Паскаль Брюкнер. Недолговечная вечность: философия долголетия. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2021. Перевод с французского Полины Дроздовой. Содержание
Древние греки считали старость болезнью, Бальзак высмеивал пороки стариков, а Хуан Монтальво назвал старость островом, окруженным смертью. Двадцатый век возвел молодость в культ, быть стариком стало просто неприлично. Молодость современна, гибка, полна сил и любознательности, а еще социальна, что в эпоху масс есть решающее преимущество. Напротив, старость консервативна, косна, деятельность и желания утомляют ее, и она одинока. Так что же, «какая боль, какая боль, молодость — старость 5:0»? С этим не согласен французский философ и писатель Паскаль Брюкнер, которому в 2019 году исполнилось семьдесят. Он решил вступиться за всех, «кому за пятьдесят», и написать своего рода апологию старости. Забегая вперед, скажем, что получилось не очень.
Брюкнер у себя на родине — фигура заметная. Принадлежал к «новым философам», преподавал в парижском Институте политических исследований, который готовит интеллектуальную элиту для органов государственного управления Франции. У нас Брюкнер известен по переводам нескольких романов (среди которых «Горькая луна» даже экранизирована Романом Полански) и таких книг размышлений, как «Вечная эйфория. Эссе о принудительном счастье», «Тирания покаяния. Эссе о западном мазохизме» и «Парадокс любви». В них автор прослеживает историю соответствующих понятий и критикует современное общество, которое часто навязывает нам извращенные и неподлинные способы их выражения. «Недолговечная вечность» выстроена сходным образом.
Сначала Брюкнер обращает внимание на непреложный статистический факт: продолжительность жизни в наше время увеличилась на несколько десятков лет по сравнению с прошлыми веками. «В 1750 году лишь от 7 до 8 % французского населения могло отпраздновать 60-летний юбилей». Сегодня любой новорожденный имеет высокие шансы дожить до ста. Впечатляющие успехи медицины сделали нас не просто долгожителями, но активными долгожителями — теми, кто продолжает жить полноценной жизнью. После пятидесяти, пишет Брюкнер, когда прежние поколения уже ощущали дыхание могилы и готовились сойти в нее, нам, нынешним, вдруг дается солидная отсрочка. «Между зрелыми и пожилыми людьми появляется новая возрастная категория, поколение „seniors”: они еще находятся в хорошей физической форме, а по уровню обеспеченности часто опережают другие слои населения». У них, как и у молодых, многое оказывается впереди: новый брак, путешествия, учеба, развлечения. И это не счастливый удел немногих, но «будущее большей части человечества».
Брюкнер решительно против того, чтобы «новые старики» каким-либо образом были вычеркнуты из жизни. «Настоящей катастрофой» и «кошмаром обязательной праздности» называет он выход целого поколения на пенсию и призывает позволить «сеньорам» работать столько, сколько они захотят. Вопрос о конкуренции с молодыми автор как-то обходит стороной. Видимо, он считает, что в трудовое урегулирование должны прямо вмешаться правительство и общественное мнение — даже в ущерб экономическим реалиям. Вообще, в представлении Брюкнера, сеньоры — это чуть ли не новые титаны, единственные из возрастов, способные взять от жизни все. Молодость не обладает достаточным опытом, суетлива и неуравновешенна, зрелость обременена долгами — себе и близким, лишь к старости мы избавляемся от этих «недостатков». Память прошлого — наше неуничтожимое «богатство» — служит своего рода аперитивом к настоящему, позволяя полнее ощущать каждое оставшееся мгновение бытия.
Местами книга превращается в манифест, а рассуждения автора — в лозунги и заклинания. Вот в чем, по мысли Брюкнера, состоит «секрет счастливой старости»:
«Максимально долго сохранять все свои увлечения, проявлять все свои способности, не пренебрегать ни одним наслаждением, не отказывать себе в удовлетворении малейшего любопытства, ставить перед собой невыполнимые задачи, вплоть до последнего дня продолжать любить, работать, путешествовать, быть открытым миру и окружающим. Одним словом, испытывать пределы своих возможностей».
А вот его императив «второго детства»:
«Будьте такими, как в первые годы жизни, ломайте рамки своего старого „я”, погружайте его в очистительные ванны, смывая с него пыль. Старейте, но не позволяйте стареть своему сердцу, сохраняйте интерес к миру и вкус к жизни, к ее удовольствиям, избегайте двойной ловушки тревожного самокопания и усталого разочарования. В жизни нам дано как минимум два детства, вне зависимости от возраста: первое заканчивается, когда наступает отрочество, другое сохраняется и во взрослом возрасте, нас озаряют его пламенные проявления, но оно бежит от нас, как только мы пытаемся удержать его или по-обезьяньи копировать. Вновь стать ребенком вовсе не значит „впасть в детство”, но скорее вновь обрести чистоту и искренность души, пройти через благотворные перемены, которые напитают нас новой кровью».
В итоге Брюкнер советует старикам вне зависимости от их возраста «жить на пределе физических, интеллектуальных и любовных возможностей» — опасный в общем-то совет, особенно если воспринять его буквально. Однако автор именно что буквально его и принимает, откровенно сообщая, что сам ведет себя так: «от души смеяться, от души есть и пить, много любить, курить сигары, не отказывать себе ни в чем. Это именно то, чем занимаюсь я сам, а чувствую я себя все хуже и хуже». Кто б сомневался! И дело даже не в том, что у нашего тела есть естественный ресурс и износ — допустим, что возможности медицины беспредельны. Проблема в другом: «второе детство» Брюкнера мало чем отличается от детства первого, причем если первое детство не знает иного отношения к жизни, кроме первоначального, потребительски-гедонистического, то второе — не хочет иного. Даже для тех, кто откровенно пресытился подобными отношениями, кто, пускай бессознательно, готов выйти за их пределы, у Брюкнера нет альтернативы. «Что же остается делать, когда нам кажется, что мы уже все видели и все знаем о жизни? Опять и опять начинать все сначала».
На ум приходят хрестоматийные римские пиры, где гости с помощью птичьего пера вызывали рвоту, чтобы опорожнить набитый желудок и вновь приступить к обжорству. И что в конце? Автор сам признает неравновесность ситуации: если первое детство завершается зрелостью, которая как-то оправдывает его, детства, гедонизм, то второе обрывается в никуда. Что может осветить это жуткое падение? По мнению Брюкнера, только «последний всполох любви и самозабвения». Поскольку же чуть ранее автор призывал «приумножать число возлюбленных, увенчанных коронами седых волос», на смертном одре «новым старикам» предлагается быть окруженными не детьми или учениками, а старушками-любовницами. Мольер бы сочинил неплохую комедию.
Ярче всего тот факт, что Брюкнер во что бы то ни стало хочет остаться в пределах «человеческого, слишком человеческого», посвятив себя до последнего вздоха курению сигар и волочению за женщинами, подтверждает его отношение к бессмертию. Казалось бы, продление старости не может иметь искусственного предела, за которым все сказали бы: хватит! Попылили, довольно! К тому же сам автор мечтательно сетует на то, «какое несчастье иметь только одну жизнь, одно тело, одну личность, принадлежать только к одному полу, вместо того чтобы вмещать в себе целое множество, иметь возможность по своему желанию воплощаться в тысячах вероятных судеб». Это же программа трансгуманиста! Но Брюкнер скептически относится к радикальному продлению жизни, предпочитая старомодные аргументы о невыносимости вечного существования и чуде мимолетного бытия. И понятно почему. Ведь бессмертный, даже формально, — качественно новый человек, в каком-то смысле уже сверхчеловек, оценивающий себя и свою жизнь sub specie aeternitatis. Бессмертие — это скорее вторая зрелость, чем второе детство. Тут совсем другие перспективы и настроения, нежели банальное carpe diem. Кстати, впечатляющим воплощением этих идей и продуманным ответом на свифтовских струльдбругов, к которым апеллирует Брюкнер, служит монументальная драма Бернарда Шоу «Назад к Мафусаилу». Но ей, конечно, места в «Недолговечной вечности» не нашлось.
Таким образом, небольшая книжка Паскаля Брюкнера — образчик хорошо написанного, но философски поверхностного эссе. Пытаясь осмыслить человеческую старость как «второе детство», автор закрывает себе путь к пониманию ее подлинного своеобразия. Культивирование страстей и гонка за удовольствиями, практикуемые молодящимся «сеньором», не могут не оставить какую-то часть души неудовлетворенной. Проще говоря, это всегда топтание на месте, каким бы временем мы ни располагали. Между тем тайна продленной старости остается нераскрытой. Почему она именно сейчас дана нам? Почему прошлым поколениям хватало куда меньшего срока? И на что его хватало? Не на то ли, чтобы подготовиться к некоему преображению, преобразованию наличного человеческого состояния? Если так, продленная старость — настоящий подарок судьбы, позволяющий нам продвинуться много дальше своих предшественников. Куда? Брюкнер прав: разумеется, к вечности. Только уже к той, что никак нельзя назвать «недолговечной».