Гиппокамп — область серого вещества в височной доле мозга, отвечающая за навыки ориентирования на местности. Возможно, именно благодаря ему люди когда-то и стали людьми — для выживания им приходилось очень много двигаться, а умение находить дорогу в нужном направлении не только способствовало росту объема черепной коробки, но и привело к появлению языка и в конечном счете письменности. Именно так считает Маура О’Коннор, которую беспокоит, что современный человек все чаще полагается на GPS, а не на свои врожденные навыки. Подробнее о ее книге «Как мы ориентируемся» — в материале Валерия Шлыкова.

Маура О’Коннор. Как мы ориентируемся: пространство и время без карт и GPS. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2021. Перевод с английского Юрия Гольдберга. Содержание

Как человек смог относительно быстро расселиться по всей планете? Как достиг отдаленнейших островков Океании и освоил Арктику? Как первобытные племена и коренные народности ориентировались на огромных территориях без карт и GPS? Конечно, журналист и писатель Маура О’Коннор была не первой, кто задался подобными вопросами, но ей удалось свести воедино различные взгляды и теории, дополнив их новейшими достижениями нейробиологии и собственным опытом общения со все еще живущими мастерами традиционных методов навигации. В результате получилась книга, прочитав которую мы можем сказать, что примерно знаем, как все это происходило. И уж точно знаем, что случай тут ни при чем.

Между тем именно такая точка зрения господствовала в западной науке вплоть до шестидесятых годов прошлого века. Так, считалось, что без приборов никто не способен проплыть в открытом море более пятисот километров, не сбившись с пути, поэтому все удаленные острова были заселены случайно, по воле ветра и волн. Это позволило Туру Хейердалу, вооружившись схемами благоприятных ветров и течений, утверждать, что людей в Океанию занесло из Южной Америки; его стодневное плавание на «Кон-Тики» стало как свидетельством личного героизма, так и памятником типичному заблуждению европейца, не мыслящего успешное путешествие без компаса и карты.

Еще одно некогда популярное мнение гласило, что «аборигены находят дорогу с помощью бессознательной интуиции, поскольку они ближе к животным, тогда как европейцы утратили эту способность в процессе эволюции». Сторонником такого объяснения был даже Чарльз Дарвин, писавший о сохранении у «дикарей» «полезных изменений ранее существовавших инстинктов». Действительно, ученые до сих пор получают доказательства того, насколько разнообразны способы ориентирования в животном мире. Пчелы с невероятной точностью запоминают азимутальные углы солнца и считают по внутренним часам. Бабочки монархи, креветки, омары, а также многие виды перелетных птиц используют поляризованный свет в качестве компаса. По звездам находят дорогу сверчковые квакши, пауки из пустыни Намиб и совка ленточная большая. Настоящий же хит ориентирования — по магнитному полю Земли. Эта возможность до 1958 года считалась лженаучной, а теперь установлено, что к магнитному полю чувствительны «не только виды, известные длинными маршрутами миграции, но и практически все животные». Например, «рыжая лисица почти всегда бросается на мышь с северо-востока». Каждый может проверить.

Однако с современным человеком это не работает. Здесь, как и в остальных случаях, когда наши природные навыки уступают звериным, выручает совершенно новый фактор — разум. Известно, что максимального объема (до 1800 см3) человеческий мозг достиг уже 25 тысяч лет назад и с тех пор не увеличивался, а даже слегка уменьшался. Какие-такие задачи в эпоху верхнего палеолита потребовали столь внушительных ресурсов? Южноафриканский антрополог Луис Либенберг полагает, что мозг древнего охотника выполнял вычисления, энергоемкость которых вполне сопоставима с нагрузкой на мозги сегодняшних ученых. И это были именно задачи на ориентирование, требовавшие запоминания тысяч ориентиров, знаков, примет, предсказания изменений, а также построения и удержания в голове обширной карты окрестностей, причем с двух разных точек зрения: эгоцентричной («как я вижу») и аллоцентричной («как видно с высоты птичьего полета»). За конкретными примерами и пониманием масштабов первобытной навигации О’Коннор приглашает своего читателя в Арктику, Австралию и Океанию.

Вот лишь несколько собранных ею фактов. Иннуиты в монотонной Арктике способны ориентироваться по характерному рисунку снега, который создает северный ветер, а также запоминают тысячи различных линий горизонта, видимых из разных мест. Навигаторы Океании прокладывают маршруты по звездам и типу волн: когда волны огибают остров, их характер чуть меняется, что может быть замечено даже на приличном расстоянии. «Высшим пилотажем» считается движение по дилепу — своеобразному волновому хребту, который возникает на прямой линии между двумя островами. Чтобы почувствовать дилеп, полинезийцы строят лодки строго подобранных размеров, а затем ложатся в них ничком, чтобы всем телом ловить нужные колебания. Засечь неизвестный дилеп — значит открыть еще один остров. Никакой мистики или фортуны — привет Туру Хейердалу.

Еще более впечатляют методы ориентации австралийских аборигенов. В заросшем буше и безводных пустынях они чувствуют себя одинаково уверенно, всегда точно зная, где находятся страны света и знакомые места. Эта способность роднит их с некоторыми народностями Африки, Азии и Америки и на первый взгляд кажется сверхъестественной, но объясняется (для аборигенов) довольно просто. Для того чтобы удерживать в сознании аллоцентричную карту окружающей территории, коренные австралийцы используют систему многочисленных ориентиров, в число которых входят солнце, луна, все видимые звезды, скалы, отдельные камни, деревья, ручьи и проч. Все это организовано в так называемые Тропы сновидений, или Тропы песен, густой сетью покрывающие весь континент. С помощью ритмических песен и мифов аборигены запоминают, что за чем следует на каждой из троп, а ведь некоторые из них имеют протяженность в 2-3 тысячи километров! Это все равно что знать каждый поворот и каждый овраг на пути из Петербурга в Новосибирск. Причем можно предположить, что так оно и было для охотников и собирателей, некогда исходивших вдоль и поперек всю Евразию. О’Коннор приводит слова Джеймса Скотта, автора книги «Против зерна», считающего, что «переход к оседлому образу жизни существенно ослабил внимание людей к практическому знанию природы, питанию, ритуалам и самому пространству».

John Gurche / gurche.com
 

Навыки ориентирования на местности становятся еще более значимыми, если мы из верхнего палеолита спустимся в нижний, в тот период, когда 2,3 миллиона лет назад началась энцефализация, то есть увеличение головного мозга Homo. Ряд исследователей связывает этот процесс с возникшей необходимостью рассказывать и запоминать истории, например о выслеживании добычи или появлении врага. Итальянский историк Карло Гинзбург в книге «Мифы — эмблемы — приметы» писал, что именно «охотник мог оказаться первым, кто „рассказал историю”, потому что он был единственным, кто мог прочитать в немых следах, оставленных жертвой, связную последовательность событий». На основании подобных соображений философ-эволюционист Ким Шоу-Уильямс сформулировал теорию социальных треков, которая предполагает, что «гоминиды — это животные, научившиеся „читать” следы других существ и по ним делать вывод о событиях, которые случились в прошлом» (соответствующий фрагмент из книги О’Коннор «Горький» уже публиковал). Развитие такой способности «привело к появлению у наших предков искусственных знаков и символов для обозначения маршрутов, затем языка жестов и устной речи, а в конечном итоге и письменности».

В настоящее время точно установлено и подтверждено многочисленными экспериментами, что «главная зона мозга, отвечающая за навигацию, ориентирование и составление карт, — это гиппокамп, область серого вещества в височной доле, имеющая характерную изогнутую форму, напоминающую бараний рог». Если нарушить работу гиппокампа, «человек теряет способность находить дорогу и узнавать места, в которых он уже был». Особенно важно правильное развитие гиппокампа в раннем детстве. Гиппокамп не рождается готовым — ему нужно целых шесть лет опыта, чтобы достичь «боевого» состояния. Если хоть ненадолго лишить детей в этом возрасте «возможности исследовать окружение и, условно говоря, строить маршруты, это негативно скажется на их когнитивных способностях и памяти вообще». Иными словами, гиппокамп отвечает не только за «узкое» ориентирование на местности, но и за более широкое понимание этого процесса, включая ориентацию в личной памяти, социальном пространстве и даже музыке.

При этом гиппокамп может увеличиваться или уменьшаться в объеме в течение всей нашей жизни. Интересное исследование лондонских таксистов, вынужденных запоминать около 25 тысяч улиц и ориентиров, показало значительное увеличение серого вещества в их гиппокампе. Напротив, появляется все больше свидетельств в пользу того, что у людей с уменьшенным объемом гиппокампа выше риск болезни Альцгеймера, шизофрении, депрессии и т. п. Главным фактором, влияющим на деградацию нашего гиппокампа, О’Коннор считает «современный образ жизни — малоподвижный, основанный на привычках, зависимый от технологии», и в первую очередь от технологии GPS. «Если мы добираемся до того или иного места с помощью GPS, — пишет она, — это, по существу, отключает определенные области мозга, в том числе гиппокамп. Прибор GPS заменяет непосредственное восприятие и избавляет от необходимости собирать, объединять, понимать и анализировать информацию из окружающей среды». Последние главы книги посвящены личным раздумьям автора, как нам вновь научиться любить самостоятельно исследовать местность и предпочитать новые маршруты передвижению на «автопилоте».

Пожалуй, лишь один момент не получил должного освещения в этой в общем и целом замечательной книге. Приводя примеры удивительных умений традиционной навигации, О’Коннор предпочитает не заострять внимание на том факте, что практически все они «работают» на уже знакомой территории или, по крайней мере, в знакомой среде. Перед австралийским аборигеном никогда не стояла задача ориентироваться в Арктике, а перед иннуитом — в Австралии; случись это, оба бы, несомненно, не справились. Тем и уникальна ситуация европейской части человечества, что она — единственная среди прочих земных цивилизаций — поставила себе целью исследовать все неведомые местности, где бы они ни оказались и какими бы они ни были. Можно сказать, что мы «специально» забыли превосходное умение ориентироваться на известной территории ради порой полной дезориентации на terra incognita. Какими жертвами оплачены поиски новых земель, может, и незачем объяснять аборигенам (которые искренне не понимают, как вообще можно заблудиться?), зато о них не худо помнить нам, хотя бы в перерывах между модным ныне обличением колониализма и «бремени белого человека». Сегодня глобальное человечество более мобильно, чем когда бы то ни было (пандемию вынесем за скобки). В том числе благодаря неуемной жажде нового, туземным культурам в общем несвойственной. Покуда эта жажда горит в наших сердцах, беспокоиться за состояние гиппокампа, скорее всего, не стоит, но все же, возвращаясь, например, с работы домой,  будет не так уж недальновидно выбирать разные дороги и при этом не сверяться маниакально с GPS. Заблуждаться, оказывается, тоже полезно.