Когда американцы бомбили Югославию, вы сжимали кулаки в бессильной злобе и думали: «Россия будет следующей». Вы уже видели, как «Томагавки» падают на Новый Арбат и Садовое кольцо, и знали, что непременно пойдете в Сопротивление НАТОвским агрессорам. Вы читали «Технику — Молодежи», книги о спецподразделениях, листали альбомы про самолеты и танки. Вы восторгались изобретениями советских оружейников. Вы были убеждены, что наши пушки, танки, самолеты и вертолеты лучше американских. В 90-х и начале нулевых вы были обижены на несправедливость мира. Вы смотрели американские фильмы и завидовали. Вы зачитывались Томом Клэнси, где американцы всегда побеждали, и мысленно переписывали финал на правильный. Такой — где побеждаем мы. Вы вообще любили слово «мы». Вы читали прощальное письмо адмирала Угаки, и у вас на глаза наворачивались слезы. Адмирал написал его 15 августа 1945 года, когда Япония капитулировала, сел в самолет и отправился со всеми остальными камикадзе в свой последний полет. Вы перечитывали раз за разом историю битвы за атолл Мидуэй и все надеялись, что выиграют японцы. Фашизм, конечно, чума ХХ века, но вы находили много разумного в гитлеровской Германии. Например, танк «Тигр», реактивный «Мессершмидт» и красивая черная форма «СС». Или сама по себе идея ордена, куда отбирают только лучших. Это не про вас? Может, тогда вы просто не жили в 90-е? Или, может, вообще не жили.
Старые времена всегда лучше. Но когда старые времена заканчиваются столь внезапно и столь ошеломительно, когда новые времена бросают вам совершенно непонятные вызовы, а вы совсем не знаете, что делать, то ностальгия выходит особенно сильной. Так было с Россией в 1991 году. Ностальгия вышла военно-технической. Молодые парни увлекались танками, самолетами, ракетопланами. В былые времена они бы ходили в кружок во Дворце Пионеров или занимались чем-нибудь относительно полезным в ДОСААФ. В 90-е оставалось только читать и мечтать. Оставалось найти идеальное чтение и идеальную мечту. И тут появился он. Бывший журналист и крепкий мужчина со знакомой всему миру фамилией.
Вообще он не Максим и не Калашников. Он Владимир Кучеренко. Но псевдоним звучит и патриотичнее, и ностальгичнее. Калашников — это целая вселенная книг, включая тома с прекрасными названиями вроде «Гнев орка». Но первой и главной был «Сломанный меч империи», вышедший в 1996 году. СССР выигрывал Холодную войну по всем статьям. У нас было лучше все. Даже не так. Не просто все, а ВСЕ. Самолеты, ракеты, корабли, бомбы, пушки, космическая программа. Хваленые «Звездные войны» были блефом, ничего бы у американцев не получилось. Реальная война закончилась бы неминуемым крахом США и неизбежной победой СССР. Но Горбачев струсил и сдался, а Ельцин все развалил. Теперь наша техника гниет и ржавеет, наши ученые умирают от безденежья, наша армия истекает кровью в Чечне. Но все равно, даже с тем, что осталось, мы сильнее.
Как это написано? Ну, по сути, это поэзия в прозе. Ритуальные повторы одних и тех же слов. Каждая глава как песнь. Все начинается с громкого заголовка, который тезисно передает суть для тех, кому лень читать. «Воздушный меч Империи. „Сухой” против Ф-15. Летающая „Тридцатьчетверка”. Мы сбиваем с них спесь». Или: «Летающие танки и горящие „Скайрейдеры”. „Миль” и „Камов” — против „Ирокеза”. Мы жгли и стирали их в пыль. Русские киборги».
Дальше эпизод из истории или из фантастической прозы — для прекрасного метода Калашникова они равноценны. Это может быть описание возможных боев, в которых наши непременно победят. Или цитата из романа Тома Клэнси, певца Пентагона, где выигрывают американцы с неизбежным уточнением, что так ни в коем случае не могло быть, а если бы было, то совсем наоборот. Потом проклятия в адрес Горбачева и Ельцина. Потом рассказ о каком-нибудь американском чудо-оружии, которое вовсе не чудо, а самый настоящий позор. А вот наше чудо — настоящее чудо. Но оно так и осталось в штучных экземплярах, потому что Горбачев, Ельцин и, для разнообразия, Шеварнадзе, Гайдар и Чубайс. И (иногда) Бурбулис.
Хотите писать так же? Вот мастер-класс от Максима Калашникова. Пореже употребляйте слово «Советский Союз». Лучше — Империя. Исключительно с большой буквы. «Имперский истребитель», «имперский флот», «имперский конструктор», «имперский сверхзвуковой робот-истребитель». Это все не про расширенную вселенную «Звездных войн» — это про СССР.
Для усиления эффекта чередуйте метрическую и дореволюционную систему мер. То километры, то версты, причем иногда даже в пределах одной фразы. «Бомба-имитатор атомного изделия, брошенная МиГ-25 с высоты 22 верст, пролетала до цели еще сорок километров». Если бы все было в километрах, то было бы не так эффектно, не правда ли? Впрочем, тут первым был Жюль Верн. В романе «Из пушки на луну» он забрасывает читателя цифрами, переходя с метрической системы на американскую, а с американской на французскую.
Советский штурмовик Су-25Т
www.fotomaterial.narod.ru
Находите поэтичность в самолетах и вертолетах: «И даже когда на землю спускается мрак, новый «двадцать пятый» (Су-25 — прим. ред.) несется во тьме, подобно крылатому назгулу из страшных сказок Толкиена, и взор его пронзает ночь. В контейнере под фюзеляжем Су-25Т способен нести низкоуровневый телевизионый прицел, замечающий чужой танк даже в призрачном свете молодой Луны в трех верстах впереди». Или: «Ми-24 стал боевой ладьей русских витязей конца второго тысячелетия, великолепной и мощной, оружием континентальной войны». Или: «Витязь Империи, садясь за рычаги Ка-50, приобретает невиданную силу».
Ошеломляйте читателя. Пусть он восхитится вместе с вами нашей мощью. Пугайте читателя. «Вы часто видите рядом с собой некий сорт двуногих. Вот один из них — с каким-то упоением прижимает к себе ящик с импортным телевизором, купленным на вещевой барахолке. <…> Вокруг может твориться все что угодно — он не замечает ничего, кроме купленной вещи. Пусть полыхает гражданская война, где новые варвары насилуют славянских женщин или угоняют в рабство мужчин».
Напугали? Теперь приободрите его: «Вы, дорогой читатель, не относитесь к числу подобных двуногих особей. Хотя бы потому, что купили сию книгу и дочитали ее до этого места. А потому мы с вами сделаем фундаментальный вывод: люди не равны и делятся на несколько сортов. Везде и всегда». Люди не равны. Это важнейшая идея Калашникова.
Но все-таки почему американцы нас сделали? Потому что мы не воспитали элиту. Потому что плохо пропагандировали наше имперское оружие. Голливуд всегда славит американские самолеты. А какие фильмы смотрела в советское время элита? Голливудские! Где «пелась слава Ф-14 и Ф-15, на которых славные американские парни, играючи, как гусей на охоте, сбивали „допотопные” русские МиГи». Такие же фильмы снимались об авианосцах и чудо-танках. Именно на них и росла московская и провинциальная „золотая молодежь”, дети партийно-государственной верхушки. Дряхлый и вялый брежневский режим не делал ничего подобного». Молодежь подросла и без веры в себя потеряла страну.
Что же делать? Нужно создать новую Россию на следующих столпах: антипотребительстве, порыве в будущее, антизападничестве, православии, геополитике и крестьянстве. И еще — новой аристократии.
В нулевые годы книги Калашникова — в основном, правда, в соавторстве — выходили одна за другой. Что-то было ближе к публицистике, что-то даже сам автор квалифицировал как фантастику. Там до бесконечности описывались современное российское оружие и сценарии захвата России Америкой и НАТО. У него появились (и есть до сих пор) свой сайт, свое интернет-телевидение, своя группа поддержки. Скажем, проект «Струнный транспорт Юницкого», безумный проект скоростной транспортной системы, которая будет передвигаться по туго натянутым стальным тросам. Адепты сравнивают Юницкого с Илоном Маском. Калашников вообще целиком и полностью за российские православные и имперские инновации. До такой степени, что в свое время написал письмо только что севшему на трон Дмитрию Медведеву. И тот ему даже ответил. Впрочем, Калашников в нем разочаровался. Как и в Путине. Да, мы бомбим Алеппо, наши самолеты и подлодки снова пугают НАТО и американцев. Но, судя по ЖЖ, Калашников не весел. Технологии не развиваются, олигархи не посажены, патриотов преследуют, его никто не слушает. В 1990-х и даже начале нулевых его идеи были чем-то противоположным позиции элиты и СМИ. Сейчас что-то очень близкое стало мейнстримом. Мейнстрим всегда искажает.