Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Генрих Сапгир. Собрание сочинений. Том 1: Голоса. Том 2: Мифы. М.: Новое литературное обозрение, 2023. Редакторы-составители Данила Давыдов, Юрий Орлицкий. Содержание: том 1; том 2
Еще при жизни Генрих Вениаминович Сапгир решил облегчить жизнь будущим издателям его наследия, самостоятельно составив свое полное собрание сочинений. Подошел он к этому неожиданно консервативно, уместив свои труды в шесть томов: стихотворные сборники в хронологическом порядке, затем — проза и, наконец, произведения для детей.
Составители ПСС, первые два тома которого уже отправились на книжные полки, пошли другим путем. По словам Юрия Борисовича Орлицкого, они решили представить все многогранное творчество Генриха Вениаминовича «жанрово-тематически», разбив тексты на четыре большие части и «представив в них Сапгира полифонического (книга „Голоса“), Сапгира мифологического (книга „Мифы“), Сапгира экспериментально-авангардного (книга „Глаза на затылке“) и Сапгира-неоклассика (книга „Проверка реальности“)».
В первый том («Голоса») вошли вещи, в которых Генрих Сапгир так или иначе осмысляет и переосмысляет труды своих предшественников и современников. Это, конечно же, «Черновики Пушкина», повесть «Армагеддон», переводы Блейка, Милна, подражания «Хайаму», многочисленные статьи и заметки, написанные, например, для антологии «Самиздат века» и так далее.
Вторая книга («Мифы») включает поэтические и прозаические произведения сказочного, мифологического и духовного толка: «Псалмы», цикл «Московские мифы», мини-роман «Сингапур», большое количество переводов из Овсея Дриза и тому подобное.
С первого взгляда заметно, с какой тщательностью, оригинальностью и при этом трепетом подошли Юрий Орлицкий и Данила Давыдов к работе над этим собранием. Не перегружая и без того сложное творчество Сапгира дополнительным комментаторским корпусом, который был бы неизбежно наполнен допущениями и домыслами, они тем не менее дают читателю полноценный материал для самостоятельного освоения творчества одного из крупнейших поэтов XX века, любезно направляя его в запутанном авторском наследии. Собственно, в этом и заключается в идеале добросовестно проделанная составительская работа.
«В делах человеческих я не отступал
от Слова Твоих Уст
Я такой какой есть
Пусть —
их удел в жизни этой
Ваше Преподобие
Я — Твое подобие
и я хочу остаться не у дел
— Водки!
— Женщин!
— Легкой жизни! —
Господи заткни им глотки
Или бомбой дербалызни
Укрой меня Господи в тени Твоих
Крыл от лица нечестивых
Укрыл
Спасибо»
Редьярд Киплинг. Дом Желаний и другие мистические истории. Рассказы, повести, стихотворения. М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2024. Перевод с английского Анастасии Грызуновой, Бориса Грызунова, Василия Дорогокупли и др. Содержание
У современного автора хорроров Дэна Симмонса есть роман «Песнь Кали», который начинается с признания рассказчика в том, что в молодости он участвовал в маршах мира против ядерного оружия, но радикально пересмотрел свои взгляды, побывав в Калькутте.
Гуманист-нобелиат Редьярд Киплинг с ним бы вряд ли согласился, но все же, стойко неся бремя человека, он все же извлек свою долю неописуемого ужаса из земли тугов-душителей и колдунообразных агхори. В этот тысячестраничный сборник вошли произведения в разных жанрах, так или иначе обыгрывающих «темную» изнанку бытия в викторианском духе: колониально-готические новеллы о рикшах-призраках и всевозможных культистах, ориенталистски оформленное предание об изгнании Павлина из райских кущ, переделки индийских сказок об отрубленных головах великанов, изысканные стихи на «восточные» мотивы. Сюда же закрался, например, забавный и весьма актуальный в наши дни фельетон «Как голосованием признали Землю плоской».
«Эту ужасную ночь я не забуду никогда. Мое логово было тесным, почти как гроб, и стенки его были выглажены и засалены соприкосновением с бесчисленными обнаженными телами; воняло там просто чудовищно. В моем взбудораженном состоянии рассудка уснуть нечего было и думать. Когда перевалило за полночь, показалось, будто вся воронка наполнилась легионами нечистых, которые нахлынули сюда с отмелей и издевались над несчастными, прячущимися в своих логовах».
Большинство текстов, представленных в томе, на русском публикуются впервые. Те же, что публикуются не впервые, были заново отредактированы.
Сергей Добротворский. Кино на ощупь. СПб.: Сеанс, 2023. Содержание
Включить эту свежепереизданную, но совсем не новую книгу в обзор нас побудила ее немеркнущая слава и востребованность: настолько культовых изданий в истории новейших отечественных кинокритики и киноведения не так уж много. Добротворский прожил, увы, совсем недолго (1959–1997), сам никаких книг не писал, выступая в печати от случая к случаю по самым разнообразным поводам, и лишь после его смерти из сочиненного им при жизни коллеги составили «Кино на ощупь». Неказистое название издания слабо отражает его вполне выдающееся содержимое — как, впрочем, и странноватые по сегодняшним меркам названия отдельных статей (вроде такого: «Инструкции по выживанию ковбоев в городе»), словно бы придуманные усталым редактором в последний момент перед сдачей номера, и в том числе поэтому стоит лишний раз указать на ценность наследия Добротворского тем, кто с ним пока еще незнаком.
Он начал писать на закате советской эпохи, когда дефицит литературы о кино ощущался максимально остро, и менее чем за десять лет успел создать собственный образ истории кинематографа, далекий от полноты, но продуманный и самостоятельный. Время для этого было как нельзя более подходящее: публике действительно требовались пояснения насчет того, кто такие Вим Вендерс или Жан-Люк Годар, никакого интернета тогда еще, к счастью, не существовало, поэтому поводов для обсуждения базовых фигур и феноменов находилось в избытке, а благодаря таланту, остроте взгляда и эрудированности автора его обзорные тексты, посвященные творчеству, скажем, Линча и Сокурова, и по сей день производят на читателя освежающее воздействие. Не менее здорово и то, что сразу после скрупулезного многостраничного анализа сокуровской поэтики следует небольшая заметка о фильме «Маска», и в результате получается собранье пестрых глав вполне в духе девяностых, когда пространные рассуждения о постмодернизме еще не вызывали смертельной тоски.
«Все, кто берется рассуждать о Дэвиде Линче, обречены на повторение одних и тех же эпитетов. Линч чрезмерен, избыточен, странен и неистов — до головокружения, до судорог, до тошноты. Напор его визуального стиля не дает опомниться, его истории затягивают, как воронки, а снятые им кадры высасывают зрение, будто вампиры. Небо в его фильмах кажется выкроенным из голубого лоскута национального флага, а зажженная спичка способна до краев залить пламенем экран. Его злодеи ужасны, красавицы притягательны, а тайны таинственны».
Йозеф Рот. Путешествие в Россию. М.: Ад Маргинем, libra; Казань: Смена, 2023. Перевод с немецкого Ирины Алексеевой, Полины Ахметьяновой, Ирины Бурак и др. Содержание
В 1926 году Йозеф Рот, прозорливый австрийский писатель и журналист невеселой судьбы, по заданию газеты Frankfurter Zeitung отправился в Советскую Россию. Приехал он в июле, а первый материал прислал лишь в конце лета. Редактору Рот объяснил задержку следующим образом: «Окажись я на другой планете, и то впечатления были бы не такими чуждыми и странными <...> Денег у меня нет. <...> Питаюсь я черным хлебом и луком и 3-4 дня в неделю живу крестьянином <...> Восемь дней я шел пешком по чувашским болотам. Я был в Минске и Белоруссии. Теперь еду в Баку, Тифлис, Одессу, по всей Украине <...> Я ничего не посетил по официальной линии, хотя большинство дверей для меня открыты». В конце ноября Рота отозвали; однако от наблюдения за раннесоветской действительностью с изнаночной стороны осталась серия очерков, изданных под одной обложкой.
Чуткость Рота усиливает его природная тревожность; от такого сочетания его наблюдения кажутся особенно проницательными. Главное, что поражает австрийца, — это контраст между масштабом преобразований и серой повседневностью миллионов, однако на констатации этого противоречия он не задерживается. Его интересует глубинная связь между «патетической в своем жалком убожестве серьезностью», присущей агентам социальных преобразований, и каким-то онтологическим русским прозябанием.
Некоторые размышления Рота могут показаться наивными, но изложены они с беньяминовским изяществом («Поскольку человек в России — составная часть улицы, она заглядывает в его спальню», или «Магазины закрываются. Слышится мелодичный звон ключей, какой бывает только в преддверии праздников. По будням они лишь уныло звякают»). Помимо прочего, это ценный источник по широкому диапазону сюжетов советских 1920-х — от парадов в годовщину революции до работы проституток.
«К сожалению, в сегодняшней России приходится культивировать усредненность. Вершин избегают, строят широкие тракты. Всеобщая мобилизация. Проверенный марксист дороже пламенного революционера. Кирпич полезнее башни. „Трактора! Трактора! Трактора! — слышится по всей стране. — Цивилизация! Станки! Буквари! Радио! Дарвин!“ Америку с ее бездушным капитализмом, страну, где поклоняются золоту, презирают. Но восхищаются ее прогрессом, электроутюгом, гигиеной и водопроводом. Ее совершенными технологиями. Прямое следствие этого восхищения — неосознанное подражание духу Америки. А это — духовная пустота».
Умберто Эко. О телевидении. Статьи и эссе 1956–2015. М.: Corpus, 2023. Перевод с итальянского Яны Арьковой, Ирины Боченковой, Михаила Визеля и др. Содержание
Вопрос о телевидении — всегда политический. Автор предисловия к сборнику справеливо замечает, что Эко, сам работавший в 1950-е на итальянском телевидении и и всю жизнь о нем размышлявший, хранил в своих размышлениях верность «глубоко политическому духу, отличающему человека, для которого важнее всего res publica: телевидение могло помочь делать это „общее дело“, руководить им, однако оно совершило непростительную ошибку, повело себя как страус, который прячет голову в песок и показывает задницу любопытному и растерянному телезрителю».
Надиранием этой бессмертной задницы в разных форматах и на разный манер итальянский семиотик занимался десятилетиями, не особо скрывая, что при этом обожает голубой экран. Он пишет о реалити-шоу и первых прямых эфирах, «эпистемических кодах» и посиделках с друзьями, неизменно вращаясь вокруг одной темы, а именно — почему нам показывают какую-то дичь, утверждая, что это и есть сама реальность? Чтением местами очень даже веселое и помогает найти ответ, почему даже в эпоху интернета ящик не утратил всей своей магии.
Тем, кто хочет ознакомиться с добропорядочной академической интерпретацией телештудий Эко, советуем не пропускать послесловие.
«Размышление номер один. Я в Париже ужинаю с французскими друзьями, и один из них говорит, что итальянское телевидение — это весело, достаточно включить любую программу, необязательно развлекательную, и вы увидите прекрасных полуобнаженных девушек, даже если это журналистское расследование или телевикторина. У всех вытаращенные глаза (неужели где-то есть такое телевидение?), и кто-то уже собирается приобрести пакет итальянских спутниковых каналов. Другой говорит: тогда понятно, почему итальянцы все прощают политикам, которые ходят по девочкам. Они так воспитаны. Я слегка уязвлен. Далеко не все мы сексоголики».