Энтони Дэвид. Глядя в бездну. Заметки нейропсихиатра о душевных расстройствах. М.: АСТ; Corpus, 2021. Перевод с английского Анастасии Бродоцкой. Содержание
1. Нейрофизиология вызывает слишком много вопросов.
Современный взгляд на психические расстройства предполагает обращение к биохимии мозга, существенные изменения в которой могут приводить к серьезным заболеваниям. Этому подходу не так много лет, хотя он уже успел доказать собственную состоятельность: врачи успешно борются с различными формами болезни Паркинсона и шизофренией с помощью контроля дофамина. Однако в то же время часто встречаются клинические случаи этих заболеваний, когда психофармакология бессильна. Некоторых скептиков это заставляет называть нейромедиаторы — биохимические передатчики мозга — современным аналогом древних гуморов. То есть они на самом деле не отрицают значимость серотонина и дофамина, а лишь справедливо указывают на то, что мы не до конца понимаем механизм их работы, — значит, не должны делать поспешных выводов.
«Подобно тому как древние греки считали, что кровь и желчь определяют сангвинический и меланхолический темперамент, мы говорим о дофамине и серотонине; нас учат, что первый снабжает нас мотивацией, а второй отвечает за настроение. А есть еще и „приливы” адреналина, и „подъем” от серотонина — и многое другое».
2. Изобретение метода борьбы с болезнью Паркинсона принесло его автору Нобелевскую премию.
Первые антипсихотические вещества были открыты еще в начале 1950-х и рекламировались как успокоительные, не вызывающие сонливости. Больше всего ученых в то время привлекал нейромедиатор дофамин. Так, Арвид Карлссон, шведский фармаколог из Института здравоохранения США, установил, что химическое подавление дофамина у животных приводит к обездвиживанию, и на основании этого предположил, что болезнь Паркинсона, характерным признаком которой служит замедление движений, вероятно, также вызывается недостатком дофамина. Он оказался совершенно прав и удостоился Нобелевской премии за свое открытие. С тех пор устранение недостатка дофамина у страдающих болезнью Паркинсона — это общепринятый метод лечения болезни, прежде не подлежавшей терапии.
3. Нейромедиаторы можно сравнить с эстафетной палочкой. Но это не точно.
Информация передается по нервам в виде электрических импульсов. Их можно сравнить с бегунами, участвующими в эстафете: пробежав свой участок дистанции, электрический импульс должен вложить палочку (информацию) в руку следующего бегуна. Расстояние между двумя такими бегунами — синапс, крошечный зазор между двумя нервами. Если поток палочек движется в обычном темпе, человек ведет себя нормально, если поток прерывается или усиливается, начинаются различные отклонения. Развивая эту метафору, можно сказать, что при болезни Паркинсона не хватает бегунов, которые несли бы дофаминовую палочку, и до финиша таких палочек доходит мало, а при шизофрении у каждого бегуна палочек слишком много, поэтому процесс их передачи становится хаотичным: многие «послания» передаются дальше, чем нужно, и человеку мерещится то, чего на самом деле нет (голоса, видения, чье-то присутствие).
Учитывая эффективность методов, которую предполагало открытие механизмов работы дофамина, ученые начали считать, что шизофрения и болезнь Паркинсона — две стороны одной дофаминовой медали. Однако с течением времени им пришлось пересмотреть эту точку зрения, поскольку огромное количество эмпирических данных не вписывалось в эту стройную систему. На деле оказалось очень трудно доказать, что у всех больных шизофренией избыток дофамина. Более того, ученые стали отмечать случаи, когда у больного были одновременно и болезнь Паркинсона, и шизофрения. Надежных данных, способных разрешить эту загадку, пока нет, а контроль дофамина действительно часто помогает справиться с указанными заболеваниями. Так что вопрос остается открытым.
4. Контроль над аппетитом осуществляется благодаря сложной, но восхитительно гармоничной нервно-гуморальной программе.
Аппетит человека контролирует часть нервной системы, которую физиологи называют гомеостазом: благодаря ей организм умеет регулировать свою внутреннюю среду так, чтобы ему всегда хватало энергии. Нехватка пищи запускает выработку гормонов — в частности, холецистокинина и грелина, которые возбуждают аппетит (их еще называют орексигенные гормоны, от греческого orexis — «аппетит»), — человек ощущает голод и отправляется на поиски еды. Когда еда найдена и съедена, она запускает выработку гормонов вроде инсулина и лептина — химических вестников, которые сообщают машинному отделению мозга, гипоталамусу, что можно перестать есть (анорексигенные гормоны), и мы ощущаем сытость. В принципе, ничего сложного.
5. В нашу систему памяти встроен механизм балансировки.
Задействуя несколько областей мозга, среди которых гиппокамп, миндалевидное тело и другие органы, этот механизм регулирует степень того, насколько окружающая обстановка кажется нам знакомой. Когда допустимая погрешность слишком велика, человеку все кажется знакомым, даже если он видит это впервые в жизни — соответственно, у него возникает постоянное дежавю. Если механизм слишком строг, все кажется новым и незнакомым, поэтому человек ничего не помнит и теряется.
6. Приступы кататонии могут заставить больного почувствовать в теле ядерную бомбу.
Вообще, «кататония» — это широкий термин, охватывающий целый спектр странных особенностей моторного поведения. Для человека, впавшего в состояние кататонии, характерно отсутствие движений (или речи) и сохранение ненормальной позы, он смотрит прямо перед собой отрешенным взглядом и редко моргает. Кроме того, описаны и другие формы кататонии — когда человек сам по себе молчит, но, если услышит сказанную при нем фразу, начинает многократно ее повторять (эхолалия), либо сидит неподвижно, а затем вдруг начинает повторять только что увиденные жесты (эхопраксия). В целом кататония не самостоятельный диагноз, ее наблюдают и при шизофрении, и при тяжелых аффективных расстройствах, когда настроение у больного предельно снижено (как при ступоре) или, наоборот, предельно повышено (как при мании). Также кататония может проявляется как реакция на сильнейший стресс или межличностный конфликт.
При этом, описывая свое состояние во время приступа кататонии, больные могут приводить самые неожиданные образы. Например, один утверждал, что во время приступа ему казалось, будто у него в теле ядерная бомба, и стоит ему шевельнуть хотя бы мускулом — весь мир будет уничтожен. Другая пациентка ощутила единство с Богом и пребывала в экстазе. Но у многих больных после кататонии не остается почти никаких воспоминаний.
7. Переход с каменноугольного газа на природный спас множество потенциальных самоубийц.
Не секрет, что современная социология началась с монографии Эмиля Дюркгейма «Самоубийство», в которой он проанализировал статистику самоубийств в католических и протестантских обществах. Именно благодаря социологии, предоставляющей масштабную картину происходящего и эпидемиологическую точку зрения, возникает возможность внести практические коррективы на уровне популяции. Впрочем, порой это происходит по чистой случайности. Например, когда в 1950-е годы вместо каменноугольного газа, содержащего окись углерода, стал применяться природный газ, количество самоубийств в США постепенно снизилось — особенно среди женщин, для которых отравление газом было самым частым методом сведения счетов с жизнью. Иными словами, достаточно было перейти на другое топливо, чтобы общее число самоубийств резко сократилось. Кроме того, сработало отсутствие «альтернативного метода»: лишившись возможности совершить суицид с помощью газа, люди в большинстве своем не стали обдумывать другие варианты.
8. Момент узнавания можно зарегистрировать с помощью приборов.
Дело в том, что узнавание — процесс эмоционально заряженный. Вместе с эмоциями в момент узнавания у человека возникает физическая реакция, особенно если предмет или другой человек в прошлом оставили у него яркое впечатление. И эту реакцию вполне можно зарегистрировать в лаборатории. Речь идет о кожно-гальванической реакции — крошечном повышении потоотделения, из-за которого увеличивается электрическая проводимость кожи. К слову, на этом принципе строится работа детектора лжи.
9. В периоды мании — резкого и крайне интенсивного повышения настроения — человек редко бывает счастлив.
Как правило, если человек страдает от депрессии, приступы ярких проявлений недуга перемежаются периодами нормального настроения (эутимии). Порой настроение резко повышается. Когда такие перепады становятся экстремальными, их называют манией: возникает отрыв от реальности, при котором колебания настроения вызывают бред и галлюцинации: например, человек может начать считать, что он сказочно богат или обладает сверхспособностями, что он гений или супергерой; иногда больной слышит ангельский хор, музыку сфер, глас Божий. При этом человек в приступе мании ощущает прилив безудержной энергии и может сутками обходиться без сна (но в конце концов валится с ног от усталости).
Подобно тому, как депрессия уводит человека за пределы знакомого ландшафта печали в совершенно другие края, куда более темные и холодные, мания и гипомания (название для более «быстрых» случаев мании) выводят человека за границы нормальной радости и счастья туда, где нет ничего постоянного и все быстро меняется. Человека в таком состояние преследует нетерпение, мания словно говорит ему: «Я хочу всего сразу и немедленно». На данный момент мания не очень хорошо изучена, но совершенно определенно можно сказать, что она мало похожа на счастье — скорее на взвинченность — и стоит за многими межличностными и психиатрическими нарушениями.
10. Перелет из США в Великобританию вызывает гипоманиакальное расстройство чаще, чем перелет из Великобритании в США.
Многие человеческие циклы циркадны, то есть связаны со сменой дня и ночи. Подобные циклы обеспечиваются сложной системой гормональных и нейрофизиологических факторов. Нарушение этих циклов порой очень сильно влияет на самочувствие и настроение человека. Причинами нарушения могут стать, например, работа в ночную смену или перелет между часовыми поясами. Порой это служит поводом к биполярному расстройству у тех людей, которые к этому склонны. Например, отмечается, что перелет из США в Великобританию часто провоцирует гипоманиакальные эпизоды, а вот в обратном направлении — нет.