Ротик трупа панголина, ужин из родного брата и переписывание червяковой диалектики австралопитека: очередной обзор книжных новинок в исполнении неукротимых редакторов «Горького».

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Оксана Тимофеева. Это не то. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2022. Содержание

Не знаем как вас, а нас на протяжении 2010-х не покидало ощущение, что мы жили в первое десятилетие, так и не выработавшее собственного узнаваемого культурного кода или хотя бы визуального языка. За чтением новой книги философа Оксаны Тимофеевой не покидает чувство, что мы просто не туда смотрели.

Сюжетно тексты сборника «Это не то» начинаются приблизительно со вторжения группы Гиркина-Стрелкова в Славянск, а заканчиваются ковидным локдауном и референдумом об «обнулении». Во временной отрезок между этими шоковыми точками уложились: травля Дианы Шурыгиной и пересборка российского феминизма/антифеминизма, нормализация публичных дискуссий о ментальных расстройствах и их же стигматизация, поиски новой сексуальности и возможности говорения о ней. Над всем этим мрачнейшей из теней нависала война, которая, как хотелось думать, была где-то далеко — в Сирии, Украине, на Западном берегу реки Иордан, в Афганистане, где угодно, — но только не «у нас».

Вот только нет никакого «у нас», сокрытого в уютной норе от всего мира. Осознание этого проходит через весь сборник текстов, написанных в разные годы и ранее опубликованных на английском и немецком в e-flux и Lettre International, а также на «Открытой левой», «Кольте» и «Сигме». Мы забыли, что никто не остров в этом мире, и теперь удивляемся тому, как очутились в шаге от бездны. Ясные и остроумные (в высоком смысле слова) тексты Тимофеевой, наверное, могли стать предупреждением, однако теперь выполняют задачу скорее утешительную — за чтением эссе, в которых впаялись друг в друга, будто сгоревшие секс-игрушки, Жижек и Лакан, Гегель и Агамбен, Аристотель и Батай, на душе и правда становится светло, хотя вопросы в них подняты предельно далекие от блаженства.

«Представляю себя трупиком панголина, грудой летучих мышей на развес. Хочется выкристаллизироваться из этой кричащей беспомощными ротиками биомассы, стать вирусом, запрыгнуть в чьи-то руки или глаза, реплицироваться, стать анонимным невидимым множеством».

Роберт Дарнтон. Литературный Тур де Франс: Мир книг накануне Французской революции. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Перевод с английского Вадима Михайлина. Содержание. Фрагмент

Американский историк Роберт Дарнтон в наших краях уже как родной: в прошлом году вышел русский перевод его книги «Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции», а интервью у него «Горький» брал еще пять лет назад, когда увидели свет его «Цензоры за работой».

В книге «Литературный Тур де Франс» Дарнтон вновь обращается к своей любимой эпохе, кануну Французской революции. Стержнем повествования на этот раз становится путешествие швейцарского книготорговца Жан-Франсуа Фаварже, объехавшего верхом на коне все книжные лавки Франции и составившего их подробные описания.

На основе его записей Дарнтон реконструирует книжный рынок, а вместе с ним и интеллектуальную атмосферу того времени: чем руководствовались держатели лавок, заказывая продукцию (знакомая ситуация — в провинции каталоги формировались сугубо из экономических соображений, в крупных городах — из политических), или, например, как пираты отвечали на монополизацию индустрии (тоже история, до забавного похожая на происходящее в наши дни).

Одни из самых интересных, на наш взгляд, страниц «Литературного Тур де Франса» посвящены низам книжного рынка: бродячим торговцам и распространителям запрещенной литературы — вольнодумного толка, либо откровенной порнографии, либо порнографии вольнодумного толка (типичный и вполне естественный симбиоз для того времени).

Как водится, в ходе путешествия центральный герой книги переживает немало приключений, теряет лошадь, находит новую, знакомится со множеством персонажей разной степени сомнительности и непрерывно паникует из-за предчувствия краха книжного рынка. Который, естественно, наступит в славном 1789 году.

«В Марселе была гильдия книготорговцев и собственная палата синдиков, которая, как предполагалось, должна была досматривать все ввозимые товары. Впрочем, по замечанию интенданта, любой груз вполне может миновать досмотр, особенно в том случае, если следует через Ниццу. Он настоятельно рекомендовал усилить полицейский контроль. Реакция правительства не заставила себя ждать, и в Марсель был направлен необычайно строгий инспектор по делам книжной торговли, Пьер Дюран, который, согласно описанию Фаварже, вполне способен съесть родного брата, лишь бы у него на тарелке было мясо».

Узелки времени. Эпоха Андрея Волконского: воспоминания, письма, исследования. СПб.: Jaromír Hladík press, 2022. Содержание

Максимально полный, насколько это возможно, корпус текстов и других материалов, связанных с Андреем Волконским — выдающимся советско-французским (или франко-советским?) композитором и популяризатором музыкального аутентизма.

Под обложкой собраны мемуары, интервью и письма самого Волконского, а также воспоминания его близких и друзей, среди которых — Геннадий Айги, Томас Венцлова, Флориан Родари, Борис Мессерер и другие художники, поэты и музыканты, на которых держалась хрупкая связь между советской и мировой культурами. Кроме того, в книгу вошли теоретические и критические тексты о методе Волконского, который, с одной стороны, реактулизировал в своей музыке творческие основы минувших эпох, а с другой — был выдающимся новатором, среди прочего открывшим для отечественных слушателей серийную технику.

В общем, книга подойдет как для первого знакомства с наследием Волконского (дискография, зашитая в куар-код, прилагается), так и для предельно глубокого погружения в творчество, мысли и чувства неординарного композитора.

«История искусств есть история постоянного обновления языка. Таким образом, авангард не есть привилегия ХХ века. <...> Данте и Бах тоже были авангардистами. Если советские чиновники их не запретили, то, во-первых, потому, что они давно умерли, а во-вторых, по недомыслию».

Мэтт Розен. Спекулятивный аннигиляционизм. Пересечение археологии и вымирания. Пермь: Hyle Press, 2021. Перевод с английского Г. Коломийца. Содержание

Издательство с берегов Камы дирижирует прорывом в русскоязычное пространство агентов нового материализма, объектно-ориентированной онтологии, исследований ужаса и иных нечеловеческих завоеваний зарубежной философии. Пора сказать очевидное: вместе с интересными работами прорывается нечеловеческого же уровня халтура, и небольшая книга некоего Мэтта Розена из Оксфорда — хороший тому пример.

«Очарованное мраком дитя Левинаса и Негарестани» — так продают эту работу на родине, но, как известно, сколько ни повторяй «межзвездный ужас», темнее в комнате не станет.

Автор берет за отправную точку размышление Мейясу о том, как сложно помыслить археологические находки (например, кости динозавра) в рамках корреляционистской схемы, — и опрокидывает его в рассуждения о вымирании человечества и мире без мысли. Получившийся продукт декларативен, несвеж, что хуже — неостроумен, но зато неплохо иллюстрирует, какова она — предполагаемая гибель мышления. Нельзя сказать, что эта иллюстрация особо интригует, если учесть, что самые дикие предположения сбываются на наших глазах со всей наглядностью.

«Червяковая диалектика позволяет нам переписать <...> предложение следующим образом: „Австралопитек, создавший или использовавший эти артефакты, вымер-для-нас“».

Генри Манс. Как любить животных в мире людей, который создал человек. М.: БФ «Нужна помощь»*Организация признана «иностранным агентом», 2022. Перевод с английского В. Горохова. Содержание

Журналист Генри Манс начинает свою книгу с рассуждения о том, что любовь к животным — это одна из декларируемых ценностей западной цивилизации, которая на практике оказывается любовью лишь к отдельным видам. Мы не уверены, что такое наблюдение поразит читателей «Войны и мира», но исследование, которое предпринял Манс в этой связи, безусловно, заслуживает внимания.

Автор описывает свой опыт работы на бойне — в разделочном цехе, — пересказывает интервью с владельцами зоопарков, фермерами, поварами и т. д., анализирует статистику потребления мяса и скорость сокращения амазонских джунглей (пресловутое «футбольное поле каждые 6 секунд»). Выводы далеки от радикализма: животноводство — зло; убивать животных так, как мы убиваем, — этический самоприговор; внедрять вегетарианство надо системно и на государственном уровне. Вместе с тем Манс считает, что современная охота помогает сохраняться популяции животных в дикой среде обитания, а использовать их ткани для медицинских целей — допустимо.

По-американски цепкий журналистский стиль и эмоциональная убедительность — вот козыри этой книги. Вряд ли можно ожидать, что ее чтение вызовет перерождение, подобное тому, что пережил автор — приступив к сбору материала вегетарианцем, он дописал текст веганом, — но помешать невинно наслаждаться бифштексом может вполне.

А это, согласитесь, уже неплохо.

«Я стал свидетелем того, как видеоролики с котами разрушили лучшие умы моего поколения».