Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки. М.: Институт музыкальных инициатив, 2020. Содержание
«Само понимание слова „поп” в 2010-е изменилось. Если десятилетие назад для независимых артистов оно было жупелом, то в 2010-х, наоборот, получило в их глазах ореол притягательности. Сложно представить себе инди-музыканта 2000-х с амбициями поп-звезды; тогда считалось, что чем ты круче, тем дальше от шоу-бизнеса. В 2010-е пришла эпоха поптимизма, лейтмотивом которой стала фраза Дорна „Не надо стесняться”. Face называл себя реинкарнацией Сергея Жукова; Мирон Федоров*Признан в России иностранным агентом читал рэп на концерте группы Serebro, а Гнойный сидел в жюри телешоу „Успех” вместе с Филиппом Киркоровым», — писал в колонке «Грустный дэнс. Как в России появилась новая поп-музыка» на сайте The Flow журналист Николай Редькин в октябре 2019 года.
О чем Редькин умалчивает, но что, возможно, подразумевает или что, по крайней мере, можно считать в его тезисе между строк, так это то, что в продолжение 2010-х поп-музыку на постсоветском пространстве стало не стыдно не только сочинять и/или исполнять, но и осмыслять — писать, рассуждать о ней. Ведь долгое время искать контексты и смыслы в российской поп-музыке было делом неблагодарным, зазорным. Что уж там, во многом слово «поп» стало для отечественных независимых музыкантов тем самым «жупелом», о котором пишет Редькин, именно стараниями журналистов и критиков, все 2000-е навешивавших на музыку такого рода ярлыки вроде «голимая попса». А то, что стыдно, пошло, безвкусно, не заслуживало анализа и включения в широкий социально-культурный контекст. Положение оставалось таким как раз примерно до начала 2010-х, когда кризис традиционных культурных медиа, в том числе музыкальных, привел к появлению огромного количества медиа новых — независимых и нишевых, не ставивших во главу угла идею миссионерства (см., например, ранний слоган журнала «Афиша» «Как скажем, так и будет» родом из 2000-х), но желавших разобраться в том, что происходит с массовой культурой в целом и музыкой в частности здесь и сейчас, как и почему это происходит, как популярная музыка влияет на нашу жизнь, становится важной составляющей бытия. Параллельно изменилась и сама индустрия: молодые музыканты начали активно обращаться к наследию популярной музыки 1990-х, ее вокабуляру, звучанию, образам и перестали скрывать свои источники вдохновения, а еще появился (на самом деле просто вырос и пришел) новый слушатель, для которого стало неактуальным деление на «низкие» и «высокие» жанры, «умную» и «глупую» музыку, «фирменный» и «некачественный» звук и так далее.
Одной из первых попыток зафиксировать эти перемены и новое отношение слушателя к отечественной поп-музыке стал — о, ирония! — спецпроект все той же «Афиши» «История поп-музыки от Ветлицкой до Елки. 1991–2011», вышедший в отдельном номере под занавес 2011 года. Тогда журналисты издания попросили музыкантов, исполнителей, продюсеров, промоутеров, менеджеров звукозаписывающих компаний и прочих участников индустрии рассказать историю 99 русских песен, ставших хитами с 1991-го по 2011 год (подробнее почитать о том, как появился этот монументальный номер, можно, например, тут). Любопытно, что идеологом спецпроекта был музыкальный обозреватель журнала с 2005 года, а в конце 2011-го заместитель главного редактора «Афиши», журналист Александр Горбачев*Признан властями РФ иноагентом.. В 2019-м, спустя почти 10 лет, он уже в качестве редакционного советника Института музыкальных инициатив (далее — ИМИ, некоммерческая организация, развивающая музыкальную индустрию в пространстве русскоязычной культуры) выступит инициатором создания книжной серии «Новая критика» и станет редактором первого тома серии. По мнению журналиста, в российских музыкальных медиа [по-прежнему] «отчетливо не хватает исследовательских голосов и глубоких аналитических жанров; текстов, которые бы связывали происходящее с музыкой с общей культурной, политической, экономической и социальной повесткой». В предисловии-манифесте к «Новой критике» Горбачев сетует, что пространство для серьезного и системного обсуждения смыслов поп-музыки по большому счету отсутствует. Собственно, «Новая критика» — попытка такое пространство создать.
Итак, каким же получился пилотный выпуск сборника? Для начала стоит отметить, что книга — результат открытого конкурса, объявленного ИМИ весной 2019 года (прямо сейчас открыт прием заявок на участие во втором томе серии). Специально приглашенное жюри, в которое вошли, к примеру, исследователь современной музыки, куратор, сотрудник издательства «Новое литературное обозрение» Евгений Былина; журналист, главный редактор проекта «Полка» Юрий Сапрыкин и соосновательница инициативы RUSH, программный директор конференции Moscow Music Week Татьяна Макарова, прочитало и оценило более 130 присланных питчей. Авторам 20 вышедших в финал заявок было предложено написать тексты для книги. С этой задачей справились 12 человек, при этом, как отмечают составители «Новой критики» на сайте ИМИ, «два материала (точнее, их план и фрагмент) не укладывались в предложенную [...] жанровую рамку. Еще в шести случаях авторы по тем или иным причинам отказались от дальнейшей работы».
Опубликованные в итоге тексты можно разделить на четыре условных смысловых блока: диалог постсоветской музыки с прошлым (статьи Ивана Белецкого, Дарьи и Никиты Хохловых, Кристины Черновой, Дарьи Журковой), гендерные мотивы российской поп-музыки (статьи Даниила Жайворонка, Иры Конюховой), разговор о российском хип-хопе, его роли и месте в культурном и социальных контекстах (статьи Алексея Царева, Михаила Киселева и Полины Хановой), тема локальности и гиперлокальности, перепридумывания и переосмысления пространства (статьи Дарьи Иванс, Артема Абрамова, Марко Биазиоли). По одному лишь перечислению тем налицо одна из главных проблем сборника — не самый разнообразный жанровый разброс, в основном поп-музыка и хип-хоп. Жанровую ограниченность «Новой критики» отмечает в предисловии и Горбачев: «...да, хип-хоп и эстрадный канон в поле зрения авторов уже попадают, но бóльшая часть традиционно „низкой” музыки в диапазоне от шансона до репертуара радио „Дача” — нет, а ведь там тоже наверняка кроется масса поучительных социокультурных смыслов».
Вторая заметная проблема «Новой критики» — ее излишняя логоцентричность, сосредоточенность на смыслах и заявленных в заглавии контекстах. Зачастую в их поисках авторы обращаются в первую очередь к текстам исполнителей, а не к непосредственно музыкальному материалу, особенностям звучания или техническим особенностям записи и исполнения анализируемой ими музыки.
Наконец, большинство авторов ставят свои исследования на примерно одну и ту же теоретическую базу — особенно это заметно в первых четырех статьях сборника, где ретромания, ностальгия, ретроутопия отчасти выступают в качестве предмета анализа. Авторы неизменно обращаются к работам Марка Фишера, Саймона Рейнольдса, Светланы Бойм, Зигмунта Баумана, Фредрика Джеймисона. Не то чтобы это плохо, просто вызывает ощущение дежавю и дополнительно гомогенизирует «Новую критику». С другой стороны, у сборника появляется некая рамка, или концепция, которая удерживает тексты вместе и одновременно обозначает потенциальный вектор развития серии в дальнейшем.
При этом бесспорны и удачные решения ИМИ при составлении и оформлении сборника, а также отдельные находки авторов. Так, каждая статья в книге снабжена QR-кодом, перейдя по которому читатель обнаружит составленный на Ютубе плейлист из песен и клипов, о которых идет речь непосредственно в предложенном тексте, или же из песен и клипов, которые наиболее точно представляют описываемые в конкретном эссе явления. Что касается авторских находок, то здесь можно привести в качестве примера статью Даниила Жайворонка о гендерном вопросе в российской поп-музыке 1990–2000-х. Если творчество Жанны Агузаровой кажется само собой разумеющейся отправной точкой «для разработки концептуальных и политических расширений феминисткой теории и исследований поп-культуры», то фигуры певиц Линды и Глюкозы, особенно в сопоставлении с Агузаровой, не кажутся тут очевидными, и отчасти поэтому позволяют по-новому взглянуть на обозначенный феномен. Это только один пример, таких авторских находок и ходов в сборнике множество.
Важнейшим же достижением «Новой критики» можно в каком-то смысле считать сам факт ее появления. Столь долго зревший разговор об отечественной популярной музыке и ее месте и роли в социальной и тем более культурной жизни соотечественников — нет, не состоялся и завершен, но лишь начат, и важно его продолжить. «Возможно, [нам] удалось расширить пространство дискурса и поговорить про музыку какими-то новыми языками», — замечает редактор сборника Александр Горбачев в ответ на просьбу односложно подвести главный итог первой «Новой критики». Собственно, предполагавшаяся с самого начала серийность проекта — его сильнейшая сторона. Все то, что не удалось сказать на страницах одного тома, можно сказать в следующем. Мнения авторов сборника ни в коем случае не претендуют на окончательность и абсолютность — они звучат как приглашение к дискуссии. Вероятно, — и такой задумывалась «Новая критика», — в следующих выпусках мы услышим другие точки зрения касательно, например, отношений постсоветской поп-музыки с прошлым. В конце концов, как отмечает Горбачев в том же манифесте: «Новая критика — это не догма и не требование, а потенциал».