Виктор Герман. Серые люди. М.: Based Press, 2022. Перевод с английского Дмитрия Турко
«Меня зовут Виктор Герман. Я единственный, кто остался в живых из более чем трехсот американцев, отправившихся в Россию в 30-х годах, чтобы строить автомобильный завод» — так начинается это крохотная книга. Автор, сын участника революции 1905 года и убежденный коммунист, провел в России сорок пять лет, из них восемнадцать — в лагерях, куда попал по обвинению в шпионаже. Это произошло после того, как советское правительство разорвало соглашение с компанией Ford и все участники американской артели, строившей ГАЗ, оказались брошенными на произвол недоброй судьбы. Ценой неимоверных усилий Герману удалось не только выжить, но и вернуться на родину ради одной цели — рассказать о своем опыте.
Читать об этом невыносимо примерно в той же степени, как в наши дни смотреть кадры из Мариуполя. Некоторые сцены вроде описания изнасилований зэчек надзирательскими овчарками разум воспринимать отказывается. От этой информации можно укрыться допущением, что она получена из рук недобросовестной информаторки, но даже больше поражает свидетельство рутинной абсурдности, с которой репрессивная машина перемалывала жизни людей (cм. обстоятельства второй ссылки Германа).
Отдельный интерес представляет судьба книг писателя у него на родине. Герман рассказывает о проблемах, с которыми он столкнулся при издании и распространении «Серых людей», и в этих сложностях и странных совпадениях он усматривает руку КГБ.
«Когда я уже убирался, приехала пожарная машина. Бригадир с восхищением посмотрел на меня и сказал: „Что бы мы делали без тебя?“ <...> Женщина, которая убежала прочь, когда пожар начался, присвоила заслугу себе. Директор получил орден Ленина. А меня отправили назад в лагерь в штрафную бригаду.
Логика? Какая здесь может быть логика».
Франсин Хирш. Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Перевод с английского Роберта Ибатуллина. Содержание
Выдающаяся работа по национальной политике СССР, наконец переведенная на русский язык. Национальный вопрос, указывает американская исследовательница, был для советского государства наиважнейшим, особенно в первые годы его существования. Опираясь на идеи Маркса и Ленина, руководители СССР придерживались гибридного взгляда на нации, и взгляд этот выходил за рамки привычной ныне оппозиции эссенциализм/конструктивизм. Для советских руководителей нации были «примордиальной» сущностью, которую тем не менее можно формировать с помощью государственной политики.
Зачем это требовалось? Большевикам досталась колоссальная территория, населенная сообществами на крайне несхожих стадиях исторического развития. Революционеры ставили своей целью привести всех в коммунистическое постнациональное состояние, для чего нужно было ускоренно пройти все этапы национального строительства.
Книга Хирш о том, что «глазами» государства были исследователи-этнографы, а их оптическими приборами служили переписи, картографирование и создание музейных коллекций. Сложные взаимоотношения знания и управления составляют основную интригу этого выдающегося труда.
«Этнографы ИАЭ приступили к работе, держа на языке фразу „нации, национальные группы и народности“, а в уме число 60».
Всех интересующихся вопросами истории российской и советской этнографии отсылаем к интереснейшему интервью историка Сергея Алымова.
Джон Хиггс. Все страньше и страньше. Как теория относительности, рок-н-ролл и научная фантастика определили XX век. М.: Индивидуум, 2022. Перевод с английского Николая Мезина. Содержание
Публицист и историк культуры предпринимает попытку наметить логику XX века, «самого безумного века в истории человечества», через авторскую подборку идей и событий. Не то чтобы сенсационная затея, но Хиггс реализует ее остроумно и местами изящно.
Некоторые пункты — вроде теории относительности, концепции бессознательного или работ Дюшана — кажутся самоочевидными. Но мастерство автора заключается не в проламывании очевидностей, а в хорошем подборе сюжетов и демонстрации внутренних связей между явлениями. Хиггс убедительно показывает, как теория относительности может способствовать тяготению модернистской оптики к размножению точек зрения, а вытеснение ЛСД кокаином — перекликаться с ростом популярности Кроули и Айн Рэнд в американской поп-культуре.
Идеалистические выводы Хиггса выглядят прекраснодушно и натянуто («цифровое поколение не собирается натягивать смирительные рубашки индивидуализма»), но его предприятие в целом не теряет смысла хотя бы потому, что XX век, похоже, оказался совсем не таким коротким, как казалось старику Хобсбауму.
«Обнаружив фракталы на своем компьютере, Мандельброт обратил внимание на окружающий мир и убедился, что он фрактален. Фракталы нашлись в клубах облаков и завитках сигаретного дыма. В ветвях деревьев и форме листьев. В снежинках и кристаллах льда, в форме человеческих легких. Они описывали ветвление кровеносных сосудов и русла рек».
Вера Мильчина. Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Содержание
Эту книгу мы рекомендуем нашим читателям с особым энтузиазмом, поскольку начало ей было положено непосредственно «Горьким». Летом прошлого года мы предложили нашему постоянному автору Юрию Куликову сделать с не нуждающейся в особом представлении Верой Мильчиной книжно-биографическое интервью. Вера Аркадьевна предпочла отвечать на вопросы письменно и рассказала довольно много смешного и интересного, поэтому материал получился объемный, был выпущен в двух частях (1, 2) и, конечно же, пришелся по вкусу нашим взыскательным читателям. Затем Веру Аркадьевну убедили не останавливаться на достигнутом и написать книжку воспоминаний, которая уже появилась на прилавках книжных.
Классическими мемуарами «мемуаразмы» назвать сложно, скорее это тематически организованное собрание забавных, но содержательных историй из жизни, которые посвящены главным образом книгам, работе (то есть тоже книгам) и коллегам (то есть тем, кто пишет книги или о книгах). Легкий нрав и остроумие Веры Аркадьевны замечательны, и не менее замечательно то, сколько она успела сделать для отечественной книжной культуры за примерно полвека — а именно, кучу переводов (Бальзак, Шатобриан, Гюго и т. д.), комментированных изданий (Астольф де Кюстин и т. д.) и собственных сочинений («Париж в 1814–1848 годах: повседневная жизнь», «„Французы полезные и вредные“: надзор за иностранцами в России при Николае I» и т. д.). Заметим кстати, что у Мильчиных сложилась настоящая книжная династия: отец Веры Аркадьевны, Аркадий Эммануилович, был крупнейшим знатоком и систематизатором издательского дела, а сын Константин — один из самых ярких современных книжных критиков и наш бывший главный редактор. Не каждый может таким похвастаться.
Наконец, чтобы не заканчивать славословиями, поделюсь собственным небольшим мемуаразмом. Однажды один мой приятель, принявший за чистую монету чьи-то досужие домыслы, решил просветить какое-то третье лицо относительно семейного положения тогда еще здравствовавшего Умберто Эко.
— Он, между прочим, женат на Елене Костюкович, которая его книги на русский переводит, — с важным видом и наставительным тоном заявил мой приятель.
На его беду свидетельницей этого разговора совершенно случайно оказалась Вера Аркадьевна. Явно впечатленная услышанным, она не удержалась и проронила:
— Ничего себе, пожалуй, надо рассказать об этом самой Елене Александровне.
«Французская фигура»
Продавщица в московском магазине одежды говорит мне: „Вам хорошо! У вас французская фигура“. Что может быть приятнее для женщины вообще и для переводчицы с французского в частности? Увы, из дальнейшего разговора выяснилось, что в понимании продавщицы французская фигура — это когда можно хоть как-то отличить талию от бедер. А уж если совсем нельзя — тогда нет, не французская».