Советская власть спасает иконы, литературный проект «Буковски», взаимосвязь генов и воспитания: раз в месяц Полина Рыжова рассказывает про самые интересные новинки нон-фикшн.

Елена Осокина. Небесная голубизна ангельских одежд: судьба произведений древнерусской живописи, 1920–1930-е годы. М.: Новое литературное обозрение, 2018

Монументальнейшее историческое расследование о том, как в СССР продавали иконы за границу. Елена Осокина — профессор истории России и СССР в Университете Южной Каролины, автор книги о магазинах Торгсина как источнике финансирования сталинских пятилеток («Золото для индустриализации. Торгсин», 2009). В новой работе она пишет о еще одном необычном способе советского руководства получать необходимую для реформ валюту — продаже антиквариата и произведений искусства за рубеж. Но сосредотачивается автор исключительно на иконах, скрепляя детальное историческое исследование несколько анекдотичным сюжетом о том, как государство безбожников спасали предметы религиозного культа.

Кто отбирал иконы на продажу, по каким принципам формировался экспортный фонд, как гастролировала первая иконная зарубежная выставка, кому и за сколько продавали антикварные иконы — каждому из вопросов посвящены сотни страниц. За стенами фамилий и цифр, впрочем, вырастает множество живых историй — например, о том, как протесты музейных директоров спасли от порчи и возможной продажи Владимирскую икону Божьей Матери и «Святую Троицу» Рублева. При этом Осокина не демонизирует государство — напротив, обостряет парадоксальность исторических поворотов: с одной стороны, советская власть буквально топила иконами печи; с другой, именно она и спасла их, расчистив церкви и монастыри, где веками гнил ценнейший антиквариат; на первый взгляд, Советы занимались практически преступной распродажей древнерусской живописи, но в то же время именно благодаря этим усилиям икона из бытового исторического предмета превратилась в произведение искусства.

Внешне книга Осокиной мало напоминает развлекательно-образовательный нон-фикшн — и из-за за своего объема, и из-за скрупулезного подхода к теме: здесь сканы архивных документов, примечания, занимающие ¾ книжного листа, полторы сотни страниц одних только приложений, четыре страницы благодарностей. Во многом это еще и продолжение академической дискуссии о подлинности проданных на Запад икон: Осокина здесь последовательно разоблачает разоблачителя «заговора иконописцев» Владимира Тетерятникова, написавшего книгу о том, что большевики на самом деле продавали иностранцам фальшивки.

Однако, несмотря на академичность, книга получилась очень личной, с лирическими отступлениями от первого лица, и дружелюбной к широкому читателю. Через судьбы икон здесь видна история советских музеев (Государственный исторический музей, Третьяковская галерея, Русский музей), людей, работавших в них, и шире — целой эпохи.

Дмитрий Хаустов. Буковски. Меньше, чем ничто. М.: РИПОЛ классик, 2018

Конвенциональная литературная биография Буковски и ее философская деконструкция под одной обложкой. Дмитрий Хаустов, историк философии из РГГУ, исследует не столько самого писателя и его творчество, сколько литературный проект под названием «Буковски», разбирает его на составляющие, и каждая из них становится предметом пышного культурологического эссе.

Книга делится на две зеркальные части. Первая — добротный канонический текст о писателе, где биография скреплена литературоведением, залакирована психологией и обрамлена историческим контекстом. Автор выстраивает любопытные параллели с битниками, поколением нью-эйдж, Генри Миллером, Селином. Здесь и подробный экскурс в историю взаимоотношений Европы и Америки, и комическая сценка про то, как Буковски с подружкой в подпитии пытались поймать на ужин плавающую в пруду утку.

Если в первой части книги даются ответы, то во второй — задаются вопросы. Хаустов прилежно собирает штампы, связанные с писателем: алкоголь, женщины, драки, юмор, уродство — чтобы потом их критически осмыслить, прибегая к помощи Жана-Франсуа Лиотара, Ролана Барта, Мишеля Фуко и Гарольда Блума. Вместо усваивания мифа, созданного Буковски о самом себе, автор предлагает подумать о роли аутомифопоэтики, литературном минимализме и алкогольной десубъективации. Несмотря на резкое увеличение в тексте количества философских терминов и фамилий, вторая часть парадоксальным образом не теряет остроумия и увлекательности. Хаустов пишет цепко, смешно и порой даже вскарабкивается на труднодосягаемые художественные высоты.

Деконструкция мифа о Буковски при этом проводится не ради интеллектуальной забавы — у нее находится благородная задача: вынуть писателя-контркультурщика из галереи шаблонов масскульта, «взбудоражить остепенившегося и поскучневшего Буковски» с помощью его же профанирующих методов. Разобрав завалы штампов, Хаустов возвращает нам изрядно посвежевшего писателя. Сегодня такая помощь не помешала бы каждой второй (если не первой) литературной легенде.

Роберт Сапольски. Кто мы такие? Гены, наше тело, общество. М.: Альпина нон-фикшн, 2018. Перевод с английского Анны Петровой

Очень смешная книга об устройстве человеческой природы от профессора биологии Стэнфордского университета. Она устроена как сборник разнотемных научно-познавательных статей, написанных Сапольски для журналов (Discover, Natural History, Men’s Health, The Sciences, The New Yorker), но объединенных стройной концепцией научного редукционизма: чтобы понять общество, надо понять людей, чтобы понять людей, надо понять их органы, чтобы понять органы, надо понять их клетки и, в конце концов, понять гены, которые этими клетками командуют. Отсюда деление книги на три части: гены, тело, общество.

Как Стивен Пинкер (Чистый лист. М.: Альпина нон-фикшн, 2018) привлекает все свое остроумие, чтобы поиронизировать над энвайроменталистами, так и Роберт Сапольски припоминает все когда-то слышанные анекдоты, чтобы высмеять апологетов генетического детерменизма. Но и к сторонникам влияния на человека среды Сапольски не примыкает, выбирая срединный буддистский путь: действие гена на организм меняется при изменении среды, а действие среды меняется при изменении в наборе генов. Сам автор еще в 1997 году признал эту мысль трюизмом, который, впрочем, с большим трудом удерживается у людей в головах. С таким же трудом это происходит и спустя 10 лет после написанного.

Вообще, большая часть статей сборника родом из 1990-х — начала нулевых, но выглядят они подозрительно свежо. Вероятно, дело в таланте рассказчика — Сапольски не объясняет, развлекая, а развлекает, объясняя: хохмит над списком «50 самых красивых людей мира» журнала People и заодно растолковывает взаимосвязь генов и воспитания, шутит про токсичную сперму дрозофил и заодно излагает теорию импринтированных генов. В ожидании новой остроты можно легко одолеть и тему работы префронтальной коры, и развития синдрома ПТСР. Иногда научпоп у Сапольски и вовсе превращается в стендап — впрочем, оказываемому образовательному эффекту это никак не мешает.

Читайте также

«Гостей делю на два типа: Буковски и Хемингуэй»
Почему Зонтаг — это водка, а Фолкнер — мятный джулеп: что и как читают бармены
27 апреля
Контекст
«Книга для меня изначально существо женско-материнского рода»
Японист Александр Мещеряков о книгах в своей жизни
12 сентября
Контекст
«Я бы сравнил Достоевского с семьей Ланнистеров, а Толстого — с Баратеонами»
Художник и писатель Павел Пепперштейн о сказках, «Эммануэли» и чтении как трипе
5 сентября
Контекст