Илья Виницкий. Переводные картинки: Литературный перевод как интерпретация и провокация. М.: Рутения, 2022. Содержание
Новая книга Ильи Виницкого, филолога и постоянного автора «Горького», посвящена переводу как интерпретативной практике — причем истолкованием он становится зачастую помимо воли самого переводчика, а новые смыслы возникают окольными путями, разбираться в которых приходится почти детективными методами. В предисловии автор рассказывает, как еще в студенческие годы обнаружил, что в переводе одной английской баллады Василий Жуковский позволил себе ряд таких вольностей, которые требовали специального объяснения:
«Дело тут было вовсе не в пресловутом соперничестве с оригинальным поэтом, но именно в акте сознательного или бессознательного интегрирования перевода (и той самой частички чужой традиции, которую отражал близкий Жуковскому оригинал) в творчество самого переводчика, а еще точнее — в использовании перевода как средства выражения своего содержания, которое по какой-то причине иначе не может быть высказано».
Главное, впрочем, даже не в оригинальной авторской методике анализа, а в остроумии Виницкого и его умении находить в истории литературы максимально неочевидные и в то же время показательные сюжеты, которые без настоящей преданности своему делу из пальца никому не высосать.
«В своем сочинении Семевский использовал найденные им записки и письма Монса, включавшие любовные стихотворения и цидульки последнего. Русские стихотворения (и любовные письма) Монс писал на так называемом слободском наречии — не зная русской грамоты, он транслитерировал на слух русские звуки латинскими. В основном тексте исследования и в приложениях к нему Семевский поместил отрывки из немецких и русских (написанных латинскими буквами) стихов Монса с сохранением всех ошибок орфографии подлинника. Приведем русские вирши кавалера (их часто цитируют как курьезный пример поэтического невежества петровской эпохи):
Ach sto gesi swet i fswete, ach fso pratifnaje,
ne magu schit ne umerty, sertza tasklywaja,
Dolgo ty mutzilsa, net upokoy sertza,
Kupido wor proklaty, welmy radagitsa.
Probil streloyu sertza, leschu bespamety,
ne magu ja atznutza, i otzi my plakaty,
taska welikaja, schnotze krawawaja,
rudoju sapeklosa, i fso prabitaja».
Уэйд Дэвис. Змей и Радуга. М.: Издательство книжного магазина «Циолковский», 2022. Содержание
«Змей и Радуга» Уэйда Дэвиса, новая книжка издательства «Циолковского», весьма причудлива: понять с ходу, что именно она собой представляет — отчет о полевом антропологическом исследовании или беллетризованное повествование о фантастическом трипе по дебрям гаитянского вудуизма, — невозможно, и предисловие Сергея Мохова, как и написанные специально для этого издания наукообразные комментарии, в этом отношении ничего не проясняют и даже кажутся излишними. Существеннее то, что прежде ничего подобного про зомби на русском прочитать было невозможно, а перевод Георгия Осипова автоматом делает любую книгу значительным явлением современной отечественной словесности — так что не проходите мимо.
«Две недели спустя состоялась финальная встреча, в ходе которой профессор Шултс вынул несколько карт и наметил возможные маршруты. Помимо этого, он дал всего лишь два совета. В покупке прочных сапог нет нужды, говорил он, поскольку тамошние змеи обычно впиваются в шею, а вот пробковый шлем — вещь незаменимая. Потом профессор от всего сердца понадеялся, что я не вернусь с Амазонки, не отведав аяхуаски, вина, вызывающего видения, одного из мощнейших растительных галлюциногенов. В общем, я вышел из кабинета профессора с чувством, что очень многое теперь зависит от меня самого».
Борис Гройс. Введение в антифилософию. М.: Ад Маргинем Пресс, 2021. Содержание
Приставка «анти» обладает поистине волшебными свойствами. Стоит добавить ее к чему угодно, как все вокруг начинает сиять решительно новыми красками. Неразумный гимназист скорее прочтет «Анти-Эдипа» Делёза и Гваттари, нежели «Эдипа» Софокла, а слабый духом гражданин охотнее отдаст душу Антихристу, чем вверит ее Христу.
Таково и в то же время совсем не таково «Введение в антифилософию» Бориса Гройса, философа, чей разум острый, как гом джаббар, и изящный, как Шуб-Ниггурат. Судьба у этой книги получилась витиеватая. Впервые она была издана по-немецки в 2009 году, через три года вышла английская версия, и вот, наконец, она стала доступна и на русском. Это запоздание, как ни странно, большая удача и для книги, и для ее автора, и для читателей.
На страницах «Введения в антифилософию» Гройс предлагает взглянуть на мир и бытие приблизительно шестнадцатью миллиардами глаз, настаивая на том, что каждый из нас философ и художник, хотя большинство об этом даже не догадывается. Его соратниками по этому экстазу радикального солипсизма становятся Кьеркегор и Шестов, Хайдеггер и Юнгер, Кожев и Ницше — проверенный временем сводный отряд под чутким руководством Бориса Ефимовича доказывает свою боеспособность и в наш железный век. Но, что главное, в призме «Введения в антифилософию» навязанные нам в последние годы представления о глубоком кризисе демократии (или по крайней мере демократических форм мышления) становятся не так уж очевидны.
Ну а когда по воле Гройса по страницам юнгеровского «Рабочего» начинают бегать членистоногие твари из «Звездного десанта» (фильма Пауля Верхувена, а не романа Хайнлайна), тут уж сердце просто радостно ликует. И это не тавтология и даже не плеоназм.
«Постструктурализм или, более широко, постмодернизм есть доктрина классового господства интеллектуалов, идеология широких слоев элиты. Она глубоко индифферентна по отношению ко всем тем, кто „не попал в музей”, не попал в историю, в библиотечные святцы. Для этих других она не знает даже апокалипсиса: поскольку они не жили в бессмертности архива, то не могут также и умереть. Но не означает ли это, что именно эти другие, уже пребывающие в апокалиптическом времени, скорее могли бы рассказать о нем, нежели постоянно испытывающие траур по самим себе постструктуралисты?»
Роберт Чамберс. Король в желтом. М.: РИПОЛ классик, 2022. Перевод с английского Катарины Воронцовой
Древнее пророчество гласит: конец дней наступит, когда в тексте про «Короля в желтом» Роберта Чамберса не будет упомянуто, что им вдохновлялись создатели первого сезона сериала «Настоящий детектив». Итак, выполнив наш долг перед человечеством и немного сдвинув день, который принесет его закономерный итог, напомним, что же это за книга.
«Король в желтом» — сборник из десяти новелл, почти никак друг с другом не связанных, но объединенных скорее темой ужаса, смерти и сопутствующего им декадентского шика. Герои этих рассказов время от времени сталкиваются с пьесой, которая так и называется — «Король в желтом». Это нечестивое произведение сводит их с ума и заставляет поклоняться древнему богу Хастуру, одно имя которого оскверняет все, что только можно осквернить. В общем, после чтения Чамберса становится немного понятнее, как родились безумный араб Абдул Альхазред и его «Некрономикон». Впрочем Говард Филлипс Лавкрафт, высоко ценивший Чамберса-новеллиста и причислявший его рассказы к вершинам космического ужаса, этого особо и не скрывал.
Подробнее о Роберте Чамберсе и его «Короле в желтом» читайте в интервью, которое «Горький» однажды взял у переводчицы Галины Эрли.
«Во время моего выздоровления я купил и впервые прочел „Короля в желтом”. Помню, после первого акта мне стало ясно, что лучше остановиться. Я вскочил и швырнул книгу в камин. Том ударился о каминную решетку и, открывшись, упал на плиту перед ней, застыв в отсветах пламени. Не взгляни я на эпиграф второго акта, я никогда не вернулся бы к „Королю в желтом”, но стоило мне наклониться за ним, как мой взор приковала открытая страница, и с криком ужаса или восторга, столь острого, что он отдавался в каждом нерве, я выхватил книгу из пышущих жаром углей и, дрожа, прокрался в свою спальню, где читал и перечитывал ее, и смеялся, и трясся от ужаса, который и по сей день терзает меня».
Такая вот история интересная.
Орхан Памук. Чумные ночи. М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2022. Перевод с турецкого М. Шарова
Главное лицо экспорта турецкой литературы сочинил роман, сюжет которого разворачивается на вымышленном османском острове в восточном Средиземноморье; там в начале 1900-х происходит вспышка бубонной чумы. По признанию автора, который еще до всякого ковида крайне чутко относился к темам изоляции и карантина, «Чумные ночи» он начал писать за несколько лет до событий в Ухани, но незадолго до публикации роман обрел остросоциальный характер.
Главные герои книги — губернатор острова, офицер и их возлюбленные, доктор, прибывший на остров, чтобы остановить эпидемию, и дочь султана, рассказывающая о происходящем в письмах к сестре. Изысканное повествование складывается из описания отчаянных попыток любви, власти и знания упорядочить распадающийся мир, а также, как всегда у Памука, рефлексии о срединном положении турецкой культуры между Востоком и Западом. Рефлексия получилась достаточно острой: сразу после выхода книги писателя обвинили в оскорблении национального флага и Кемаля Ататюрка.
«Пятью днями ранее, когда у Байрама-эфенди появились первые признаки болезни, он не принял их всерьез. Его кинуло в жар, сердце забилось чаще, потом он почувствовал озноб. Должно быть, утром слишком много ходил по продуваемым всеми ветрами бастионам и дворам крепости, вот и простудился. На следующий день после полудня к жару присоединилась слабость, совсем не хотелось есть. Проходя по вымощенному булыжником двору, он вдруг сел, потом лег и, глядя в небо, подумал, что может умереть. В лоб ему словно вколачивали гвоздь».