Новый роман Андрея Геласимова «Роза ветров» выходит в свет в непростое время; впрочем, какие времена в России можно назвать простыми, были ли они вообще — вопрос дискуссионный. Народное воодушевление от возвращения Крыма, названного частью элит аннексией, постепенно спадает на фоне затянувшейся экономической депрессии и непонятной ситуации с непризнанными республиками Донбасса. Технологии гибридной войны, в которых, по существу, нет ничего нового, но которые могут быть поданы — и подаются — то как героизм одиночек, то как бандитское злодейство, тоже вносят сумятицу в умы. В этом ключе книга Геласимова, посвященная присоединению Приамурья к Российской империи в середине XIX века тоже в результате сложной комбинации геополитических и аппаратных игр и героически-авантюрного подвижничества рядовых патриотов, звучит, разумеется, и как политическое высказывание, и как развернутая метафора русской жизни и государственного, да и общественного устройства. Квинтэссенция истории — эпизод основания в 1850 году главным героем романа Геннадием Невельским Николаевского поста в устье Амура. Сделано это было без высочайшей санкции, на свой страх и риск, исходя из интересов страны, и по законам империи грозило капитану и его людям разжалованием и каторгой, на чем и настаивал созданный для разбора поступка Невельского Особый комитет. Резолюция Николая I, впрочем, оказалась иной: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен».
Сюжет со всеми его перипетиями поистине завораживает, и стоит, наверное, поздравить нас с тем, что наконец-то нашелся автор, решившийся познакомить с ним широкого читателя. Плохие же новости заключаются в том, что при всем уважении к писателю, литературным событием «Розу ветров» назвать трудно.
Сибиряка Андрея Геласимова, с начала нулевых живущего в Москве, можно, пожалуй, счесть образцом успешного современного писателя в России, настолько характерен его творческий путь и личная стратегия. Интеллектуал академического толка, человек с двумя образованиями — филологическим и режиссерским, кандидат наук (диссертация по Оскару Уайльду), стажировавшийся в Великобритании. И в то же время он автор десятка широко прочитанных романов, лауреат ряда премий, активно работающий для кино — так, помимо нескольких экранизаций собственных произведений, Геласимову был первоначально заказан сценарий нашумевшей «Матильды», который не был поставлен Алексеем Учителем и права на который сейчас принадлежат О. Н. Куликовской-Романовой.
В числе своих литературных учителей Геласимов называет Фолкнера и Сола Беллоу, при этом отыскать в его сочинениях языковой шторм жителя Йокнапатофы или тяжеловесную рефлексию великого троцкиста будет непросто. Геласимов мало того что последовательный приверженец ясного и даже несколько облегченного стиля, но и интуитивно выбирает темы, находящиеся на острие читательского интереса и востребованности у издателей и киношников. Внимание последних, как известно, не в последнюю очередь позволяет современному писателю не просто существовать, а иногда существовать неплохо, посвящая время столь необходимому для общественно значимой прозы сбору материала, затем — многомесячной кабинетной работе. Этот фактор породил такой феномен нынешней русской литературы, как «роман под экранизацию», — книгу-локомотив, написанную с прицелом на покупку прав, которая затем «протащит» автора по нескольким карьерным ступеням, позволит ему не выпасть из обоймы и, возможно, даже выкроить время на написание чего-нибудь по-настоящему «литературного». Практика, насыщающая довольно приличным творческим продуктом сразу оба рынка — книжный и телевизионно-кинематографический, имеет, впрочем, и свои теневые стороны: годами выпекая подобные романы-сценарии, имеющие в основе хорошую историю, богатые фактурой, но неизбежно незамысловатые драматургически и стилистически облегченные, автор, даже будучи искушен профессионально и по-настоящему захвачен новым замыслом, рискует встать на привычные рельсы и вместо этапной вещи выдать очередную «старую песню о главном». Похоже, что-то подобное случилось с новой книгой Геласимова.
В интервью Андрей Валерьевич рассказывал, что сюжет о двух первых амурских экспедициях на тот момент капитан-лейтенанта Геннадия Невельского и авантюрном присоединении Приамурья к Российской империи настолько увлек его, что писатель закупился крупой и макаронами и полтора года по расписанию садился за свой opus magnum. История, выбранная Геласимовым, безо всяких скидок поразительна и, не исключено, таит в себе один из ключей к тому, как уже несколько столетий происходят в России удивительные и дерзкие свершения и почему, собственно, при всех родовых пороках государственности страна по сию пору не только не накрылась медным тазом, но продолжает существовать и даже прогрессировать, в описываемую эпоху еще и неуклонно расширяясь. Явно осознавая этот потенциал, автор уделяет большое внимание подготовке первой экспедиции Невельского, проходящей в обстановке аппаратных игр, а то и прямого саботажа высших сановников империи и чинов из Российско-американской компании (вот тебе и сращение госаппарата с крупным бизнесом), которому противостоят жертвенная одержимость и упрямство главного героя и его товарищей.
Геласимов довольно убедительно показывает тайные пружины государственного механизма и столкновение интересов различных чиновничьих групп, связанных с теми или иными деловыми кругами — как российскими, так и, как сказали бы сейчас, транснациональными. Что касается собственно морских предприятий и флотской жизни, то читатель легко следует за автором по волнам его воображения, и лишь самые памятливые будут слегка обескуражены то и дело встречающимися прямыми заимствованиями из гончаровского «Фрегата „Паллада”»: эпизод со сходом императорского фрегата с курса к сигналящей лодке, оказавшейся рыбацкой, и последующим орошением незадачливых продавцов трески душем из брандспойтов или рискованный момент с иностранным купеческим судном, едва не вошедшим в наш борт по причине усталости вахтенного на «торговце». Полагаю, это не единственные примеры популярного постмодернизма Геласимова, некоторые из них наверняка оказались для меня скрытыми по причине забывчивости или незнакомства с другими источниками вдохновения автора. Подобное повторное введение в строй классических текстов не предосудительно, но хотелось бы, чтобы оно производилось с большим, что ли, изяществом.
Основной же вопрос к роману можно сформулировать с помощью русской пословицы про досадное несоответствие масштаба замысла его исполнению. Чрезвычайно подробно описав сборы, постройку судна, а также первые этапы плавания, где-то на второй трети истории автор будто сдувается, бросает штурвал вместе с несколькими чрезвычайно любопытными линиями и переходит к яркому, но явно преждевременному финалу с последующим эпилогом. Как на уровне осмысления сюжета и его формального воплощения в драматургии и языке, так и попросту на длинной дистанции этого плавания Геласимову как будто не хватает то ли дыхания, то ли писательской выдержки, то ли взятых с собою припасов — пресная вода и запас круп и солонины внезапно подходят к преждевременному и досадному концу вместе с романом.
И тут мы возвращаемся к описанной в первой части данной заметки реальности современного литературного производства, которая не подразумевает ни экономической целесообразности, ни даже самой бытовой возможности создания по-настоящему крупного и качественного литературного текста, текста-события. Для которого в нынешней ситуации нужны — ни много ни мало — темперамент и упорная воля галасимовского протагониста, капитан-лейтенанта Невельского, готового терпеть многочисленные лишения и подвергать жизнь серьезной опасности. Вот и получается на выходе нормального качества жанровый роман с реминисценциями из русской классической литературы, чтение для юношества с хорошими перспективами экранизации. Что, по существу, тоже неплохо — лучше, чем ничего, но свой флаг в устье Амура автору, к сожалению, водрузить не удалось: потонул где-то у берегов Сахалина, напрасно старушка ждет сына домой.
Про старушку-мать, кстати, тоже досадно получилось: мать Невельского судили за жестокое обращение с крепостными; эта линия у Геласимова чрезвычайно интересно начата, но опять же брошена как непосильный груз. Если бы с таким энтузиазмом наши предки осваивали Дальний Восток — боюсь, сбылись бы мечты капиталистов Русско-американской компании и был бы он гибридным, британско-японско-китайским: ни тебе Николаевска-на-Амуре, ни Владивостока, ни дальневосточного текста русской литературы. Теперь одна надежда на то, что хоть киношники не оплошают и сделают по «Розе ветров» хороший фильм или сериал, а не как про Троцкого к столетию революции.