно вспомнить, например, симпатичный (и местами симпатизантский) «ЖЗЛ» за авторством Андрея Дмитриева-Балканского. Однако на нашей памяти это первая большая работа, в которой настолько отчетливо проводится знак равенства между Ким Ир Сеном и страшным монстриком Лабубу. А любое тождество, как известно, работает в обе стороны.