Джон Кей. История Индии: Во власти империй. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2019
Начнем со специального предуведомления для тех, кому эта книга не предназначена. Если вы почти ничего не знаете про историю Индии и ждете изложения «для чайников», то работа Джона Кея не для вас. И дело не в том, что Кей рассказывает о каких-то запредельно сложных вещах, используя сложную терминологию и злоупотребляя редкими именами или топонимами. Нет, книга английского историка — публицистическая по духу и жанру, это нон-фикшн, а не серьезная монография. Дело в интонации. Про каждый из эпизодов индийской истории, от Хараппской цивилизации и вплоть до нулевых годов третьего тысячелетия, Кей рассказывает так, будто бы он уверен: читатель хорошо знает про все цивилизации, походы, битвы, религиозные озарения и расцветы культурной жизни, которые случались в Индостане и окрестностях. И задача автора — только добавить некоторые забавные факты, предложить новый подход или развенчать мифы. Этот подход может в равной степени оттолкнуть (ничего не знающего) и ободрить (знающего чуть-чуть). Джон Кей, специализирующийся на научно-популярном изложении истории Южной и Юго-Восточной Азии, на протяжении всей книги как бы похлопывает любознательного читателя по плечу и рассказывает ему про то, как территории нынешних Индии, Пакистана и Бангладеш одни государства приходили на смену другим. И, что важно, рассказывает также и об истории индийской диаспоры.
Начинает он с традиционных для современной исторической публицистики извинений: мы не знаем гораздо больше, чем знаем. В истории Индии, особенно древней, слишком много темных пятен, а теории и догадки, которые кажутся многим профанам общепринятыми, на самом деле нуждаются в срочном пересмотре. Например, история Индии с древнейших времен и вплоть до XIX века из Европы кажется историей непрерывных вторжений различных завоевателей. В Индию все время кто-то вторгался: арии, греки, потом юэчжи, дальше арабы — и так вплоть до моголов и, наконец, англичан. Кей довольно остроумно замечает, что теория бесконечных вторжений была принята англичанами, которые, завоевав Индию, начали писать ее историю так, как это удобно было им. Любой завоеватель нуждается в том, чтобы хоть как-то легитимизировать свою власть. Англичане в Индию, безусловно, вторглись и захватили. А для этого они принялись искать в истории региона прецеденты.
«Нужно с осторожностью относиться к распространенному мнению о том, что юэчжи, или, как их называют в индийской истории, кушаны, вторглись в Индию. О подробностях продвижения известно очень мало, как и о том, как их в Индии встретили. Возможно, они пришли как союзники или наемники, приглашенные неудачливыми индийскими правителями вроде Амбхи, вставшего на пути Александра Македонского. А может быть, они хлынули в Индию как беженцы подобно жителям Тибета, Афганистана и Бангладеш в XX веке. История Древней Индии нам известна главным образом благодаря изысканиям британских ученых XIX века, а они рассматривали вторжение ариев, македонцев и мусульман по одному шаблону. Им так было удобно — этот шаблон делал простительным британское вторжение».
Ситуация с ариями вообще очень сложная: слишком уж тут много накопилось безумных теорий, которые плохо сочетаются с данными и археологии, и лингвистики. То есть процесс проникновения ариев в Индию под сомнение не ставится, но представления, как именно он происходил, у разных научных школ совершенно разные. Но и в дальнейшем ситуация не становится проще. Например, индийские историки даже про поход Александра Македонского в Индию не очень-то любят распространяться. Нет, они его не отрицают, но считают, что никакого серьезного влияния на регион он не оказал. Просто пришли иностранцы и устроили резню. Тогда как для европейских ученых это важнейший эпизод.
Для современных независимых государств региона история тоже становится неисчерпаемым источником поиска легитимности. Например, пакистанский генерал Яхья Хан, бывший полтора года президентом, считался прямым потомком «Надир-шаха, персидского узурпатора, который в 1739 году предал огню и мечу позднемогольский Дели, а заодно увез с собой Павлиний трон и бриллиант Кох-и-Нур». Впрочем, Яхья Хан таких амбиций не имел и в итоге уступил власть.
Рассказ о том, как политика на тех или иных этапах влияла на историю Индию, — это, наверное, самое интересное в книге Кея. Например, как уже независимая Индия искала предтечи своей государственности в государствах с квазиреспубликанской формой правления, которые существовали на территории Индии в первом тысячелетии до нашей эры. Кстати, само слово «Индия» в самой стране не в большом почете, потому что так ее всегда называли завоеватели, да и большая часть самой реки Инд, от которой оно произошло, после раздела британской колонии отошло соседнему Пакистану. Кей описывает, как получившие независимость страны начали делить наследие:
«Пакистану досталась большая часть территорий, связанных с хараппской культурой, что оскорбляло Индию, гордившуюся доказательством своей древности. Индии же, напротив, досталась большая часть памятников мусульманской архитектуры, что оскорбляло Пакистан. Только из-за названия „Индия” не было ссор, потому что Джинна предпочел акроним „Пакистан”, звучавший совершенно по-мусульмански. Вдобавок он считал, что воспользоваться британским названием „Индия” не захочет никто. Свою ошибку он осознал только после того, как последний вице-король Индии лорд Маунтбеттен одобрил просьбу Неру оставить за новой республикой прежнее название. По словам Маунтбеттена, Джинна был в ярости, когда узнал, что Неру и Конгресс постановили называть страну Индией. Это название давало стране право первородства, чего не досталось Пакистану. Исторически оно не слишком подходило, поскольку образовано от названия реки Инд, большая часть которой протекает по территории Пакистана. Замечания пакистанского лидера о том, что ни одна из сторон не назовется Индией, объяснялись желанием избавиться от влияния чужеземцев, в особенности от имевших виды на эту землю. Нечто подобное происходило, пожалуй, с такими названиями, как „Британия”, „Германия” или „Америка”. Эти названия были даны завоеванным землям. Но в случае с Индией это унизительное значение дожило до современности. Индостан, Индия или даже Индии — все имена вошли в обиход для обозначения скорее владений, чем территории».
Конечно, для любой книги, в которой речь идет об истории бывшей колонии, важно отношение автора к колониализму. И книг, где колониальный опыт описывается как нечто положительное, с каждым годом все меньше и меньше. Максимум, на что способен современный историк умеренно левых взглядов — как, скажем, Ниал Фергюсон в своей «Империи» (М.: Corpus, 2013), — так это, расписав все ужасы британского правления, аккуратно предположить, что, несмотря на все преступления режима, английская метрополия не только получала доход от своих заморских владений, но и охотно вкладывалась в инфраструктуру.
Джон Кей педантично описывает, как англичане оправдывали свою экспансию: «Историки британского владычества, ухватившись за эти эфемерные объяснения, обычно толковали триумф не в терминах стимула к завоеванию, а скорее как спасение от хаоса. Ост-Индскую компанию „засосало” в „вакуум власти”, оставшийся после падения империи Моголов. <…> Эти взгляды с тех пор пересматривались. Утверждают, что „хаос” и „вакуум” частью были делом рук самой Компании, частью изобретением ее защитников, а частью — результатом неверного прочтения истории Индии». Он меньше склонен к глобальным оценкам, его больше интересуют детали. Правление англичан вызывает у него скорее ироничный скепсис, нежели попытку всерьез оправдать колониализм или расписывать его недостатки. Другое дело, что и дальнейшая история региона у него вызывает больше скепсиса, нежели восторгов. Из самых мягких замечаний — «в Дели парламент заседает не более 70–80 дней в году, при этом нельзя отметить высокую посещаемость заседаний». Впрочем, и период сперва завоевания Индии различными мусульманскими династиями, а затем и период почти двухсотлетнего правления Великих Моголов историк описывает без катастрофических или восторженных оценок. Зато любопытно сравнивает экономические реформы Моголов с деятельностью Кольбера во Франции.
Если суммировать, то книга Кея — это довольно элегантная попытка написать историю так, чтобы и мифы не повторять, и не обидеть никого. И это чаще всего приводит к тому, что обижаются все. Но для историка это, в общем-то, нормально.