Павел Полян. «Если только буду жив...». 12 дневников военных лет. СПб: Нестор-История, 2021. Содержание
Историк, географ и филолог Павел Полян посвятил много лет поиску и публикации эго-документов и обобщает этот опыт в 1000-страничном издании. Как подчеркивает составитель, это не только книга дневников, но и книга о дневниках. Их авторы — участники Великой Отечественной, которые образуют отнюдь не исчерпывающую, но представительную типологию человеческих «соприкосновений» с войной. Здесь и те, кто ходил под пулями в действующей армии, — красноармеец-штрафник и начальник-особист, и те, кто попал в плен, — некоторые так и не увидели освобождения, и те, кто пережил оккупацию, — в том числе узница гетто, и коллаборационист-эмигрант, и несколько угнанных на работы в Германию.
Истории этих людей типичны — и в этом смысле сборник важен для архивистов и историков, но за каждым из дневников стоит «сильнейшая внутренняя потребность в их заведении и ведении», — и следует предположить, что эта потребность была уникальной для каждого и каждой, будь то велеречивая остовка Шура Михалева или суховато-пунктирный штрафник Александр Контарев.
Трудно представить читателя-неспециалиста, который станет осваивать этот том последовательно, от корки до корки. Но для точечных погружений в какофонию войны сборник подходит. В качестве заключения издание содержит интересные замечания о дневниковедении и эго-документах в целом.
«1 февраля 1945. Жизнь по-старому, в наземном аду, только без смолы. Измор плановым путем продолжается. Обнаружено людоедство».
Елена Ржевская. От дома до фронта. М.: Книжники, 2021
Издательство «Книжники» продолжает переиздавать наследие писательницы Елены Ржевской (1919—2017). Урожденная Каган, она взяла псевдоним от имени города, под которым попала на фронт — в 1942 году, имея за плечами Московский институт философии, литературы и истории и курсы военных переводчиков. Служа переводчицей в разведке, Ржевская дошла до Берлина, где работала в составе группы, которая занималась опознанием тела Гитлера. Тогда же, в мае 1945-го, в руинах рейхсканцелярии она обнаружила личные записи Геббельса. Эти события и документы легли в основу книг, которые сделали писательницу знаменитой, — «Берлин. Май 1945» и «Геббельс. Портрет на фоне дневника»; обе переизданы в 2020-м.
В новый том вошли две автобиографические повести, «От дома до фронта» и «Февраль — кривые дороги», написанные в 1960–1970-х. Они рассказывают о том, как начался военный путь Елены Моисеевны — событиях под Ржевом; один из самых драматичных и напряженных эпизодов войны описан с характерной, несколько театральной эмоциональностью. Людей, не чуждых переводческой проблематики, могут заинтересовать рефлексии об особом статусе переводчика на войне, которые служат лейтмотивом текстов Ржевской.
«Наконец мы вошли на улицу деревни Займище и сразу попали в какое-то движение, голоса.
— Переводчика!
Кажется, были и другие возгласы, но до меня донесся только этот: „Переводчика!” Он угодил мне под ложечку, и нервно, тревожно заныло в окоченевшем, тупом теле.
Ведь это я — переводчик.
Семнадцать немцев! Семнадцать пленных! Семнадцать фрицев во главе со своим обер-лейтенантом сдались в плен. Это известие носилось по улице вместе со снегом».
Николай Пузырев. Военнопленные генералы. М.: Новый хронограф, 2020. Содержание
После того как под Сталинградом в плен попали фельдмаршал Паулюс и 22 генерала его штаба, советское руководство приняло решение использовать ценных узников для антифашистской борьбы. Пленных разместили в «генеральском» лагере Войково, где начальником оперативного отдела служил Николай Иванович Пузырев (1910—1981). Этот человек, поднявшийся до руководящих чинов НКВД с самых низов, получил новое назначение после годовой реабилитации — он оказался среди немногих солдат и офицеров 2-й ударной армии, которые выжили под Мясным бором.
Именно Пузырев заведовал реализацией планов «обработки» немецкого генералитета, которые утверждались на высшем уровне. В бывшей барской усадьбе с офицерами вели беседы о литературе, искусстве и истории Германии, о новостях с фронтов — все в доброжелательной обстановке, на прогулках и за чаепитиями. Пузырев сам активно участвовал в этих разговорах. В итоге пленные приходили к выводу, что гибель их родины в случае, если Гитлер останется у власти, неминуема, и соглашались включиться в деятельность Союза Немецких офицеров и Национального комитета «Свободная Германия».
Об этом опыте Пузырев оставил уникальные воспоминания. Они были закончены в 1977-м, но изданы только сейчас. Этот драматичный текст описывает сложную лагерную реальность. В свои лучшие моменты она напоминает запись партии в психологические шахматы, где белые фигуры постепенно подводят черных к пониманию того, что то, что они знают, — ложь.
«Пользуясь шумной активностью в зале, я, не торопясь, направился к выходу. Паулюс, сыграв на опережение, встретил меня в коридоре, чтобы проводить до выхода из корпуса. Поравнявшись с комнатой, в которой проживал, он попросил зайти на минутку. Вначале он спросил совета, как лучше содействовать миссии комитета. Я ответил: „По совести”».
Илья Миксон. Жила, была. Историческое повествование о Тане Савичевой. СПб: Детское время, 2020
Девять строчек блокадного дневника 11-летней Татьяны Николаевны Савичевой — один из главных антивоенных текстов человечества. В 1991 году издательство «Детская литература» выпустило повесть Ильи Миксона (1923—1991) о семье Савичевых, написанную для детей и подростков. Писатель-фронтовик реконструирует то, что происходило до, между и после страшных строчек, которые предваряют авторский текст.
Из повести рождается образ большой семьи «лишенца»: читателю придется прожить несколько месяцев с людьми, которые вместе с тысячами таких же ленинградцев страдали, надеялись и гибли в противостоянии с рукотворной смертью. Вопреки расхожему мнению и словам самой Тани, погибли не все Савичевы — книга написана при участии ее сестры, Нины Савичевой, которая дожила до 2013 года и предоставила фотографии из семейного архива.
Первое за 30 лет переиздание дополнено редкими снимками, которых нет в тексте 1991 года — в частности фото Савичевой со школьным классом. Как и в оригинале, книга проиллюстрирована работами художника Александра Траугота, но репродукции рисунков (к сожалению, черно-белые), которые он сделал в 11-летнем возрасте в блокадном Ленинграде, приводятся впервые.
«Мама в последний раз пожалела Таню, умерла при свете дня.
Грифель с одного бока исписался, острый край деревяшки оставил след на тонком листке в буквой „М”:
Мама в 13 мая в 7.30 час утра 1942 г».
Эрих фон дем Бах-Зелевский. Дневник карателя. М.: Вече, 2020. Содержание
Книга состоит из двух частей. Первая — биографическая, из нее можно узнать о том, как выходец из семьи обедневших польских помещиков Эрих фон дем Бах-Зелевский проделал путь от 15-летнего добровольца прусской армии до руководителя СС, который командовал всеми операциями против партизан на Восточном фронте, пользуясь личным доверием Гитлера и Гиммлера.
Хотя в числе «достижений» Бах-Зелевского числятся участие в создании Освенцима, личное руководство расстрелами и руководство подавлением Варшавского восстания, ему удалось избежать Нюрнберга (хотя позднее он и был дважды судим и приговорен в 1962 году к пожизненному заключению). Как показывают биографы, причина тому — изрядная готовность идти на компромиссы; сдавшись американцам, он согласился давать показания против бывших сослуживцев и стал одним из главных свидетелей обвинения. Известно, что после выступления Баха Геринг, едва дождавшись перерыва заседания, кричал со скамьи подсудимых: «Это грязная, кровожадная свинья! Он ведь самый кровавый убийца, продающий свою душу, чтобы спасти свою вонючую шею!»
Насколько кровавым убийцей был Бах-Залевский, понять из его мемуаров, занимающих вторую часть книги, без посторонней помощи получится едва ли. Подобные пассажи скорее редкость: «При очистке минных полей около 2000–3000 жителей взлетели на воздух». Но, по счастью, тексту сопутствуют обстоятельные комментарии, которые проясняют смысл эвфемизмов вроде «умиротворение местности» или «эвакуация беловежских лесов». В целом эсэсовец пишет монотонно, сдержанно и скучно, и лишь редкие отступления от сухой фактографии позволяют догадываться, что творилось у него в душе (о проблемах с психикой и просьбах перевести на другую работу, впрочем, известно из других источников).
«Несомненно, немецкий солдат, воюя, хочет оставаться порядочным человеком. Но в каждом порядочном человеке есть силы зла».