Гены как новая мифология

Рецензия на книгу Стивена Хэйне «ДНК — не приговор»

Стивен Хэйне. ДНК — не приговор. Удивительная связь между вами и вашими генами. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2019. Перевод с английского Д. Романовского

Русское заглавие книги немного лукавит: в оригинале стоит «удивительная, совершенно ошибочно понимаемая» (completely misunderstood). Именно теме популярных заблуждений о ДНК и генах посвящена книга Стивена Дж. Хэйне, психолога из Университета Британской Колумбии в Ванкувере. Хэйне много лет занимается влиянием предрассудков на поведение. Один из самых известных его опытов продемонстрировал, что студенты, прочитавшие статью о «генах ожирения», съедали в среднем больше печенья, чем контрольная группа.

Кажется странным обсуждать тему ДНК в русле мифов и предрассудков. Однако в книге Хэйне показано, как мода на генетику среди широкой публики способствует становлению новой мифологии и как, к сожалению, в мифологизации принимают участие отцы-основатели исследований ДНК, такие как Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон. Хэйне вскрывает психологическую подоснову популярных представлений о генах — привычку мыслить в категориях сущностей: помидор наделен «помидорностью», кошка — «кошачестью», преступник — «преступностью» и т. д. В сознании общественности гены стали современным эквивалентом платоновских идей, раз и навсегда задающих принадлежность к той или иной категории. Поэтому эксперименты с генами воспринимаются как покушение на устройство мира. С этой точки зрения автор анализирует страхи перед ГМО и редактированием генома.

Тех, кого пугает перспектива «детей на заказ» и декоративного человеководства в духе К. С. Мережковского, книга успокоит: осуществление подобных проектов нереалистично просто по техническим причинам. По современным научным представлениям, большинство признаков здорового человека — рост, интеллект, темперамент, музыкальный слух и т. д. — полигенно и складывается из множества мелких взаимодействий целой сети генов между собой и с окружающей средой. То же относится и ко многим нежелательным признакам наподобие алкоголизма или склонности к раку. Генная инженерия потенциально перспективна лишь для лечения небольшого количества редких рецессивных заболеваний.

Наглядным примером невозможности запрограммировать желательные признаки «на заказ» служит история клонированной кошки CopyCat (CC), для выращивания которой взяли клетку трехцветной кошки. К разочарованию прессы, котенок родился двухцветным — бело-серым. Впрочем, это неудивительно для тех, кто знаком с генетической природой трехцветного окраса кошек: сочетание пятен получается благодаря выборочной экспрессии («включению») гена рыжей окраски в некоторых клетках тела кошки. Гену, стало быть, нужно экспрессироваться, чтобы признак проявился, а экспрессия часто зависит от сложного комплекса внешних условий. В особенности это касается полигенных признаков — таких как рост и интеллект. Отсюда проистекают кажущиеся парадоксы: считается, что наследуемость роста свыше 80 %, однако японцы в последние десятилетия выросли в среднем на 15 см благодаря улучшению питания. Секрет в том, что понятие «наследуемости» не абсолютно: оно имеет смысл только применительно к данной выборке в данный момент. Поэтому, например, данные о высокой наследуемости интеллекта были получены на обеспеченных семьях, где неблагоприятные внешние факторы сводились к минимуму, тогда как для бедных семей наследуемость интеллекта составляет незначительные 10%.

Мифологизированное представление о генах как о сущностях, раз и навсегда определяющих интеллект, способности или склонность к определенным видам поведения, имеет социальные последствия — общество начинает принимать решения в области политики здравоохранения, образования и других сферах на основании генетического фатализма (например, стоит ли предоставлять всем равные права на образование, если у некоторых групп населения «врожденный» недостаток интеллекта или способностей?). Поскольку в России подобные представления редко выходили за рамки кухонных разговоров, а в новейшее время — интернет-форумов, книга Хэйне весьма ценна для российского читателя тем, что проливает свет на подоплеку западной проблемы политкорректности и связанных с ней дискуссий. В России теория природной неполноценности тех или иных групп людей исторически занимала достаточно маргинальное положение, и даже антисемитизм, как правило, не носил биологизаторского характера. А уж объяснять биологическими причинами бедность или преступность считалось этически неприемлемым вплоть до последней четверти XX в. Попытки ввести такие объяснения в юридическую и медицинскую практику русская литература жестко высмеивала.

Когда Бунин в «Окаянных днях» вспоминает о теории врожденных преступных типов Ломброзо — это, конечно, приступ фрустрации, отчаянная попытка осмыслить катастрофу, а не продукт типичных культурных установок русского общества. Но книга Хэйне адресована изначально американской аудитории с присущими ей стереотипами. В этом смысле она являет собой отличный источник для понимания проблемных узлов науки и общества современных США.

Стивен Хэйне

История американской культуры, какой она предстает у Хэйне, — это история культуры, сверху донизу пропитанной биологическим детерминизмом. Русскому читателю ничего не скажет название упомянутой в книге пьесы «Дурное семя» по роману Уильяма Марча, где воспитанная в благополучной семье девочка проявляет наследственные склонности бабушки-убийцы, а между тем в США роман пользуется популярностью вот уже 65 лет и продолжает экранизироваться (причем попытка убрать тему наследственности из последней версии вызвала негодование кинокритика).

Евгеника в нашем сознании ассоциируется в первую очередь с нацистской Германией, однако США стоят на втором месте после Германии по количеству насильственных стерилизаций людей, признанных «дефективными», и эта практика продолжалась там до начала 1960-х гг., а критерием «дефективности» часто служили бедность и необразованность. Преступность в американской традиции рутинно объясняют «социопатией» — психиатрическим диагнозом, который ставят не только реальным людям, но и литературным героям. Подобные идеи, разумеется, известны и в постсоветской России, но не являются культурообразующими: у нас они играют скорее полемическую роль, выступают как фронда против наскучившей идеи «среды». Для нас представления о роли среды, в сущности, не несут ничего нового. Зато нелишне узнать о философской основе американского педагогического подхода («только хвалить»), которая, по мнению Хэйне, и состоит в детерминизме: интеллекту и способностям несвойственно развиваться, они заданы раз и навсегда. Поскольку вопрос о том, нужно ли ставить двойки, в последнее время стал животрепещущим, сравнительный обзор американских и (вовсе не чуждых россиянам) японских традиций преподавания весьма полезен.

Без понимания этого культурно-исторического контекста не понять и ожесточенные дебаты относительно понятия «расы», которые у российских антропологов вызывают недоумение и даже возмущение. Книга Хэйне проливает свет на источник скандальности понятия «расы» в США: расовая принадлежность исторически определялась там не по антропометрическим параметрам, а «на глазок». Некоторым европейским народам еще столетие назад отказывали в праве считаться белыми, а в отношении англоговорящих граждан действовало «правило одной капли» — человек с единственным чернокожим прадедом до сих пор может попасть в статистику «черных». В американском контексте речь идет о борьбе науки (в лице генетики) с бюрократией, а не о борьбе «политкорректности» с наукой, как часто представляется стороннему взгляду. Выводы генетики однозначны: генные различия между разными популяциями людей малы, а с учетом того, что различия между двумя африканцами из разных племен выше, чем между китайцем и белым, они не могут служить для «научного» обоснования донаучных представлений о сущностях и категориях.

Небесспорным представляется заключение автора, что некоторые предрассудки могут играть положительную роль в улучшении нравов общества — и потому с ними не стоит бороться. Сам же Хэйне продемонстрировал, что эмоциональное отношение к проблеме — палка о двух концах и что разные люди могут делать из одного и того же стереотипа прямо противоположные выводы. Мифы нуждаются в анализе и осмыслении. В отношении новейшей мифологии вокруг ДНК, которая в эпоху глобализации распространяется повсеместно, автору этот анализ удался блестяще.