Квазиисторические романы были в чести всегда — сразу и не поймешь, что спровоцировало очередной виток их популярности, завершившийся образцово шаблонным «Миниатюристом» Джесси Бертон, в котором, как в литературной соковыжималке, застряли ошметки всех жанровых мотивов — от «Девушки с жемчужной сережкой» Трейси Шевалье до сюжета с обретением голоса женщиной в эпоху безголосого феминизма по мотивам реальных историй из прошлого, которыми славится Эмма Донохью.
Когда берешься за роман австралийской писательницы Ханны Кент «Вкус дыма» (в оригинале Burial Rites — «Похоронный обряд»), не сразу осознаешь, что он в принципе из той же соковыжималки. Все дело, конечно, в волшебной Исландии, нечасто появляющейся в популярном англоязычном романе. Нет, разумеется, исландские мотивы мелькали в романе 2008 года «Горгулья» Эндрю Дэвидсона, бестселлере, ныне безвозвратно канувшем в макулатуру. Что-то совсем бегло проскакивало в геймановских «Американских богах». Есть несколько добротных детективных сериалов — Арнальдура Индридасона, Ирсы Сигурдардоттир, Рагнара Йонассона в конце концов с его книгами о «темной Исландии», но в целом Исландии в развлекательных бестселлерах до недавнего времени было до обидного мало.
В англоязычном мире книгу Кент отчаянно продавали как роман не то чтобы не-массовый, а не-развлекательный. В США права на роман купило издательство «Little, Brown»: сделка на две книги, сумма аванса семизначная. В основе сюжета — вполне реальная история (есть даже нон-фикшн вставки писем и документов). Агнес Магнусдоттир была последней женщиной, которую в Исландии приговорили к смерти и, соответственно, казнили в 1830 году. Об этом мы узнаем в самом начале романа, так что никаких спойлеров тут нет, а есть лишь суровая правда жизни с наверченной на нее историей про последний год жизни героини, которая любила, да ничего не вышло. Об Агнес, обвиняемой в подстрекательстве к убийству двоих мужчин, много написано по-исландски, но, как уверяет Кент в послесловии к роману, исключительно однобоко. Мол, мужской нарратив выставил ее этакой хексой, ведьмой из страшных сказок (озлобившаяся одинокая женщина, ничего человеческого), а она хотела придать образу Агнес хотя бы минимальную неоднозначность.
Нельзя сказать, что роман у Кент не получился или вышел вдруг откровенно плохим. Вот здесь можно посмотреть, сколько номинаций на самые разнообразные литературные премии он собрал. Казалось бы, репутационная история у романа складывается более чем превосходная. Незаезженная тематика, с одной стороны, и шумиха со знаком «плюс» — с другой.
А теперь объясняем, почему это не сработало.
В англоязычном книжном маркетинге с недавних пор прижилось понятие «проклятие большого аванса». (Самый свежий обзор книг, которые это проклятие поразило, можно прочесть, например, здесь.) Если вкратце, суть в следующем: когда проваливается книжка, за которую автору заплатили какие-то умеренные деньги, то это обидно, но не слишком заметно. Но когда проваливается книга, за которую автору отвалили несколько миллионов долларов, то проваливается она с оглушительным треском. Если говорить о беллетристике, такая участь, например, постигла трилогию о «пожирателях снов» Гордона Далквиста. Автору выплатили аванс в 2 миллиона долларов, но если первая часть трилогии кое-как продалась, то вторая и третья книги потерпели откровенную неудачу. Или вот роман City on Fire — «Город в огне» — Гарта Риска Халлберга, если брать примеры уровнем повыше. Самый захайпованный, Шишков прости, американский роман прошлого года (аванс автору — 2 миллиона долларов) совершенно себя не окупил (едва продали 70 000 экземпляров — да, это много, скажете вы, но тут такое дело — для того чтобы окупить двухмиллионный аванс и получить прибыль, нужно продать тысяч 200). Не то чтобы авторы не заслужили таких денег: положа руку на сердце, всегда приятно, когда люди зарабатывают деньги благодаря тому, что пишут книжки, а не тому, что их фамилия Кардашьян, но вот этот рекламный ход — «мы заплатили за книгу 2 лимона, теперь и вы за нее заплатите» — зачастую срабатывает обраточкой для книги, которая, попросту говоря, вываливается из золотых штанов миллионного бюджета.
Именно это и произошло с книгой Кент. Ханна Кент — писательница, несомненно, талантливая. Но то, что она написала (на невероятно интересном и свежем материале), — увы, не выходит за рамки крепенькой жанровой литературы. По сути это еще более нуарный вариант романа Джоджо Мойес «До встречи с тобой» (миленькая куколка Франкенштейна из самых популярных викторианских сюжетов, которая ожила, потому что не лезла в литературный калашный ряд). История Агнес, ее возлюбленного — травника-блудодея Натана — и ее исповедника Тоути мало чем отличается от медленного движения к смерти через любовь в романе Мойес. Добавить неоднозначности в образе Агнес у Кент не вышло, она просто сменила минус на плюс. Там, где в предыдущих источниках Агнес представала злобной бабой с помутившимся рассудком, у Кент вышла ладная, своенравная женщина с нелегкой судьбой. Даже умолчания тут не тянут на полноценного ненадежного рассказчика, а похожи скорее на кокетство. Это нехитрая и очень простая история; если отжать из нее красоты стиля, она могла бы стать неплохим нон-фикшном, наподобие тех, которыми прославилась Кейт Саммерскейл. (Саммерскейл пишет чрезвычайно увлекательные беллетризованные, но выверенные отчеты о громких убийствах викторианской эпохи.) Но все вот это — миллионный аванс, премии и номинации — в результате поспособствовали массовому неуспеху романа, высветив его даже не столько простоту, сколько несложность.
И несложность сюжета, и простоту рассказа еще можно было бы списать на простоту самой истории. В конце концов, сложно навертеть смыслы на банальную бытовуху с убийством, если только ты не Достоевский и не Халльдор Лакснесс. Тут дело в другом: взявшись писать Исландию, Кент попала в ту же соковыжималку, из которой вышли романы Бертон, Шевалье и Доминика Смита. Стиль исландского повествования очень узнаваем. Это такой лаконичный спресованный документализм, поражающий в первую очередь тем, как обычным деловитым тоном перечисляются наблюдения за погодой, наматывание на забор кишок кровного врага и, скажем, битва с троллем. (Медиевист Арон Гуревич называл это «спокойной объективностью», и не важно, что он писал о прозаических кусках исландских саг, — если вы откроете, скажем, Лакснесса и Стейнара Браги, вы наткнетесь ровно на тот же отстраненный, холодноватый и немного космический стиль.) Но у Кент ее завороженность Исландией вылилась в скандинавского Бальмонта, ну или в условного Кольриджа-лайт: безумно красиво, но чем-то напоминает одежду масс-маркет — в смысле, что «отшивается» все в одном и том же месте, вместе с Шевалье и Филиппой Грегори. Переодень Агнес в клоги и тюлевый чепец, перенеси ее в сельскую северную Германию — и не изменится ничего: в ней есть усредненная героиня современных исторических романов, но нет невероятной «космичности» и инаковости Исландии, нет Розы из Летней Обители или даже хозяйки Утиредсмири. И даже несмотря на то, что Кент прилежно украшает роман исландскими словами, они все равно немножечко отваливаются от гладкого и очень современного повествования, которое могло бы выйти превосходным, когда бы не споткнулось на камнях Идлугастадир.