Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Сверкер Йоханссон. Рассвет языка. Путь от обезьяньей болтовни к человеческому слову: история о том, как мы начали говорить. М.: Бомбора, 2022. Перевод со шведского Ольги Боченковой. Содержание
1. Эволюция языков идет куда более быстрыми темпами, чем биологическая
Вплоть до 1970-х в Никарагуа не было ни одного общепринятого языка жестов для обучения глухих детей. Когда в 1977 году открылась специализированная школа для молодых людей с нарушениями слуха, учителя пытались вести уроки на испанском языке. Дети, конечно же, их не понимали. Вскоре они были вынуждены разработать свой язык жестов. Этот язык возник, можно сказать, из ниоткуда, не опираясь ни на один из ранее известных языков. А спустя десять лет он развился в выразительных возможностях до уровня обычного естественного языка.
«Язык, что бы он ни представлял собой изначально, — пишет Йоханссон, — приспосабливается к возможностям обучающихся детей и потребностям носителей всего за несколько поколений». С другой стороны, пример с языком жестов в Никарагуа говорит о том, что язык не появляется в готовом виде. Напротив, он развивается поэтапно. Каждое новое поколение детей продвигало его на шаг дальше в развитии.
2. Колонизаторы нанесли вред языковому многообразию
Нередко люди, расселяясь по земле или колонизируя некий остров, намеренно завозят туда свиней и нечаянно — крыс. И те, и другие тотчас начинают размножаться, попутно уничтожая все, что найдут съедобного, и это, конечно, плачевно сказывается на флоре и фауне земли или острова. Многие виды животных исчезли именно таким образом. Нечто схожее происходит и при распространении инородного языка. Так, колонизаторы привозили с собой в том числе язык, который уничтожал местное лингвистическое разнообразие не менее интенсивно, чем крысы — биологическое.
Зато те немногочисленные регионы, которые никогда не были частью империй, по сей день поражают языковой пестротой. В Новой Гвинее на каждые 1000 квадратных километров площади страны приходится один язык, а общее количество ее языков составляет примерно десятую часть всех языков Земли.
3. Человеческое сознание играет ключевую роль в использовании языка
Мы способны заговорить с другими постольку, поскольку воспринимаем их как сознательное существо. Это — важнейшая предпосылка развития языка. С зомби, как замечает Йоханссон, наше общение лишилось бы смысла.
Но здесь уместно задать вопрос иначе: можно ли видеть в другом мыслящее существо, не будучи таковым самому? Возможно ли развитие языка в таком случае? Как ни странно, да. Например, когда маленькие дети только учатся говорить, их сознательность находится примерно на том же уровне, что и у шимпанзе, — что, однако, совсем не мешает им совершенствовать свой язык.
4. Нынешние 7000 языков, распространенных на планете, — бледная тень былого доисторического многообразия
Количество языков в мире сокращается. На это очень сильно повлиял технический прогресс, сопровождающийся завоеваниями иноземных территорий. Как пишет Йоханссон, все это до боли напоминает ситуацию с сокращением биологических видов. Хотя даже в последние десятилетия иногда рождается новый язык (эсперанто, черногорский или никарагуанский язык жестов), как и возникает новый вид животных. Но темпы этих процессов ничтожны по сравнению со скоростью сокращения языков.
А кроме того, оставшиеся языки куда более похожи друг на друга, чем те, которые исчезли. Примерно половина всех существующих на сегодняшний день языков принадлежит нескольким очень немногочисленным языковым семьям, а в пределах одной семьи принципы функционирования языков, как известно, очень похожи.
5. «Ген языка» не стоит переоценивать
В своей книге Йоханссон часто упоминает ген FOXP2, который СМИ некоторое время назад поспешно окрестили геном языка. Этот ген, по словам Йоханссона, «достаточно интересен с эволюционной точки зрения, поскольку обнаружен у всех позвоночных, а у большинства млекопитающих выглядит примерно одинаково». FOXP2 контролирует и блокирует работу других генов: например, он может снижать активность некоторых генов в мозге, в свою очередь влияющих на гены других участков, и так далее. Вся эта взаимосвязь так или иначе сказывается на языковых способностях. Скажем, если у певчих птиц этот ген заблокирован, то они не могут должным образом выучиться пению.
Тем не менее Йоханссон подчеркивает, что мы не должны стремиться к обособлению одного «гена языка», отвечающего за его включение и выключение. Уже известно, что множество других генов так или иначе вовлечены в процесс языковой коммуникации. А само генетическое влияние на язык довольно расплывчато, говоря иначе, распределено по множеству лингвистических участков ДНК.
6. Обезьяны способны оперировать отвлеченными понятиями, но не нуждаются в этом
У обезьян, как ни странно, достаточно развит понятийный аппарат. Они наделены всеми возможностями, позволяющими говорить друг с другом о чем-то абстрактном. Другое дело, что они на удивление мало используют эти возможности при общении друг с другом, потому что попросту не нуждаются в этом. Их разговоры всегда о конкретном. И здесь, говорит Йоханссон, возникает один из самых важных вопросов: почему наши предки стали обмениваться друг с другом своими мыслями, когда прочие обезьяны этого не делали?
Одно можно сказать точно: развитая система понятия (то есть мышление, готовое к сложной коммуникации, общению) не является достаточной причиной для возникновения языка. «Иначе, — пишет Йоханссон, — простейший праязык вполне мог возникнуть и у современных шимпанзе».
7. Человеческий язык предполагает доверие
Обезьяны способны запоминать слова, использовать их в правильном контексте, связывать между собой, составляя некие высказывания. Говоря иначе, их языковых способностей вполне достаточно, чтобы создать примитивный праязык. Но эти способности проявляются у них только после занятий с человеком. Самостоятельно обезьяны лишены этой способности, они не могут продвинуться в языковом плане при общении друг с другом. Им не хватает чего-то другого.
«Это „другое“ — доверие и взаимопомощь в человеческом смысле. Сами по себе эти качества могли послужить основой для возникновения языка. И это наталкивает на мысль, что наша склонность к сотрудничеству и взаимовыручка — ключ к проблеме происхождения языка, и наоборот, отсутствие того и другого можно рассматривать как основную причину бессловесности прочих обезьян».
8. С помощью языка ребенок усваивает пределы мира
А как переход к сложному общению протекает у детей?
Дети учатся говорить и параллельно развивают словарную и понятийную базу. Сначала это относится к основополагающим ментальным понятиям (мама, папа), а потом уже к остальному. Ребенок как бы вовлекается в игру между языком, словом и миром. Усваивая очередное слово, он нащупывает его понятийные границы, правила использования, объем понятия. Судьей этой игры становятся взрослые, которые, с одной стороны, дают оценку попыткам ребенка описывать словами мир, а с другой, подают пример использования разных слов. Ребенок узнает, что понятие, вбирающее в себя пуделя и овчарку, продуктивнее, нежели вбирающее пуделя и кошку. Так он усваивает пределы мира благодаря языку. Чем сложнее мир, тем сложнее язык, и наоборот — и в этом ключевая разница. А напоминает вышеописанное устремленную вверх спираль, которая начинается с понятия, но поддерживается и разворачивается за счет языка.
«Следовательно, появление языка предполагает наличие понятийной базы для его самых первых, простых слов. И первый носитель языка должен иметь живой ментальный мир. Как и в случае с маленьким ребенком, первые слова должны обозначать то, что уже до того занимали мысли будущего носителя языка и окружали его в повседневной жизни».
9. Наша способность воспринимать звуки улучшилась одновременно со способностью их воспроизводить
Человеческую речь можно воспринимать, даже не владея этой речью. Все дело в слухе. Например, наши животные, наделенные чутким слухом, могут воспринимать наши сообщения. Другое дело, что именно они понимают из сказанного нами. Собаки, например, совершенно точно способны узнавать определенные слова, которыми мы отдаем им команды.
А вообще способность различать звуки для базового общения широко распространена в животном мире — скажем, у шиншилл и певчих птиц. Просто у них это умение развилось не только для лингвистических целей. Скорее всего, замечает Йоханссон, звуковой строй языка — и животных, и человека — адаптировался к уже имеющимся способностям различать звуки.
10. Жесты сыграли важную роль в истории языка
Французский философ Кондильяк (1714–1780) первым предположил, что язык мог возникнуть как система жестов. Он считал, что наши далекие предки безо всяких коммуникативных целей производили разнообразные движения, которые, однако, сообщали об их намерениях. Так, когда кто-то молча протягивает руку к яблоку на дереве, но не достает до него, то мы понимаем его сообщение («я хочу есть») без слов. По мысли Кондильяка, многократное повторение этой ситуации привело к упрощенному сигнальному жесту, который затем воплотился в слово.
Примеров этому много и в нашей жизни. Годовалые дети, тянущиеся к родителям. Люди за обеденным столом, тянущиеся к приборам. Иностранец, прибегающий к жестам при общении в чужой стране. Или незрячие люди, жестикулирующие при телефонном разговоре. «Мы вообще редко говорим, не используя рук, — пишет Йоханссон. — Большинство из нас жестикулирует, когда говорит. Руки здесь выполняют ту же функцию, что и тембр или тон голоса, и несут информацию, дополняющую сообщение». Наша живая речь основана на обогащении слов жестами и наоборот.
«Сам факт, что жестовые языки работают с тем же успехом, что и звуковые, свидетельствует о том, что изначально наши лингвистические способности не привязаны к звуку, а значит, жестам могла принадлежать важная роль в развитии языка».