Как формировалась идентичность петербуржцев начала века, есть ли жизнь на Корейском полуострове к северу от 38-й параллели, чем едва не стали поставки по ленд-лизу для СССР и почему попытка патриотического подъема конца Первой мировой привела к русской революции — в обзоре Бориса Куприянова для совместного проекта «Горького» и премии «Просветитель».

Лев Лурье. Соседский капитализм. Крестьянские землячества Петербурга конца XIX — начала XX века. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2020. Содержание

Лев Яковлевич — замечательный историк, выдающийся петербургский краевед, талантливый педагог и ведущий увлекательных телепрограмм. Если мы хотим представить себе классического ленинградца/петербуржца, то это именно он.

«Соседский капитализм» суммирует многолетнюю работу историка, посвященную формированию петербуржцев. Читателю предстоит узнать, как заселялся Петербург, из каких мест приезжали люди, как они оседали в столице империи, что представляли собой профессиональные землячества. Книга построена на документах, статистических данных, газетных хрониках. Историк при этом победил публициста, но не питерца. Перед нами классическая научная работа, написанная настолько захватывающе, что к ней вполне можно применить банальное высказывание «читается как роман».

Уникальность питерской ситуации состоит в том, что, в отличие от «старых» городов, формирование населения северной столицы можно проследить. Как это ни покажется странным нам, людям XXI века, но полтора столетия назад новые питерцы мобилизовались, что совершенно естественно, не столько из городской среды, сколько из крестьянской. Однако бывшая локальная идентичность вовсе не растворялась, а трансформировалась в новую городскую. Автор утверждает, что регион, из которого приезжали в Питер крестьяне, часто имел принципиальное значение в выборе профессиональной деятельности нового горожанина. Общины — землячества — создавались в городах как по территориальному, так и по религиозному признаку. Вологжане, псковичи, филипповцы, поповцы — так же как и лютеране, поляки, мусульмане — оставили в городе свой след и повлияли на его культуру.

Лев Яковлевич рассматривает не столько культурный след землячеств в создании образа города, сколько само формирование питерской мелкой и средней буржуазии. Которая, в свою очередь, отличалась от буржуазии других городов и также влияла на формирование уникальной столичной среды.

«Соседский капитализм» — образцовая просветительская книга, дающая исчерпывающие ответы на поставленные вопросы, подвигающая читателя на самостоятельнее размышления и крайне увлекательная. Мы недаром обратили внимание читателя нашего краткого обзора не на все основные темы этой работы. Смеем предположить, что книга не только рассказывает о формировании капитализма в Петербурге, но и показывает, как создавался уникальный для России тип человека — питерец.

И в отечественной, и в зарубежной историографии укоренилось противостояние двух типов предреволюционных российских предпринимателей — московского и петербургского. Для Москвы купеческой, согласно этому взгляду, характерен тип дельца, вышедшего из крестьянской, чаще всего старообрядческой среды, относительно независимого от казны и чиновничества. Морозовы, Гучковы, Рябушинские — и предприниматели, и общественные деятели, в значительной степени оппозиционные тогдашним порядкам.

Петербургская буржуазия, напротив, вырастает из выгодных государственных кредитов и займов. Ее успешность связана не с умением снижать издержки производства и находить выгодные секторы рынка, а со способностью дать взятку и наладить знакомства с нужным чиновником соответствующего министерства. Железнодорожные короли (Поляковы, Дервизы, Варшавские), банкиры (Вышнеградский, Барк, Ламанский), судостроители и производители оружия (Путилов, Нобели, Сименсы) — иностранцы, инородцы, чиновники в отставке. Соответственно, московская буржуазия по преимуществу национальная, крестьянско-купеческая, петербургская — дворянско-чиновничья, инородческая или иностранная.

Все так. Но объектом нашего исследования является именно та, относительно небольшая часть петербургских деловых людей, которые, живя в столице империи, тем не менее были по своему типу ближе буржуазии первопрестольной и русской провинции.

Нас будет интересовать русский купец крестьянского происхождения — петербуржец.

(С более обширным фрагментом книги можно ознакомиться на «Горьком».)

Андрей Ланьков. К северу от 38-й параллели. Как живут в КНДР. М.: Альпина нон-фикшн, 2020. Перевод с английского Александра Соловьева. Содержание

Андрей Николаевич, пожалуй, самый информированный российский специалист по Северной Корее. Востоковед, историк, публицист, он стал интересоваться радикально социалистической КНДР еще при нашей советской власти. Впрочем, эта книга изначально была написана на английском языке.

«К северу от 38-й параллели» вполне соответствует второй части своего названия — перед нами легкая, занимательная «энциклопедия корейской жизни». Все свои наблюдения и гипотезы Андрей Николаевич подтверждает словами самих северных корейцев, привлекая многочисленные интервью с самыми разными людьми: эмигрантами, диссидентами, партийцами, предпринимателями, чиновниками и простыми жителями КНДР. На первый взгляд, перед нами «журналистская» книжка. Но так ли она проста?

Большая редкость, когда «популярную» книгу пишет большой ученый, и великое счастье, когда она написана легко и занимательно. Северная Корея сегодня — модная тема. Среди множества публикаций о КНДР работа Андрея Николаевича выделяется неангажированностью, автор не «продает» читателю стандартный набор «фактов» о тоталитаризме, не тешит страхи обывателей ужасами «коммунизма». «К северу от 38-й параллели» не навешивает ярлыки, а пытается нарисовать объективную картину жизни, протекающей на обозначенной территории. Читатель будет удивлен, узнав, что режим там все более и более смягчается, несмотря на «верность идеям чучхе» внутри и устойчивое предубеждение к КНДР извне.

Книга Ланькова помогает увидеть серьезную трансформацию на примере очень небольших, на первый взгляд, изменений в экономике и общественной жизни страны. Что, кстати, применимо вовсе не только к северной половине Корейского полуострова. Хотя мы и относимся к Ким Чен Ыну примерно так же, как и к его деду Ким Ир Сену, автор с осторожным оптимизмом сообщает читателю, что, скорее всего, КНДР не собирается начинать атомную войну.

Свои значки полагаются военнослужащим, членам Союза молодежи и т. д. Низовые партработники носят так называемый большой круглый значок, а северокорейские простолюдины имеют право только на «малый круглый значок». Впрочем, определить статус владельца, полагаясь только на значок, не всегда возможно, поскольку типичный северокореец может иметь несколько различных значков. Человек, который стал высокопоставленным чиновником, когда-то был студентом или солдатом, потом — мелким служащим, и у него с большой вероятностью остались значки с тех давних времен, которые он вполне может надеть и сейчас: например, на повседневную одежду.

(С более обширным фрагментом книги можно ознакомиться на «Горьком».)

Ирина Быстрова. Ленд-лиз для СССР. Экономика, техника, люди (1941–1945). М.: Издательство «Кучково поле», 2019. Содержание

Ирина Владимировна — доктор исторических наук, профессор Историко-архивного института РГГУ. В научные интересы ученого входит российская история ХХ века, в том числе вопросы развития промышленности и военно-промышленного сотрудничества времен Великой Отечественной и холодной войны.

Во многих советских семьях еще в 80-х годах прошлого века оставалась вещественная память об американской помощи во время войны. Моя бабушка держала панировочные сухари в жестяной банке из-под американской тушенки. И хотя о ленд-лизе помнят многие, но мало кто знает, как именно была организованна американская помощь, — в сегодняшней ситуации ленд-лиз если и вспоминают, то лишь в контексте героического сопровождения северных конвоев. Про то, что на «виллисах» ездили командиры Красной армии, на «студебеккеры» ставили «Катюши», а на «аэрокобре» летал великий Покрышкин, упоминают вскользь. А многие важнейшие вещи просто не производились на неоккупированной территории СССР в 1941–1942 годах — например, электрические кабеля, — и их тоже приходилось завозить из США.

Значение американской помощи сегодня оценивают по-разному — к сожалению, и с одной, и с другой стороны океана исследованиям мешает идеология. «Ленд-лиз для СССР» — попытка объективно разобраться в реальной ситуации.

Быстрова анализирует, как формировались поставки по ленд-лизу, как осуществлялась логистика погрузок в США, как доставлялся груз, что именно поставлялось в СССР, как и где работала правительственная Закупочная комиссия СССР в Америке, как была организована повседневная жизнь советских инженеров в США во время войны. Книга обращает внимание и на то, как ленд-лиз повлиял на американскою экономику и советские технологии. Массовый завоз иностранной техники и материалов не мог не дать определенный импульс отечественной инженерной мысли.

В результате читатель может прийти к совершенно неожиданным заключениям: возможно, ленд-лиз мог стать началом куда более значительной помощи, аналогом плана Маршалла по отношению к СССР.

При этом Еремин обратил внимание опять-таки на «Недостатки нашей воспитательной работы» и рассказал поучительную историю о работе американских спецслужб: «Соответствующие органы американской разведки работают очень умело и различными методами для того, чтобы обработать наших людей. Например, в Чикаго был создан специальный пункт по „обработке” наших людей. Наших людей так встречали, предоставляли им бесплатно гостиницу, автомобили, приглашали на обеды и все это некоторым нашим людям казалось, что американцы делают из чувства дружбы с Советским Союзом.

Больше того, некоторые из наших товарищей, даже из Вашингтона и Нью-Йорка, обращались с просьбами в Чикаго к американским представителям о забронировании номера в гостинице, или достать билет на такой-то поезд — и все эти „дружеские” лица охотно выполняли просьбы наших людей, бронировали им номера, закупали билеты и пр. и пр».

Владислав Аксенов. Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции (1914–1918). М.: Новое литературное обозрение, 2020. Содержание

Владислав Бэнович Аксенов — старший научный сотрудник ИРИ РАН, автор монументального труда, посвященного трансформации российского общества в период Первой мировой войны и революции.

В России и СССР написаны десятки тысяч книг об указанном в заглавии периоде отечественной истории, в последние четыре года в связи с юбилеем Февральской и Октябрьской революций были написаны и изданы еще сотни. Однако «Слухи, образы, эмоции» следует выделить из этого множества.

Читателя не должно смутить название книги — перед нами не сборник исторических анекдотов и слухов, притворяющийся антропологическим исследованием. Историк предлагает концепцию трансформации общественного сознания, показывает, как формировались социальные и политические изменения, в свою очередь порождавшие новые перемены.

Из книги Владислава Аксенова становится ясно, что в конце архаического романовского правления государственно-общественная попытка организовать новый патриотический подъем строилась на совершенно негодной основе. На первом этапе войны подобный «синтез» давал определенные результаты, но в дальнейшем привел к совершенно неожиданному эффекту. Коктейль из исторического самодержавного сбитня и буржуазного вина вызвал тяжелое социальное похмелье. Построение идеологии на неработающих, надоевших образах привело к тому, что слухи и обрывки исторических мифов для людей в тылу и на фронте стали более важным и понятным источником информации, чем официальная пропаганда. Эмоции, а не рациональное знание стали влиять на общество. В результате, по мнению Аксенова, в начале века в России победило иррациональное эмоциональное сознание.

Так как слухи о «протопоповских пулеметах» заняли прочное место в памяти участников февральских событий, образованная 5 марта «Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств» занялась сбором сведений о преступлениях городовых в февральские дни, однако никаких доказательств найдено не было. В показаниях допрошенных Чрезвычайной следственной комиссией относительно пулеметов существенных расхождений не было: никто не подтвердил использование полицией пулеметов, при этом выяснилось, что все подозреваемые узнали о пулеметах из газет или слухов. Так, бывший председатель Совета министров кн. Н. Д. Голицын на вопрос о пулеметах ответил, что о пулеметах узнал только после того, как молва разнесла этот слух, на вопрос, кто стрелял, сказал: «Молва городская была, что полиция». Парадоксально, что слухи настолько захватили массовое сознание, прочно обосновались в качестве источника информации накануне революции, что мало кто из допрошенных, узнавших о пулеметной стрельбе из слухов, сомневался в достоверности этих сведений.

(С более обширным фрагментом книги можно ознакомиться на «Горьком».)