Двенадцатый актор приходит за своим черепом

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Леонид Твердый. Набросок теории соединяющей войны. Петроград: Издательство Университета метарусских исследований, 2025. Содержание

Из печали созданы духи зла, как они говорят: Дьявол, который зовется Космократором, демоны и все остальные злые ангелы.

Нет недостатка в формах, которыми выражается основное настроение (Grundstimmung) современности, захватывающее самые разные этажи общественного воображения — от кампусов прогрессивных университетов, где производится критическое знание о реальности, до анонимных имиджбордов, служащих этому знанию тучным исследовательским полем. Это настроение мрачного удивления перед миром, в котором раз за разом происходит одновременно наиболее невероятное и наименее желательное событие: так называемый проклятый таймлайн — неуютное и перманентно ухудшающееся место, которое нам приходится обживать, готовясь к следующему зловещему повороту сюжета. Неслучайно главным зрелищем эпохи стала «Игра престолов» (и «Игра в кальмара» как ее идеологическое продолжение), обнажившая эту модель внезапного и немотивированного ухудшения положения вещей и сделавшая ее своим главным художественным приемом.

Существует масса ответов на вопрос о том, как мы здесь оказались, но один из самых, на наш взгляд, остроумных дан как раз средствами постфольклорного жанра «теории заговора» и связан с «эффектом Манделы» — аберрацией памяти, при которой хорошо нам знакомые вещи «в действительности» оказываются не такими, какими мы их помним (Жеглов никогда не говорил «Ну и рожа у тебя, Шарапов»). Анонимные исследователи связывают эпидемию «Манделы» с запуском Большого адронного коллайдера в 2008 году, с помощью которого, как предполагается, элитные группы космократов в своих интересах микшируют возможные миры, занимая таким образом место лейбницевского Бога. Следовательно, наша память о прошлом вполне реальна — мы действительно жили в мире, который помним; подложна и коррумпирована сама действительность, селекционируемая против интересов большинства. И правда, 2008 год — неплохая дата для начала конца: через несколько недель после запуска коллайдера случится финансовый кризис, в 2009 году британский философ-хонтолог Марк Фишер опубликует свой безрадостный «Капиталистический реализм», в котором диагностирует кризис коллективного воображения, а в 2011 году музыкальный журналист Саймон Рейнольдс констатирует смерть нового в музыкальной индустрии: если «раньше было лучше», как считалось, было уделом людей с почти исчерпанным хронолимитом («пожилых»), то сейчас это «раньше» стало единственным, что актуальным образом существует, а все остальное — его бесчисленные быстро обесценивающиеся деривативы.

В этой несколько гностической конструкции самой ценной оказывается интуиция об уровне, на котором происходит нежелательный сдвиг реальности: речь уже не идет о банальной политэкономии позднего капитализма, как полагают классические марксисты. Уровень поломки — самый что ни на есть онтологический, а следовательно, и войну за лучший мир нужно перенести в совершенно новую плоскость или, если угодно, в новую глубину.

«Набросок теории соединяющей войны» генерала Леонида Доримедонтовича Твердого представляет собой трактат о возможной тактике и стратегии этой войны в условиях тяжелой онтологической обстановки. Широкая общественность впервые узнала о деятельности генерала из книги «Тысяча лайков земных», переведенной с метарусского петербургским философом и одним из авторов Конституции Метароссии Михаилом Куртовым. В ней генерал был одним из множества персонажей, новая же книга дает нам возможность ознакомиться с кругом его идей и занятий гораздо подробнее.

Довольно сложно говорить о проекте Метароссии без наклеивания на него самопонятных, но ничего не проясняющих ярлыков типа theory fiction или «утопического манифеста». Скорее его правильнее уподобить фреймворку с открытым исходным кодом. Это — свободно ветвящийся и дополняемый ad hoc по мере надобности набор инструментов и библиотек, объединенных общей идеологией, из которого каждый может унести нечто ему близкое, подточив под себя, — как говорится, кто не против метарусских, тот за них.

Слово «набросок» (Entwurf), вынесенное в заглавие книги, — довольно коварное (немецкие философы изобрели набросок как средство хроно-философских отвлекающих операций) нечто, якобы предварительное, что должно быть от-брошенным (ent-worfen), но потом с неизбежностью на-брасывается, будучи изначально удержанным (нем. Hinterhalt — засада, букв. «удержанное позади»). Набросок заставляет ретроспективно переинтерпретировать весь предыдущий интеллектуальный канон — неустойчивый элемент, гарантирующий внутренний динамизм структуры, по максимуму использующий силу предварительного: такие пролегомены ко всякой метафизике, после которых уже и метафизики-то никакой толком не произвести. Для генерала Твердого, хорошо знакомого с немецкими разработками в сфере Духа, это, безусловно, не случайный ход. Речь в «Наброске...» идет о переопределении понятия войны, а еще точнее — о наведении резкости на происходящую повсеместно «войну всех человеков и нечеловеков против всех человеков и нечеловеков».

Согласно теории Твердого, война всех против всех — это не мифическое инициальное состояние человечества, от регресса в которое нас удерживает государственный Левиафан, а постоянно наличное положение вещей. Война всегда уже идет, меняются лишь ее тактики, состав сторон, поражающие средства — состояние так называемого мира, обещаемое государствами, — это перманентная империалистическая и экономическая война. Но и сами государства, несмотря на их мощный пиар в медиа, — не более чем ширмы, за которыми скрываются многочисленные зыбкие и нестабильные альянсы самых разнообразных человеческих и нечеловеческих акторов. Их пристальный анализ и является предметом интереса автора.

Плачевное состояние космоса, описанное нами в начале, в метарусской теории определяется через понятие «метазастоя», или «застоя застоя». Если хорошо известный — и активно эстетизируемый — брежневский застой представлял собой блок застывшего обездвиженного времени, внутри которого невозможно было даже поставить вопрос о его завершении (антрополог Алексей Юрчак метко обозначил подобное состояние формулой «Это было навсегда, пока не кончилось»), то новый метазастойный период обещает прекратиться в любой момент, но никак не кончится — «не может же это продолжаться вечно» — и порождает бесконечный изнуряющий маниакально-депрессивный ритм. Внутри этого ритма и происходит война всех против всех.

Мажоритарных, то есть обладающих наибольшими ресурсами для проведения своих целей в жизнь, акторов генерал насчитывает двенадцать: женщины, шииты, метарусские, дети, Годар, котики, вирусы, грибы, нейросетки, звезды, стекло и скрытый Двенадцатый актор. Каждый из акторов характеризуется прежде всего своим приоритетным модусом действия: котики переключают (например, внимание на себя), вирусы картируют, дети везде-лазают и так далее. Каждый актор находится в неизбежном зацеплении с другим — от прямого антагонизма до устойчивых коллабораций. Ставка в этой войне — контроль каузальных цепочек, право причинять:

«Война между акторами (как мажоритарными, так и миноритарными) заключается главным образом в том, что каждый из них стремится замкнуть причинно-следственные цепочки на себе, стать первой „производящей“ причиной, доказать свою первопричинность. Это война за основополагание мира, война более серьезная, чем за полагание его „подлежащего“: причина первичней субстанции, поскольку сама субстанция еще должна иметь причину, даже если это она сама (causa sui) <...> Оружием в этой войне всех против всех служат методы причинной инженерии (causal engineering) — наиболее низкоуровневого программирования и перепрограммирования реальности».

Главным фронтом этой войны оказывается так называемая повседневность, которую генерал скрупулезно фиксирует, анализируя столкновения, стратегические отступления и наступления разнообразного сущего, — именно дневниковые записи, охватившие период с августа 2021 года по май 2022-го, и составили основной массив текста. В поток дневникового повествования вмонитрованы теоретические рассуждения, прозаические фрагменты, новеллизирующие конкретные боестолкновения, фотографии, стихи, диаграммы, иллюстрирующие положение противоборствующих агентов, выдержки из переписки Твердого. Жанры тактически мимикрируют один под другой, составляя сложный монтажный ансамбль, стянутый рядом сквозных сюжетов и мотивов: наблюдение за ходом коронавирусной эпидемии, манифестация стекла как нового мажоритарного актора, попытка разобраться в таинственной природе скрытого Двенадцатого актора, каким-то образом связанного с сердцем и садами.

Список главных действующих субъектов скептическому читателю может показаться произвольным, а их отношения — игрой скучающего ума: действительно, внешняя фабула относительно бедна — герой бродит по городу, пьет пиво, смотрит кино, занимается «внутренним туризмом», посещая Калугу и Город Трех Критик, исследует тонкости стекольного производства, ругает москвичей и академию. Но событийная бедность, как это часто бывает, — рассчитанный теоретический ход: самое главное — это самое близкое, то, что настаивает на себе, обладает способностью захватить нас, отвлечь от рутины и принудить к каким-то особым отношениям с собой. Ритмы и регулярности этого сущего, его способы действовать и внутренние конфликты не исследовать никаким иным способом, кроме внимательного проживания, наблюдения за ним в его естественной среде — то есть в нашем внимании:

«в дни, когда войны нет, я ее придумываю. я, мол, придумываю ее и во все остальные дни — скажет филистер и тут же будет атакован мажоритарными или миноритарными акторами, возможно доселе неведомыми. сначала откашляйся, приди в себя от монтажного удара графическим интерфейсом, ускользни от слежки нейросетей, разглохни от детского крика, ответь женщине, а потом уже говори, кто тут что выдумывает».

Можно счесть значительное присутствие «нечеловеков» в книге данью позапрошлой интеллектуальной моде на разнообразные non-human turns, но подход Твердого к нечеловекам обладает совершенно иной эмоциональной модальностью — в его писаниях невозможно встретить религиозного ужаса перед бездной индифферентного бытия, для которого человечество — лишь случайная помарка, и лавкрафтианской ксенолатрии, которой заражена значительная часть ингуманистической теории. Генерал сказал бы, что эти аффекты — тактические операции грибов (и, возможно, звезд) по введению человека в амеханическое состояние, в конечном счете играющее на руку коллективному гегемону. Подход Твердого — деятельный и оборотливый (греч. πολύτροπος); человек не просто хронист гераклитовой распри внутри бытия, а ее активный и равноправный участник. Только осознав собственную агентность, можно вступить в борьбу за интересное будущее и контроль над причинностью: нам нечего терять, кроме своих каузальных цепей.

Любую непонятную философскую книгу принято называть трактатом об этике. Так вот: «Набросок...» — это безусловно, этический трактат в самом непосредственном смысле. Этика Твердого — этика внимания и воображения, оптимистическая этика включенности в мир, его инженерного пересобирания. Для занятия стратегических высот воображения, что необходимо для любого творчества, прежде всего нужно «разобразить» то, что навоображали до и за тебя, освободиться от тотальности коллективных фантазмов и аффектов, отделить интересное на самом деле от того, что им только прикидывается. Внимание — аскетическое следование за этим интересным, насколько маргинальным и «бесполезным» оно бы ни казалось. Именно отсюда, на наш взгляд, проистекает приверженность генерала трудам Чижевского и Циолковского, а также любовь к областям знания, которые презрительно именуются пара- и псевдонауками. Их невероятные с точки зрения обывателя построения, как справедливо замечает Твердый, не менее невероятны, чем творящаяся вокруг нас гиперкапиталистическая технодистопия, которую, кстати, кто-то тоже весьма последовательно вообразил. Астрологические модели в такой ситуации не хуже любых других средств для ориентирования в пространстве, а то и лучше, потому что позволяют строить более гибкие и нюансированные схемы отношений между воюющими сторонами.

Какова же финальная ставка генерала внутри этой ведущейся одновременно на всех фронтах и во всех стихиях войны? Ставка — сама война, разворот ее внутренней динамики от состояния хищного взаимоистребления к ее противоположности — любящему «ритмическому биению соединений и разъединений». Или, говоря словами другого теоретического практика соединяющей войны, «против начал, против принципов власти, против космократоров тьмы этого Эона».

А если Двенадцатый актор с нами, то кто против нас?

* Фото в начале материала: пример метарусских записей генерала Твердого с Лабубу из коллекции Музея монстриков Сергея Луговика